Он просил всех своих друзей и брата, чтобы они, если поедут в клуб, не говорили Саде, что он уже вернулся. И вот теперь эти меры предосторожности оказались бесполезны, ведь Оба непременно сообщит подруге, что видела его.
— Скажи сеньоре, что пришёл ее друг, — попросил он.
— Килиан! — услышал он чей-то возглас.
К нему спешила Хулия, в белых брюках до середины икры и топике на бретельках.
— О Боже! — воскликнула она, крепко обнимая его. — Сколько лет, сколько зим! Наконец-то ты соизволил осчастливить нас, вернувшись из отпуска! — с укоризной ткнула она пальцем ему в грудь. — Два сезона и полгода в Испании — и ни слуху, ни духу! Что у тебя случилось, что ты исчез почти на год? Я уж думала, ты не вернёшься.
Килиан рассмеялся при виде подобного драматизма.
— Я заходил к вам на днях, но мне сказали, что вы уехали.
— Наверное, это было, когда Мануэль повёз меня на очередную ботаническую экскурсию... — вспомнила она. — Ну, заходи, выпьем кофе.
Лёгкий шум привлёк его внимание. На руках у Обы Исмаэль перестал плакать и теперь с любопытством смотрел на гостя.
— У тебя очень красивый сын, — заметил Килиан.
Хулия ответила благодарной улыбкой и попросила Обу погулять с ребёнком.
— Так Оба — его няня? — спросил он. — Я думал, она работает на фактории.
— Она там и работает, но очень любит нашего малыша, и ей нравится проводить с ним время. — Хулия понизила голос. — На самом деле, — прошептала она, — она просто ищет любой повод, чтобы приехать на плантацию. Судя по всему, один человек с плантации завладел ее сердцем. Это Нельсон, один из бригадиров.
— Теперь понимаю, почему он повадился в последнее время ездить к вам за покупками! — Килиан вслед за Хулией прошёл на террасу, оставив пробковый шлем на столике в прихожей, и устроился в плетёном кресле. — А как твои родители? — спросил он. — Эмилио по-прежнему в районном совете?
— Сейчас у него работы, как никогда, — ответила она. — Не знаю, как он справляется со всеми административными делами, весь день разбирая претензии, вынося решения по судебным делам, готовя новые проекты и законы. Сначала я думала, что он делает все это больше для мамы, чем для себя — ты же знаешь, как она любит быть в курсе всего происходящего... Но в конце концов я пришла к выводу, что на самом деле он одержим идеей внести свою лепту в развитие Санта-Исабель. — Она глубоко вздохнула. — Пойду приготовлю кофе, а потом поговорим.
Пока она готовила кофе, Килиан бездумно листал журнал, лежавший на тумбочке, на обложке которого красовалась черно-белая фотография Франсиско Франко в военной форме, с женой и дочерью — обе в мантильях поверх закрытых платьев. Фотография была сделана по случаю первого причастия одной из внучек генералиссимуса.
Вскоре вернулась Хулия. Как всегда, Килиан чувствовал себя в обществе подруги уютно и непринуждённо, а сама она казалась вполне довольной и счастливой в новой роли матери; с другой стороны, ее беспокоили тревожные политические новости, ходившие по острову. Он хотел спросить, как перенёс Эмилио, что его начальником, мэром, стал туземец, как вдруг снаружи послышался обеспокоенный женский голос, настойчиво звавший Мануэля. Килиан мгновенно узнал этот голос и бросился навстречу. Хулия тоже встала, и оба поспешили к дверям.
— Бисила! — воскликнула Хулия. — Что случилось?
— Срочно нужен доктор, — Бисила различила за спиной Хулии мужскую фигуру, и на ее лице промелькнули удивление и растерянность. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы продолжить рассказ; она растерялась не столько из-за случившегося, сколько из-за нежданной встречи. — К нам привезли... привезли...
Килиан едва удержался, чтобы не взять ее за руки, желая успокоить.
— Успокойся, Бисила, — мягко произнёс он. — Расскажи, что произошло.
— Сеньора, падре Рафаэль привёз тяжело раненного человека, чтобы дон Мануэль о нем позаботился. Он почти не может говорить, лишь твердит, что он друг вашего отца.
— Друг отца? — удивленно переспросила Хулия. — Мануэль в городе, даже не знаю, когда вернётся... Проводи меня к нему...
— Я вас провожу, — предложил Килиан.
Хулия благодарно кивнула.
Они поспешно пересекли маленький дворик, отделявший дом врача от здания больницы. Когда они поднимались по лестнице, навстречу вышел падре Рафаэль. Килиан заметил, как он постарел. Он с трудом двигался, а волосы совсем поредели. На его белом костюме алели пятна крови.
— Что случилось, падре? — с тревогой спросила Хулия.
— Я возвращался из города и обнаружил в канаве этого несчастного. Как сумел, затащил его к себе в машину и хотел отвезти в городскую больницу, но он без конца повторял имена Мануэля, Эмилио и Сампаки, и я привёз его сюда. Он никак не хотел отпускать мою руку, поэтому я послал Бисилу за Мануэлем.
— Он уехал в город, — ответила Хулия. — Даже не знаю, когда он вернётся.
— Ах, дочь моя! — вздохнул священник. — Не знаю, правильно ли я поступил, что привёз его сюда, но он так настаивал... Я лишь понял, что его зовут Густаво.
— Густаво! — обеспокоенно воскликнула Хулия. — Боже!
