Килиан смерил отражение брата в зеркале долгим суровым взглядом. Хакобо закашлялся, несколько пристыженный. Наконец, Килиан глубоко вздохнул и повернулся к нему.
— А как остальные? — спросил он, чтобы сменить тему.
— Сантьяго уехал с острова пару месяцев назад... Сказал, что он уже слишком стар для всей этой беготни. Теперь у нас новенький, работает со мной в Якато.
— Уж лучше с тобой, чем с Грегорио! — заметил Килиан. — А как Хулия с Мануэлем?
— Я их мало вижу. — Хакобо не имел ни малейшего желания вдаваться в объяснения на тему этой счастливой семьи. У Хулии теперь был один только свет в окошке: маленький Исмаэль. — Ещё вопросы есть?
— А как новый урожай? Сбор уже начался?
— Сушилки работают в полную мощь. Ты прилетел в самое пекло!..
Да, подумал Килиан, до января жизнь на плантации будет сплошным сумасшедшим домом. Но он любил это время.
Скоро закончатся дожди и начнется удушающая жара. Он чувствовал себя достаточно сильным и готовился ее пережить.
— А впрочем, есть одна хорошая новость, — продолжал Хакобо. — Зерна теперь перемешивает автоматика: больше не нужно бегать туда-сюда и ворошить их лопатами.
— Да, это хорошая новость, — согласился Килиан.
Они немного помолчали. Килиан взял галстук и стал повязывать его вокруг шеи. Удивлённый Хакобо заёрзал на стуле.
— Куда это ты так вырядился? — спросил он.
— В Обсай. Сегодня Хосе крестит внука.
— Так это в Обсай ты так разоделся? — нахмурился брат.
Килиан понял его вопрос совершенно иначе: «Так это ты для негров так наряжаешься?» Он наконец закончил завязывать узел галстука.
— Крестины есть крестины, где бы они ни были. Кстати, не хочешь пойти со мной?
— У меня куда более интересные планы в городе. — Хакобо поднялся и направился к двери. — Кстати, чуть не забыл! Кое-кто здесь по тебе очень скучал. Как только она узнает, что ты вернулся и не повидался с ней, непременно заявится на плантацию. Думаю, она надеется, что ты привёз ей подарок из Испании.
Саде...
Килиан фыркнул. Как же это он забыл о ней? Он был уверен, что за долгое время его отсутствия Саде тоже забыла о нем, однако слова брата однозначно дали ему понять, что это не так.
— С каждым днём она все хорошеет. — Хакобо цокнул языком. — А поскольку я твой брат, то она... — Килиан бросились него быстрый взгляд, и Хакобо расценил это как предупреждение. — Да успокойся, шучу, — подмигнул он. — Уверен, после стольких месяцев воздержания ты отдерешь ее за милую душу. Не думаю, что найдётся хоть одна испаночка, которая могла бы сравниться с ней... — Он выжидающе посмотрел на брата, однако тот отреагировал совершенно равнодушно. — В конце концов, — уступил Хакобо, — коли уж ты вернулся, ни одна из них тебе не откажет.
Килиан по-прежнему молчал, давая понять брату, что не желает продолжать этот разговор. К тому же он не собирался терять время, обсуждая свой пошлый и безвкусный роман или возможное воссоединение с Саде, к чему он никак не стремился. В эти минуты у него были куда более срочные дела. Он открыл баночку с гелем для волос, зачерпнул немного содержимого и зачесал волосы назад. Затем в последний раз посмотрелся в зеркало и вышел вслед за братом.
Хосе был счастлив снова увидеть друга. То ли эта радость, то ли выпитое вино придали ему смелости, и он крепко обнял Килиана.
Когда он добрался до двора Обсай, праздник был в самом разгаре. Во дворе собралось множество народу; брасерос пели и танцевали под звуки барабанов. Все они были в лучших нарядах: мужчины — в длинных брюках и белых рубашках, женщины — в длинных платьях и разноцветных головных уборах, хотя кое-кто из них щеголял в модных европейских платьях до колен, перехваченных широким поясом. Килиан вспомнил, что именно так они наряжались, когда отправлялись субботними вечерами на гулянку в Санта-Исабель, а вот теперь явились поздравить Моси и выразить ему своё уважение.
Хосе снова крепко обнял его.
— Я так скучал по тебе, white man, — прошептал он.
— Я тоже, Озе, mi frend, — голос Килиана звучал серьёзно, хоть он и не мог сдержать улыбки. — Я всегда тщательно готовлюсь к твоим праздникам!
— Нужно праздновать каждую мелочь! — сказал Хосе. — Сегодня мы здесь, а завтра... с духами!
— И где же его крестили? — спросил Килиан. — Ты не говорил, что падре Рафаэль приходил сюда, да и я в это ни за что не поверю!
Времена, конечно, изменились, но Килиан был уверен, что священник по-прежнему считает своим долгом обращать туземцев на путь истинный, а потому ни за что не станет принимать участия в языческих обрядах.
— Падре Рафаэль уже провёл обряд крещения в Сарагосе, полный обряд и очень красивый, — ответил Хосе. — Мы сделали все так, как велит твоя церковь. — Он лукаво подмигнул. — И мы не снимали обувь, пока находились в главном дворе.
Килиан звонко расхохотался и огляделся. Повсюду слышалась речь буби и пиджин-иглиш. Он по-прежнему не понимал язык буби, но нигерийский диалект уже знал не хуже, чем пасолобинский.
