— Ты проделала прямо-таки грандиозную работу, — похвалил он, когда Бисила обрезала последнюю нитку. — Я поражён.
— Ты тоже очень помог, — Бисила встала и потянулась, расправляя ноющую спину, затёкшую после нескольких часов, проведенных в неудобном положении.
— Любой на моем месте поступил бы так же, — скромно ответил Килиан.
— Нет, — твёрдо возразила она. — Не любой.
Килиан почувствовал лёгкий укол вины. А ведь и вправду: насколько честен был его ответ? Окажись на месте Бисилы другой человек, помогал бы он так самоотверженно лечить Густаво? Ведь, несмотря на сложность ситуации, он наслаждался каждым ее жестом, каждым движением, каждым взглядом, каждым вздохом. На протяжении нескольких часов они работали плечом к плечу, и эти часы показались ему одним мгновением.
— Теперь ему нужно отдохнуть, — сказала Бисила. — Я за ним присмотрю, пока не придёт доктор. Пойдём, нам нужно умыться, — она указала на его испачканные кровью руки. — В таком виде ты не можешь вернуться в сушильню. Ты сейчас похож на мясника.
Бисила провела его в маленькую комнату рядом с процедурным кабинетом, где стояли два умывальника. Оба вымыли руки, лицо и шею. Затем она взяла полотенце, слегка намочила и протерла его лицо.
— У тебя пятна на лбу, — пояснила она.
Килиан закрыл глаза и сжал кулаки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не обнять ее за талию и не прижать к себе. Он был уверен, что она не оттолкнёт ему, потому что возилась с ним намного дольше, чем требовалось, чтобы вытереть лоб. Ехидный внутренний голосок напомнил ему, что Бисила замужем за другим и имеет ребенка, и ничем хорошим это не кончится. Но влечение не желало подчиняться здравому смыслу.
— Вот и все, — сказала Бисила, прерывисто дыша в нескольких сантиметрах от него. — Но ты должен сменить рубашку. Даже не знаю, удастся ли ее отстирать.
— Бисила! — послышался чей-то голос. — Ты там?
Она вздрогнула.
— Да, дон Мануэль, — ответила она. — Рядом с лазаретом.
Она взяла полотенце, сделав вид, что тщательно вытирает руки, пока Килиан выходил его встречать.
Мануэль привёл с собой мужчину-буби с резкими чертами лица, намного ниже его ростом. Его щеки его рассекали два шрама.
— Привет, Килиан, — Мануэль протянул ему руку. — Хулия мне все рассказала. Спасибо, что помог Бисиле.
— Я рад, что оказался полезен.
— Это брат Густаво, его зовут Димас, — сказал Мануэль. — Он работает бригадиром на плантации Констансия — здесь же, рядом.
— Как он? — обеспокоенно спросил Димас.
— Сейчас он спит, — ответила Бисила. — Думаю, все будет хорошо.
Димас перекрестился и скрестил руки на груди.
— Ну что ж, пойдём, посмотрим, как он там, — сказал Мануэль.
Килиан дождался, пока стихнут шаги, и лишь тогда позволил себе пошевелиться. Он дождался, когда Бисила обернётся и подарит ему на прощание пристальный взгляд своих неповторимых глаз, принадлежавших лишь ему одному на протяжении этих нескольких блаженных часов.
И тогда, слегка кивнув в ответ, он вернулся к своей монотонной жизни с трепещущим сердцем, наполненным мечтой.
Бисила подошла к сушильне, притворившись, будто ищет отца: это был отличный повод, чтобы как будто случайно приблизиться к Килиану. Желание снова увидеть его заставляло ее сердце биться сильнее.
Это желание не покидало ее с самого первого дня знакомства... Сколько они уже знакомы? Пять лет?
Нет, образ Килиана преследовал ее с самого дня ее свадьбы, когда ей было пятнадцать и он впервые заговорил с ней, спросив, почему она так печальна в этот счастливый день. Ответ был очень прост, но, конечно, она не сказала ему правды. Она не любила Моси, великана, с которым ее связали браком; она любила белого мужчину, который именно поэтому был для неё недоступен. И вот этот белый мужчина снизошёл до неё и поздравил с замужеством, прочитав в ее взгляде, что она несчастна; она полюбила его с того самого дня, когда он впервые пришёл в ее родную деревню вместе с Хосе, но тогда он ее даже не заметил.
Юная Бисила наблюдала за ним издали, чтобы сохранить в памяти его черты и жесты. Килиан был высоким и крепким. Его тёмные волосы, слегка отливавшие медью, всегда были коротко подстрижены и зачёсаны назад, а выразительные зеленые глаза большую часть времени прищурены, потому что он неустанно улыбался. Его улыбка была искренней и открытой, как и взгляд. Его большие руки, привыкшие к физической работе, то мелькали в воздухе, когда он что-то рассказывал, то были сложены под подбородком, когда он задумчиво на них опирался.
И тогда взгляд его становился мечтательным, а Бисиле казалось, что душа Килиана покинув тело, перенеслась в его мир и ведёт молчаливую беседу с прошлым, оставшемся за тысячи километров от этого острова, и с настоящим, с мечтами и реальностью, старым и новым, близким и далёким, знакомым и неизведанным.