Килиану вспомнился тот давний спор в казино.
— Несколько месяцев назад его арестовали и отправили в Блэк-Бич... Спасибо вам, падре, — обратилась Хулия к священнику. — Но прошу, не говорите ничего сеньору Гарусу. Ему не понравится, что мы оказываем помощь человеку, не имеющего отношения к плантации. Так что пока будем держать это в тайне.
— Мне очень жаль, но я не могу остаться, — сказал священник. — Мне нужно служить мессу в Сарагосе. Если... если я буду нужен... сами понимаете, если придёт его час... пришлите за мной кого-нибудь.
— Да, конечно... Но я хочу вас попросить ещё об одном, падре. Когда будете уходить, скажите Йеремиасу, пусть он или Валдо известят Димаса, что Густаво здесь. Они знают, как с ним связаться.
Через несколько секунд они оказались в большой палате — просторном помещении с дюжиной коек, выстроенных в два ряда, которое почти всегда пустовало. Сейчас на одной койке в дальнем углу, отгороженной от других тонкой белой занавеской, лежал мужчина. Ещё издали, проходя между рядами коек, Килиан и Хулия поняли, насколько все серьёзно.
Мускулистое тело Густаво напоминало груду окровавленного тряпья; казалось, на нем не осталось ни кусочка кожи, который не был бы покрыт ранами. Хулия зажала рот рукой, чтобы сдержать рыдания. Лицо Густаво, сплошь покрытое синяками, распухло и стало совершенно неузнаваемым. В довершение всего, мерзавцам пришла в голову циничная мысль надеть на раненого большие квадратные очки с разбитыми стёклами, желая придать ему смешной и нелепый вид.
С полными слез глазами Хулия наклонилась к самому его уху.
— Густаво, ты меня слышишь? Я Хулия, дочь Эмилио. Мы о тебе позаботимся. Ты поправишься, я тебе обещаю. — Она склонилась ниже и прошептала сквозь зубы: — Мануэль в городе!
К ним подошла Бисила.
— Сначала с него нужно снять одежду и продезинфицировать раны... Если хотите, можете посидеть рядом и поговорить с ним, чтобы он чувствовал себя спокойнее.
Во время этой процедуры Хулия старалась не смотреть на раны, покрывающие тело Густаво. Килиан заметил, что с каждой минутой она все больше бледнеет.
Мужчина был действительно зверски избит. Килиану самому стоило невероятных усилий, чтобы не упасть в обморок. Но рядом с ним Бисила изящными осторожными движениями промывала раны. Килиан дивился ее невероятной выдержке. Ни разу на ее лице не отразилось никаких признаков отвращения. Напротив, промывая раны, она что-то тихо шептала на буби, и ее слова, казалось, успокоили раненого, и на его изуродованном лице проступило некое подобие улыбки.
— Мне бы хотелось знать твой язык и понимать, что ты ему говоришь, — прошептал Килиан, наклоняясь к ней. — Должно быть, ты сказала ему нечто особенное, раз он улыбнулся — в его-то состоянии...
Бисила подняла на него свои прозрачные глаза.
— Я ему сказала, что он слишком безобразен, и духи его не примут, а когда он поправится, то станет таким здоровым, что сам не захочет уходить...
— Думаешь, он выживет?
— Он будет долго поправляться, но я не вижу ни одной смертельной раны.
— Кто это сделал, Густаво? — прошептала Хулия.
— Те, что лают, как собаки на цепи, — ответила Бисила, — часто оказываются в тюрьме.
— Ну кто тебе мешал спокойно заниматься своей учительской работой и радоваться жизни? — спросила Хулия, и Густаво что-то прорычал в ответ. — Если ты поправишься, вряд ли у тебя возникнет желание продолжать борьбу за свободу.
— Как они могли сотворить с ним такое? — спросил Килиан, прислушавшись к словам женщин. — Как могли бросить в тюрьму испанского гражданина?
Бисила фыркнула, и Килиан удивленно посмотрел на неё.
— Как мы можем во всем этом разобраться, если в Испании тоже не могут договориться? — воскликнула, в свою очередь, Хулия. — По словам отца, испанское правительство разделилось. Одни выступают на стороне умеренных, как министр иностранных дел Кастелья, считающий, что провинция должна двигаться к независимости маленькими шажками. Другие держат сторону премьер-министра, Карреро Бланко, сторонника жёсткой колониальной политики, держащего в страхе всех колониальных лидеров.
— Боюсь, наш губернатор того же мнения, — с иронией в голосе заметила Бисила.
— Сеньора! — послышался голос Обы с другого конца комнаты. — Вы здесь? Мне нужно уйти...
Хулия встала.
— Мне очень жаль, но вам придётся продолжать без меня, — сказала она.
После ухода Хулии Килиан и Бисила долго молчали. Густаво глубоко уснул под действием успокоительного, которое вколола ему медсестра. Впервые в жизни Килиан и Бисила остались наедине, и теперь никто из них не знал, что сказать.
Тело Густаво отмыли от крови, и теперь оставалось лишь наложить несколько швов на пару глубоких ран на ноге, так что, по сути, присутствия Килиана уже не требовалось. Однако он не хотел уходить, да и Бисила не спешила его отсылать. Они лишь молча наслаждались обществом друг друга, как в тот день, когда она извлекала из него клеща, только на этот раз ее руки касались чужого тела, а вовсе не Килиана.