Несколько человек подняли стаканы за его возвращение. Другие — среди них были Валдо, Нельсон и Экон — подошли его поприветствовать, хлопая по спине.
Валдо тоже повзрослел, как и Симон, но его широкий лоб по-прежнему составлял резкий контраст с остальными, более мелкими чертами. Нельсон явно прибавил в весе, лицо его стало ещё круглее, а второй подбородок — ещё толще. В кучерявой шевелюре Экона, уже довольно свободно говорившего по-испански, уже блестела седина, но когда он улыбался, на щеках по-прежнему проступали ямочки, очень его молодившие.
Низенькая полноватая женщина, которая представилась как Лиалия, оказалась женой Экона. Она тут же утащила мужа танцевать под шутки и смех остальных. Килиан едва сдержал удивлённый возглас, сообразив, что впервые видит жену Экона — ту самую, которую тот делил с Умару. Эта мимолётная мысль заставила Килиана вспомнить об ужасных минутах, когда он в ярости избил Умару, и тот решил отомстить. Как теперь живётся Умару на родине? Не то чтобы Килиана так уж беспокоила его судьба: в конце концов, если бы не Хосе, возможно, Умару убил бы его; и все же, сколько бы времени ни прошло, его всегда будет мучить чувство вины за тот поступок; он никогда не сможет забыть о нем.
Валдо протянул ему маленькую плошку со спиртным, и Килиан сделал глоток. Жидкость обожгла горло и желудок. Бой барабанов отдавался у него в груди, а монотонное пение женщин звучало так знакомо, словно он здесь вырос.
Это был настоящий праздник жизни. Ни горящих свечей, ни святой воды, ни елея для помазания новорожденного, чтобы освободить его от первородного греха и ввести в лоно Святой Церкви. Зато были свежий пот, горячая кровь, напряжённые мускулы и берущие за душу звуки, прославляющие величин жизни.
— Словно ничего не изменилось за сотни лет... — прошептал Килиан, совершенно околдованный праздничной атмосферой.
Хосе услышал это замечание.
— О, mi friend! — произнёс он. — Здесь все время кажется, что ничего не изменилось, но на самом деле это не так.
Он опустил руку на плечо Килиана.
— Теперь у меня есть ещё один внук, кровь от крови моей. Это ли не перемена?
— Вот ты и снова стал дедушкой! — провозгласил Килиан.
Хосе радостно рассмеялся.
— Кстати, где родители новорожденного? Мне бы хотелось их поздравить.
И снова это случилось.
Она подняла на него взгляд — и весь мир вокруг замер, и смолкли все песни.
Это длилось не более мгновения. Ее огромные ясные глаза пронзили Килиана, словно две стрелы. Это длилось лишь миг, но за этот миг он успел понять, как она рада снова его увидеть.
Она сидела с красивым пухлым младенцем на руках. Сияющая белизна открытого платья на широких бретелях оттеняла ее тёмную кожу. В нескольких метрах от неё Моси выпивал и приплясывал в компании друзей, но при этом то и дело подозрительно косился на жену, которая слишком уж заинтересованно смотрела на массу Килиана.
Килиан опустил глаза и посмотрел на ребёнка.
— Поздравляю! — произнёс он. — Какой хорошенький! Как его зовут?
— Инико, — ответила она. — Это означает «рождённый в тяжелые времена».
Килиан поднял взгляд и снова посмотрел на неё.
— Разве сейчас тяжелые времена?
Она выдержала его взгляд.
— Возможно, как раз сейчас времена и меняются, — ответила слегка дрожащим голосом.
Они молча смотрели друг на друга.
— Я рада, что ты вернулся, Килиан, — прошептала она.
Килиан застыл на месте, услышав эти слова из ее уст.
Он до сих пор даже не знал ее имени!
Для него она всегда была дочерью Хосе. Дочь Хосе! Очаровательная медсестра, которая ухаживала за Антоном перед смертью. Прелестная женщина, что утешала его в горе. Ее лицо до сих пор вставало у него перед глазами в самых чудесных снах.
И он до сих пор не знал ее имени...
Он чувствовал, как заливается краской стыда.
— П-прости... — произнёс он, слегка заикаясь, — н-но... я не знаю твоего имени.
Ее полные, чётко очерченные губы дрогнули, и прекрасное лицо озарила широкая улыбка. Она подняла руку и погладила две раковины на кожаном шнурке, висевшие у неё на шее.
«Я думала, ты так никогда и не спросишь», — подумала она.
— Меня зовут Даниэла Бисила, — ответила она вслух.
Светловолосый двухлетний малыш в коротких голубых штанишках на голое тело, с нагрудником и лямками, перекрещенными на спине, играл дверцами «студебеккера-аванти». Его пухлые ручонки то открывали, то закрывали дверцы и капот маленькой машины с квадратными фарами.
— А ты, должно быть, Исмаэль, — Килиан наклонился, чтобы погладить его по голове. — Как ты вырос... А твоя мама там?
Малыш по-прежнему молчал, наморщив лобик; казалось, он вот-вот заплачет.
— Ну, что ты? — пробормотал Килиан. — Испугался?
— Оба! — услышал Килиан весёлый голос Хулии. — Можешь подержать ребёнка?
В дверях показалась маленькая женщина с детским выражением лица и волосами, убранными под зелёный платок, и застыла, удивленно глядя на Килиана. Узнав подругу Саде, Килиан нахмурился. Что она здесь делает?