Всеми силами Лаха старался оттянуть момент, чтобы войти в неё. Он хотел как можно дольше дарить ей наслаждение, хотел довести до экстаза. Он не был неопытным юнцом и прекрасно знал правила любовной игры. Но это не был готовый предписанный ритуал. Это был величайший праздник чувств. Лаха объездил весь мир, спал со многими женщинами, но ни одна не доставляла ему такого наслаждения, как эта девушка, которую он случайно нашёл в заснеженных горах — самом холодном месте, какое только мог представить. Если поначалу он боялся, что разница в возрасте станет для них преградой, то теперь стало ясно, что он ошибался. Его тело больше не принадлежало ему. Он не может быть счастливым без ее ласк. В этом он был совершенно уверен.
Даниэла заёрзала под ним. Она была готова принять его. Если он сейчас же не войдёт в неё, она закричит от безумного желания, пусть даже перебудит своим криком полдеревни. Лаха устроился между ее ног и со всей нежностью, на какую был способен, начал медленно входить в неё, одновременно лаская рукой ее волосы. Даниэла застонала и выгнулась всем телом, чтобы ускорить долгожданное вторжение. Ей необходимо было почувствовать его внутри себя, слиться с ним воедино, полностью раствориться в этом единении, чтобы одновременно взорваться, освобождаясь от невыносимо-радостного бреда, столь беспощадно ими овладевшего.
Лаха перевернулся на спину, прерывисто дыша, с бешено бьющимся сердцем. Даниэла долго лежала рядом, закрыв глаза; затем повернулась к нему и положила руку ему на грудь. Лаха обнял ее и прижал к себе.
— Такого со мной ещё никогда не случалось, — тихо произнёс он. — Как будто...
Он так и не решился договорить.
Зато решилась она — прежде чем погрузиться в глубокий сон:
— Как будто бы сама судьба нас свела, да?
Кларенс вернулась два дня спустя. Праздники заканчивались, и выздоровление матери совпало с началом занятий, потому она и задержалась с возвращением в Пасолобино. А расследование относительно Лахи так и не сдвинулось с мертвой точки: все никак не выпадало подходящего случая. Отцу теперь совсем не до того, чтобы выслушивать от дочери подобные обвинения, когда жена лежит в больнице в Бармоне. Что же касается Даниэлы, то Кларенс больше не намерена была ждать ни минуты: как только Лаха сядет на автобус в Сарагосу, она все расскажет.
Кларенс наблюдала, как спокойно и сердечно, с улыбкой на губах, прощаются Даниэла и Лаха на автобусной остановке в Себреане. Как не похоже было это прощание на ее тяжкое расставание с Инико на Биоко! Не означает ли это, что Даниэла и Лаха не намерены расставаться навсегда?
Когда настала ее очередь прощаться, Лаха крепко обнял ее.
— Спасибо тебе за все, дорогая Кларенс! — сказал он. — Это были чудесные дни!
Кларенс почувствовала прилив искренней радости, охватившей друга, и не смогла удержаться от ответа:
— Ах, Лаха! Подумать только, всего несколько месяцев назад для меня не существовало ни тебя, ни Бисилы... ни Инико... А теперь мне кажется, будто я знала вас всю жизнь! Словно наши жизни сами стремились друг к другу, и теперь неразрывно переплелись!
— Хочешь сказать, — шутливо прошептал он на ухо, — у тебя тоже странное чувство, что ты не можешь противиться воле духов?
Кларенс нехотя разжала объятья, тяжело вздохнула и отстранилась. Лаха наскоро поцеловал Даниэлу и забрался в автобус. Даниэла долго махала ему рукой, пока автобус не скрылся из виду.
— А сейчас пойдём выпьем по стаканчику пива, — предложила Кларенс.
Хотя ее слова прозвучали скорее как приказ, чем как предложение. — Как давно мы с тобой не говорили наедине!
Закончив излагать факты и умолчав лишь о своих отношениях с Инико, Кларенс опустила взгляд и вздохнула.
В некоторых местах ее рассказа глаза Даниэлы наполнялись слезами, которые порой даже текли по щекам. Кузина слушала внимательно, надувала губы, изгибала брови, подпирала руками подбородок, содрала с бутылки этикетку и разорвала ее на тысячу мелких клочков, но так ничего и не сказала.
— Теперь смысл записки, которую я нашла, более чем ясен, — закончила Кларенс. — В ней говорится: «Старший работает, другой поглощён учебой». Теперь понятно: речь идёт о двух братьях, Инико и Лахе, — она нервно закурила; ее ладони дрожали. — Единственное, чего я до сих пор не могу понять, так это какое отношение имеют к этой истории Димас из Уреки и Мануэль... Ну, что молчишь? Или нечего сказать?
— Ну что тут можно сказать? — пожала плечами Даниэла, ещё не успев оправиться от потрясения. — Ты же сама говоришь, что у тебя нет неопровержимых доказательств, кроме совпадения имён и кое-каких деталей...
Они ещё раз сопоставили все даты и данные, и снова пришли все к тому же выводу: очень возможно и даже весьма вероятно, что Лаха и Кларенс — брат и сестра, но абсолютной уверенности у них по-прежнему нет, и подтвердить это может только Хакобо.
«Даже если и так, — подумала Даниэла, — мои к нему чувства от этого не изменятся».
Девушки ненадолго замолчали, погружённые в свои мысли.
