Хосе улыбнулся над резкостью Симона, который вновь занялся работой; остальные невольно замолчали.
— Что привело тебя сюда сегодня, Бисила? — обратился Хосе к дочери.
— Ты придёшь в субботу в Биссаппоо на коронацию нового вождя? — спросила она.
Хосе кивнул, покосившись на Килиана, который с интересом прислушивался к разговору.
— Я бы очень хотела пойти, — добавила Бисила, — но не хочу идти одна.
Одна? Без Моси? Килиану уже было ясно, что он тоже хочет туда пойти. На миг он ощутил в сердце жгучий укол вины. Ему не следует забывать, что Бисила — замужняя женщина, а в последние недели оба они вели себя, словно это не так.
Но провести с ней несколько дней на празднике, за пределами Сампаки...
— Озе, — начал он, напрашиваясь на приглашение, — в пятницу сушилки выключают... Не вижу причин, почему бы нам не составить Симону компанию в такой знаменательный день.
Килиан с нетерпением ждал решения Хосе.
— Так ты хочешь принять участие в церемонии коронации вождя? — спросил он наконец.
— Для меня это большая честь, Озе, — поспешил ответить Килиан, с довольным видом покосившись на Бисилу, которая опустила взгляд, чтобы никто не заметил, как она рада.
Бисила тут же распрощалась с ними, сказав, что ей нужно вернуться в больницу.
— О ma we e, Симон, — произнесла она. — О ma we e, Oзе. О ma we e, Килиан.
— До свидания, Бисила, — ответил Килиан, после чего, к удивлению остальных, попытался повторить те же слова на языке буби: — О ma... we... e, Бисила.
Отойдя на пару шагов, Симон откровенно расхохотался.
Килиан вернулся к работе. Сегодня была ещё только среда. Оставалось ещё целых три дня до окончания работы... Он принялся прохаживаться из стороны в сторону, чтобы убедиться, что все идёт, как надо.
Несмотря на то, что его мотивы были совершенно иными, он был охвачен тем же нетерпением, что и Симон.
Когда они покинули сушильню, уже совсем стемнело. День выдался утомительным, несмотря на глоток свежего ветра, который принёс столь неожиданный приход Бисилы.
Все трое снова заговорили о политике, но у Килиана не шёл из головы этот разговор. По дороге через двор в свою комнату он признался Хосе:
— После услышанного от Симона у меня сложилось впечатление, что новая эпоха во многом основана на сплетнях. То, что мы знаем — по большей части, слухи, а не открытая информация. Ни в «Эбано», ни в «Пото-Пото», ни в «Оха дель Лунесе де Фернандо-По», ни даже в «Испанской Гвинее» или «Эй-би-си» нет ни слова обо всех этих движениях и протестах, о которых вы говорите. Даже напротив, во всех газетах рассказывается о мире и гармонии между белыми и неграми.
Хосе пожал плечами.
— Возможно, губернатор не заинтересован в том, чтобы белые люди, живущие здесь, узнали, что рано или поздно колониальная эпоха закончится, и запаниковали раньше времени.
— Но в таком случае мы все должны удариться в панику. — Килиан картинным жестом воздел кверху руки. — Разве мы все не испанцы? Ты ведь теперь такой же испанец, как и я.
— Да? — Хосе горько усмехнулся. — Хотел бы я посмотреть, какие лица были бы в твоих соседей из Пасолобино, если бы я вдруг решил переехать туда и жить с тобой! Думаешь, меня бы признали меня таким же испанцем, как они сами? Возможно, законы быстро меняются, но не люди, Килиан. Допустим, сейчас кто-нибудь вроде меня может посещать места, куда раньше пускали лишь белых, может ходить в кино, ездить вместе с белыми в автобусах, сидеть с ними на одной скамье в церкви и плавать в одном бассейне, не боясь, что его за это арестуют, но это не означает, что белые не выказывают при этом своего отвращения... На бумаге я, может быть, и испанец, Килиан, но в глубине души я знаю, что это не так.
Килиан остановился и положил руку на плечо Хосе.
— Никогда не слышал от тебя таких слов, Озе... Ты тоже разделяешь идеи, которые отстаивают люди вроде Симона и Густаво?
Хосе посмотрел на друга и ответил:
— Видишь ли, Килиан, есть одна старинная африканская пословица: «Слоны дерутся, а страдает трава». — Он выжидающе посмотрел на Килиана, желая убедиться, что тот понял его слова, прежде чем продолжить. — Что бы ни случилось, всегда будет страдать трава, это уж к колдуну не ходи. Так всегда было и будет.
XVI
Ribalá ré rihólè (Брак по любви)
По дороге в Биссаппоо Килиан думал о том, какую честь ему оказали, пригласив на праздник в честь коронации нового вождя буби. Уже не раз Хосе жаловался, что молодое поколение пренебрегает традициями племени. Главной тому причиной было влияние испанцев на воспитание детей и повседневную жизнь острова, но Хосе считал: дело ещё и в том, что молодёжь, как во все времена, не слушает стариков, и когда-нибудь они сильно пожалеют о забытых обычаях предков.
