Она по-прежнему стояла с закрытыми глазами, чтобы лучше ощущать всю полноту его пьянящих ласк. В эти минуты для нее не существовало ничего, кроме тела Инико, прижавшегося к ней посреди возбуждающе пустынного океана. Никогда прежде она не могла представить такого даже в самых смелых фантазиях. Он хотел снова и снова пробовать ее на вкус, словно последний кусочек сладкого десерта, которого он больше не увидит долгие годы. И хотел как можно дольше сохранить этот вкус в своей памяти. Он нежно гладил ее тело, легко проводя кончиками пальцев по ее рукам, обнимавшим его широкую спину, будто боялся к ним прикоснуться; скользил пухлыми губами по ее щекам, вдыхал аромат ее волос, терся ухом о ее лоб; смотрел ей в лицо бесконечно долгие секунды... А затем с новой силой начал ласкать — очень медленно, стремясь пробудить еще большее желание.
Инико стал очень медленно расстегивать ее рубашку, по-прежнему не сводя с нее глаз; Кларенс слышала его учащенное дыхание, чувствуя, как кожа покрывается мурашками под его руками. Он сжал ее в могучих объятиях, и его губы вновь заскользили по ее шее, после чего спустились к груди; Кларенс чувствовала, как твердеют соски от прикосновений влажных горячих губ.
Она позволила ему ласкать себя. Она не могла вспомнить, когда в последний раз мужчина пробовал ее на вкус столь умело, усмиряя собственные желания.
В том же неспешном ритме последних минут он припал к ее рту своими крупными губами и поцеловал с самой нежной страстью, слегка посасывая, крепко обняв за талию. Кларенс приоткрыла губы, чтобы глотнуть воздуха, позволив ему слегка прикусить ей губу, прежде чем его опытный язык проник ей в рот.
Они сплелись так тесно, что, несмотря на рев водопада, она слышала биение его сердца. Ее руки скользнули по мощным плечам и широкой спине Инико до самой талии, лаская его кожу под мокрой рубашкой, облепившей стальные мускулы.
Инико слегка отстранился, чтобы стянуть рубашку, оставшись с обнаженным торсом. Кларенс залюбовалась твердостью его мускулов; скользнула по его телу кончиками пальцев, тут же убедившись, что он настоящий воин: кожу пересекали несколько шрамов. Она ничего не сказала, лишь нежно погладила следы старых ран. Затем потянулась к ним губами и поцеловала.
Как он наслаждался вкусом ее груди, так и она хотела попробовать на вкус его плоть, пока его сильные пальцы ласкали ее затылок, расплетали косу, играли прядями волос. Затем Инико взял в ладони ее лицо и с силой притянул к себе, чтобы вновь поцеловать с еще большей страстью. Новая волна возбуждения охватила Кларенс, и она ответила на поцелуй с неведомой прежде жадностью.
Инико целовал ее губы, лоб, ухо, шею... Она слышала его дыхание у самого уха. Шепотом он предложил ей лечь на песок, и их вздохи слились с рокотом волн, набегавших на берег, чтобы тут же откатиться назад, а затем вернуться — и вновь отхлынуть.
Кларенс не могла остановиться, лаская его. Она стремилась запомнить каждую складочку его кожи, чтобы вспоминать в Пасолобино, где его не будет рядом. Там всегда холодно. Там нет песка. И нет двух обнаженных тел у кромки моря. Эти минуты с Инико останутся одним из самых прекрасных воспоминаний в ее жизни. Она будет улыбаться, вспоминая, как мурашки бежали по телу от безудержного желания, как выгибалась ее спина, как тело принимало его в себя со всей страстью, на какую она способна. Быть может, она когда-нибудь встретит человека, с которым разделит остаток жизни, думала она в краткие минуты прояснения, но едва ли ей удастся разорвать непостижимую связь, возникшую между ними.
Без обещаний, без упреков — неразрывная связь, рожденная непостижимой близостью душ, несмотря на географическую и культурную пропасть между их народами. Отныне всякий раз, когда она услышит об Африке, перед ней будет вставать лицо Инико и его печальная улыбка.
И, охваченная этой внезапной тоской, она поняла, что Инико чувствует то же самое.
Они оба всегда будут знать, что где-то на свете есть человек, чьим запахом пропитаны все твои чувства; что где-то есть тело, чей любовный пот въелся в твою кожу; единственное на свете тело, чей вкус способен насытить твою жажду наслаждения — жажду зрелого человека, когда значительная часть пути уже пройдена, а оставшаяся часть теряется в тумане неизвестности.
Когда они вышли на дорогу в деревню, Кларенс ненадолго остановилась, чтобы полюбоваться горизонтом с высоты утеса. Море раскинулось перед ее взором во всем своем великолепии, и полная луна, пробиваясь сквозь листья пальм, отбрасывала на поверхность воды тысячи бликов.
Кларенс показалось, что она провела здесь целую вечность. Она чувствовала себя умиротворенной, спокойной и расслабленной. Но тут ее охватило внезапное чувство одиночества. Она не толком не понимала, в чем дело, но ее не покидало ощущение, что Инико хочет завладеть ее телом и душой.
«Ты не сможешь этого забыть, — казалось, хотел он сказать. — Ты не сможешь забыть ни этих имен, ни этих мест. Не сможешь забыть меня. Ты вернешься к себе на родину, унося с собой тот след, что я оставил в тебе». Когда они стояли под водопадом, она, казалось, различила в его глазах смущенное желание и слабый отблеск обиды.