Несмотря на молодость, Бисила полностью осознавала, что ее никогда не пустят в мир Килиана. Возможно, ей даже не удастся с ним толком поговорить. Он был молодым и привлекательным белым мужчиной, который приехал на Фернандо-По зарабатывать деньги. Рано или поздно он вернётся домой, чтобы там создать семью; она же — чёрная девушка из африканского племени с маленького острова, жизнь которой предопределена с самого рождения.
Как бы она ни старалась учиться, как бы ни настаивал на этом ее отец, это не освобождало ее от замужества и рождения детей. В лучшем случае, ей удалось бы получить работу, не связанную с бесконечным копошением в земле, и это ее несколько утешало, но не спасало от тоски, сжимавшей сердце, когда она слышала смех этого белого мужчины. Но ничего не оставалось, как хранить свою мечту в тайне, под покровом сдержанности и отчуждения.
Но это было давно. Теперь все изменилось. Благодаря своему браку с Моси и работе в больнице, она могла жить в Сампаке, рядом с ним. Она подолгу наблюдала, как работает Килиан, пусть даже он и не обращал на неё внимания; но ей было достаточно видеть его каждое утро по дороге на работу в больницу и каждый вечер, возвращаясь домой, прежде чем лечь в постель с ненасытным Моси.
Наконец, ей повезло, и она получила заветную награду, когда выпала возможность оказать ему моральную поддержку после смерти его отца. Воспоминания об этой мимолётной ласке и о тех минутах, когда она ощупывала его ногу, чтобы извлечь клеща, согревали ей душу каждую ночь все то время, когда он был в отпуске на родине, не давая ей погрузиться в бездну отчаяния, пока она думала, что больше никогда его не увидит...
Какими же далёкими казались ей теперь эти печальные дни! Она вспомнила, как в первые недели его отсутствия пыталась всеми силами противостоять этой иллюзии, убеждая себя, что то были лишь детские мечты, а жизнь продолжается, и нужно стать хорошей женой, тем более, что ей повезло выйти замуж за достойного человека. Моси не возражал, что она проводит долгие часы вне дома, целиком посвящая себя работе. Он хотел лишь одного: чтобы Бисила родила ему сына, а она, пользуясь своими познаниями в медицине, делала все, чтобы как можно дольше оттянуть этот момент, потому что в ее душе гнездился страх, что ребёнок навсегда привяжет ее к Моси и разлучит с Килианом.
Но проходили месяцы, Килиан не возвращался, а Моси уже начал терять надежду когда-либо стать отцом. И Бисила наконец решила не противиться больше женской природе, жить реальной жизнью, а бесплодные фантазии оставить во власти бессонных ночей. Когда она, по воле духов, забеременела Инико, это стало бальзамом для ее измученной души, а рождение сына подарило ей покой и счастье, которые уже казались невозможными.
Видимое спокойствие, под которым таились отчаяние и тоска, едва не сменились настоящей бурей в тот день, когда Килиан появился на крестинах Инико. И с той минуты, когда она перестала быть для него просто медсестрой, дочерью Хосе, а стала Бисилой, их отношения начали развиваться с головокружительной скоростью; казалось, хранители их душ решили соединить воедино их жизненные пути. И уже через несколько недель редко выдавался день, когда бы они не столкнулись во дворе плантации.
Бисила уже была уверена, что это не плод ее воображения, что с Килианом происходит то же самое, что и с ней.
Дорога от здания, где жили европейцы, до сушилен пролегала довольно далеко от больницы, а потому это могло означать только одно: Килиан специально изменил свой обычный маршрут, чтобы иметь возможность видеться с ней. А кроме того, он стал все чаще обращаться к ней за медицинской помощью, жалуясь, что у него болит то одно, то другое. В конце концов Бисиле стало ясно, что болезни Килиана притворны, и все это — лишь повод, чтобы она касалась его, ставила ему градусник, улыбалась ему, ухаживала за ним и, что было для него особенно важно, слушала.
В который раз Бисила мысленно возблагодарила духов за эти краткие счастливые встречи, после которых у неё подгибались колени, бешено билось сердце, а с лица весь день не сходила улыбка.
Вечером, возвращаясь домой, она прилагала все усилия, чтобы Моси увидел, как она устала после рабочего дня. Это была ложь, ибо на самом деле ее тело и душа ликовали, полные необъяснимой силой. Точно так же ей приходилось делать над собой усилие, чтобы нянчить ребёнка, которого она видела лишь по вечерам. На самом же деле она мечтала лишь об одном: чтобы Моси не прикасался к ней в постели. И тогда, закрыв глаза, она принималась считать минуты, оставшиеся до наступления нового дня, после которого придёт вечер, когда из сушильни выйдут рабочие, раскрасневшиеся от жара, и среди них — ее любимый.
Она поздоровалась с отцом и Симоном, но Килиана поблизости не было, и она не решилась спросить о нем. Несколько минут она постояла, делая вид, будто наблюдает за обжаркой зёрен, а затем распрощалась, заявив, что ей нужно вернуться к работе и она вышла просто пройтись, потому что устала целый день сидеть в душной больнице.
Она решительно направилась в сторону главного здания, в последней надежде встретиться с Килианом. Замедлила шаг и внезапно резко остановилась.