Церемония, на которой предстояло присутствовать Килиану, была совершенно особенной, поскольку, хотя метрополия активно вмешивалась в жизнь племени, вплоть до назначения вождей, навязывая туземным деревням испанских старост, в Биссаппоо сохранялись древние обычаи, и вождя там выбирали из числа жителей деревни — как минимум, чтобы отстоять символическую у ценность того, чем они были когда-то. Возможно, это была одна из немногих деревень, где древние традиции сохранились практически неизменными. И, конечно, Симон как никто другой ревностно способствовал сохранению традиций. Теперь он энергично подгонял их вперёд.
Килиан знал дорогу в Биссаппоо наизусть. Сначала тропинка, вьющаяся среди пальм; затем — ручей; потом — кедровый лес, после него — крутой склон. За годы на Фернандо-По он поднимался в деревню не меньше двадцати раз. Ему больше не требовалось идти шаг в шаг за Хосе и дожидаться, пока тот прорубит дорогу в кустарнике при помощи мачете. Теперь он не сомневался, что даже в кромешной тьме найдёт дорогу.
Но сейчас он готов был пойти хоть на край света, лишь бы впереди шла Бисила, лишь бы он мог любоваться ее грациозными движениями.
На ней было лёгкое платье из набивного ситца с рисунком из зелёных листьев, с поясом и застёжкой спереди, длиной до колен; на ногах — белые босоножки. На самых крутых подъемах Килиан видел, как ткань натягивается, обрисовывая фигуру. Бисила отдавала себе отчёт, что его молчание вызвано ее присутствием, а потому время от времени оборачивалась и улыбалась.
Килиан считал особой честью приглашение на торжество по поводу избрания нового вождя буби, вопреки мнению Хакобо, который всегда осуждал тяга брата к подобным вещам, что лишь подливало масла в огонь.
Однако брат не мог знать, что истинная причина его отлучки в Биссаппоо была совершенно иной. На самом деле Килиан предвкушал удовольствие провести в обществе Бисилы несколько долгих часов, без спешки и нервозности случайных встреч.
Неподалёку от Биссаппоо они увидели целую толпу, возбужденно ожидавшую прибытия нового вождя; люди сгрудились возле деревянной арки, обрамлённой двумя священными деревьями, служившей входом в деревню. Сегодня, в этот особенный день, арку украшали всевозможные амулеты.
Симон тут же умчался, заявив, что ему нужно переодеться. Хосе поприветствовал односельчан, одного за другим.
Все были одеты согласно древнему обычаю: мужчины — в огромных соломенных шляпах с петушиными перьями; женщин украшали бесчисленные ожерелья и браслеты из стеклянных бус, с раковинами и змеиными позвонками. Большинство из них раскрасили себя помадой-нтолой, чей сильный специфический запах стал для Килиана уже привычным.
Бисила, пользуясь суматохой, поспешила во всех подробностях объяснить Килиану, что сейчас произойдёт. Она стояла так близко, что их плечи соприкасались, но он не сомневался — со стороны ее поведение казалось всего лишь вниманием к чужестранцу, которому она показывала то и другое, время от времени поднимая руку.
— Ритуал выборов и коронации нового вождя, — принялась рассказывать она, — подчинён строгим правилам — таким же строгим, как болезнь и похороны предыдущего вождя. Хотя кое-что за последнее время, конечно, изменилось: например, древний обычай, согласно которому, как рассказывают старики, сжигали всю деревню, где жил умерший вождь.
— Выходит, если бы умер мэр, полагалось бы сжечь весь Санта-Исабель? — пошутил он.
Бисила рассмеялась, крепче сжав его плечо.
— Как только назначат дату церемонии, тут же начинают строить жилище для нового вождя и его главных жён, где они живут на протяжении недели... — объяснила она.
— Очень любопытно... — перебил он, пристально глядя на неё. — Вот только утомительно...
— После чего, — продолжала она, словно не заметив этого комментария, но все же чуть заметно улыбнувшись, — нового батуку сажают в тени дерева, освященного духами предыдущих умерших батуку. Там мы призываем из другого мира души моримо или баримо, чтобы они благословили и защитили нового вождя, и чтобы он, заняв трон, никогда не запятнал свою честь и их память. Затем мы приносим в жертву козу и ее кровью наносим священные знаки на грудь, плечи и спину нового вождя. Потом король должен взобраться на высокую пальму в особых деревянных сандалиях и изготовить пальмовое вино, срезав соцветия масличной пальмы и подставив сосуды для сока. И наконец, мы выводим его на пляж или на берег реки, где омываем в чистых водах, чтобы смыть с него предыдущую жизнь, после чего раскрашиваем нтолой и одеваем, прежде чем процессия вернётся в деревню с песнями и ритуальными танцами.
Килиана перешёл на шёпот:
— Как бы мне хотелось, чтобы ты одна провозгласила меня батуку. Мне было бы приятно, если бы ты омывала меня в реке, и твои руки натирали бы меня нтолой; вот только трудно было бы влезть на пальму: разве что ты ждала бы меня наверху.
Бисила закусила губу. Ей стоило огромных усилий сохранять хладнокровие, хотелось броситься в его объятия, открыто смеясь, чтобы все знали, как она счастлива.
Народ меж тем начал собираться перед новым домом вождя. Килиан и Бисила остались на месте, укрывшись за спинами остальных. Пронёсшийся по толпе ропот дал понять, что вождь вышел из дома и направился в сторону деревенской площади. Издали Килиан не мог разглядеть лица отца Симона — невысокого мужчины с широкими плечами и крепкими бёдрами — зато увидел, что все его тело увито ожерельями из белых ракушек, которые здесь назывались тюи