«Ты не сможешь забыть тех дней, когда я овладел тобой», — казалось, говорили эти глаза.
— Ты молчишь, Кларенс, — прервал ее мысли Инико. — Или подъем в гору так тебя утомил? Вот уж не думал, что Пасолобино — сплошная плоская равнина!
— Просто не могу поверить, что на свете существует подобное место! — воскликнула она с нарочитым весельем, чтобы он не заметил ее смущения.
Инико протянул руку и погладил ее волосы.
— Отныне, — прошептал он, — всякий раз, когда я услышу название твоей страны — возможно, я стану думать о ней иначе. Я буду думать о тебе, Кларенс.
Кларенс закрыла глаза.
— А я буду думать о тебе всякий раз, как услышу об этом кусочке Африки. А ведь о нем очень часто говорят у меня дома. — Она вздохнула. — Думаю, теперь я обречена вечно помнить о тебе...
Они вернулись к машине, достали из багажника рюкзаки и пошли пешком в деревню Урека, состоявшую из нескольких бамбуковых домишек, покрытых пальмовыми листьями и стоявших на высоких опорах, чтобы не затопило во время дождей.
Около тридцати домишек за живыми изгородями протянулись вдоль немощеной улицы, обрамленной деревьями и вбитыми в землю столбами, с которых свисали черепа обезьян, антилоп и змей, чтобы отгонять злых духов. Казалось, это место совершенно не менялось на протяжении многих десятилетий. Если бы Хакобо и Килиан сейчас оказались здесь, возможно, они бы решили, что время остановилось. Деревня совершенно не походила ни на столицу, ни на северную часть острова.
В дальнем конце улицы они увидели навес без стен. Несколько человек, стоявшие рядом с ним, узнали Инико и приветливо помахали ему рукой.
— Что это за навес? — спросила Кларенс.
— Общий дом, — ответил он. — Самое важное место для нас. Здесь мы собираемся, рассказываем всевозможные истории, обсуждаем проблемы повседневной жизни и разбираем споры. Все, что я знаю о своей деревне, я услышал здесь. Кстати... — он кивнул в сторону нескольких человек, приближавшихся к ним, чтобы поздороваться, — отныне ты тоже станешь неизменной темой разговоров во всех местах, что мы посетили.
— Ах, вот как? — Кларенс с любопытством посмотрела на него. — И за какие же заслуги? Потому что я белая?
— Ну, белые люди для нас — совсем не такая диковинка, как тебе кажется. Ты войдешь в историю как невеста Инико. Пусть даже пробудешь ею всего несколько часов. — Он снова зловеще ухмыльнулся. — Но ты уже ничего не сможешь с этим поделать.
Он повернулся и зашагал в сторону группы соседей, идущих навстречу. Они вразнобой поприветствовали его, обменявшими несколькими фразами, а затем какая-то женщина махнула рукой в сторону домишек.
— Идем, Кларенс, — сказал Инико. — Оставим вещи в нашем отеле.
Заинтригованная Кларенс удивленно приподняла брови. Здесь что же, и отели есть?
Войдя в дом, она удивленно присвистнула.
В простом жилище был утоптанный земляной пол, и хотя здесь почти не было мебели, трудно было представить более гостеприимное и романтичное место. В центре комнаты находился каменный очаг; рядом были сложены дрова, чтобы развести огонь. Рядом с примитивным очагом находилось широкое бамбуковое ложе, едва приподнятое над полом — по всей видимости, кровать. На маленький столик уже кто-то успел поставить миску, полную спелых аппетитных фруктов.
— Ночевать будем здесь, — объяснил Инико, сваливая рюкзаки на пол. — А сейчас нам надлежит принять приглашение вождя. Как раз время ужинать. Соберется вся деревня.
Кларенс почувствовала в животе мурашки. Он собирается представить ее жителям деревни? Но это же лучшая возможность расспросить о предполагаемых друзьях ее отца!
В радостном предвкушении она прошла за Инико в Общий дом, который понемногу наполнялся народом.
Вождя звали Димасом. Это был невысокий сгорбленный человек с курчавыми седыми волосами и резкими глубокими морщинами. Две глубокие складки тянулись вдоль его щек, обрамляя широкий нос и толстые губы. Судя по тому, с какой теплотой поприветствовал он Инико, как и большинство остальных, Кларенс поняла, что Инико здесь очень уважают.
Все расселись на полу широким кругом. Кларенс и Инико усадили на почетные места, рядом с Димасом. Кое-кто из мужчин бросал на спутницу Инико любопытные взгляды, а несколько ребятишек уселись вокруг нее кольцом. Очевидно, в этот вечер ей суждено было быть в центре внимания, так что во время обильного ужина, состоявшего из рыбы, жареных бананов, юкки и запеченных плодов хлебного дерева, ей пришлось отвечать на множество вопросов о жизни в Испании.
Она заметила, что мужчины преспокойно сидели, пока женщины сновали туда-сюда, нося посуду с едой и напитками — по большей части, с напитками, ухитряясь при этом не спотыкаться о малышей, мельтешивших между едой и белой женщиной.
Когда неизбежная тема снега и катания на лыжах была исчерпана, Кларенс, взбудораженная как обилием новостей, так и пальмовым вином, которое впервые попробовала сегодня вечером, заразительно рассмеялась.