«А я ещё думала, что кузина ревнует...» — подумала Даниэла.
— Итак, что будем делать? — спросила Кларенс, радуясь, что избавилась наконец от тайны, мучившей ее все последние месяцы, и теперь она может с кем-то это обсудить.
— Просто не могу поверить... — Даниэла нервно хмыкнула. — Не могу поверить, что Лаха может оказаться моим... кузеном!
Но тут ее внезапно озарила другая безумная мысль, и она вдруг почувствовала безмерную тяжесть в груди.
— Что случилось? — спросила Кларенс. — Ты так побледнела!
— Ох, Кларенс! — вздохнула она. — А ты... Ты уверена, что отцом Лахи точно не может быть... — У неё еле хватило духу, чтобы закончить фразу: — Не может быть... Килиан?
Кларенс покривила губы и убеждённо покачала головой.
— Хулия почти призналась в том, что его отец — Хакобо, — сказала она. — И потом, ты можешь представить, чтобы твой отец скрывал такое столько лет?
— Ты права: едва ли он сумел бы меня обмануть, — Даниэла сделала глоток пива. Тяжесть в груди исчезла так же мгновенно, как и возникла. — Папа сейчас более молчалив, чем всегда; он выглядит даже подавленным, но совершенно спокойным. Будь Лаха его сыном, он бы куда больше нервничал.
— А мой, с позволения сказать, отец — разве не спокоен? А впрочем... — задумалась Кларенс. — Одним словом, когда мы расскажем им обо всем, что узнали?
Даниэла тоже задумалась. Помимо того, что ей известно происхождение Лахи, ей пришлось бы признаться и в своих отношениях с ним. Слишком много всего сразу...
— Давай пока дома ничего не скажем, — попросила она. — Сначала мне бы хотелось поговорить с Лахой.
За первые месяцы 2004 года, помимо долгого отсутствия Хакобо и Кармен и засевшей в Сарагосе Кларенс, заваленной работой, главной переменой в Каса-Рабальтуэ стали постоянные отлучки Даниэлы, уезжавшей в Мадрид каждые три-четыре недели. Жизнь в замкнутом мирке долины стала для неё поводом говорить, что она ездит в Мадрид якобы для повышения квалификации.
Кларенс не могла понять, как остальные — и особенно дядя Килиан — не замечают, насколько переменилась ее кузина. Более того, только Кларенс подозревала, что Лаха и Даниэла продолжают встречаться. Как им это удаётся, на таком-то расстоянии? Ей вдруг пришло в голову, что Лаха просто делает остановку в Мадриде всякий раз, когда летит из Калифорнии на Биоко и обратно.
После каждого своего визита в столицу Даниэла возвращалась домой измученная, но счастливая. Кларенс с завистью думала, что, если Лаха хотя бы вполовину столь изумительный любовник, как Инико, Даниэла имеет все основания чувствовать себя счастливой. Однако эти мысли заставляли ее лишь больше тревожиться за кузину, поскольку такие частые отлучки могли означать лишь одно: Даниэла и Лаха успешно преодолели начальный этап испепеляющей страсти и, поскольку признаков угасания чувств явно не наблюдается, было ясно, что единственное, о чем они мечтают — всегда быть рядом, узнать друг друга до мельчайших деталей и провести вместе остаток дней.
Это было ясно.
Вдали от Пасолобино, хотя Лаха и Даниэла ещё не знали, где, когда и как.
Ситуация, конечно, была непростой. Биоко, Калифорния и Пасолобино образовывали треугольник с очень длинными сторонами. Кто-то из этих двоих должен быть готов к тому, что придётся следовать за другим по всему свету. Иными словами, или Лаха должен поселиться в Испании, или Даниэле придётся разрываться между Калифорнией и Биоко. Лаха утверждал, что профессия медсестры обладает тем преимуществом, что в любой части света можно найти работу. Например, в Гвинее ее возьмут в любую клинику, хоть и будут меньше платить, чем здесь. Та же Бисила могла бы помочь найти для неё работу.
Какое совпадение, что две его такие любимые женщины оказались медсёстрами!
Но Даниэла волновалась не столько о своем трудоустройстве, сколько о другом. С одной стороны, она так пока и не призналась Лахе, что догадывается, чей он сын. Она чувствовала себя эгоисткой, но очень боялась, что шокирующая новость разрушит их отношения. С другой стороны, она так и не решилась поговорить с отцом.
Они с Килианом всегда были настолько близки, что ей стоило невероятных усилий не рассказать ему, что она почувствовала, встретив Лаху. Даниэла никогда прежде не расставалась с отцом, за исключением понедельников и пятниц, когда у неё были занятия в университете. Хакобо, Кармен и Кларенс составляли ее семью, но отношения между Килианом и Даниэлой были совершенно особенными, словно их связывало нечто, известное лишь им двоим.
И как она теперь могла ему сказать, что собирается улететь так далеко — в ту самую минуту, когда особенно ему нужна?
Учитывая, с какой скоростью развивались ее отношения с Лахой, рано или поздно придётся выбирать, и ей хотелось как можно дольше оттянуть этот момент. И здесь не поможет ни ее практичный характер, ни логика, ни организаторские способности, ни решительность. Любовная история с человеком, так на неё непохожим, настолько старше ее, с которым она, возможно, делит одни гены, честно говоря, никак не входила в планы Даниэлы. О таком она никогда не мечтала.