Родни у них было много, Килиана всюду приглашали, он с удовольствием ходил в гости и делал подарки. Матери и сестре он привез красивые хлопковые и шелковые ткани, два манильских одеяла и шикарные вышитые скатерти; все это он купил в магазине Дамбо в Санта-Исабель. А для родственников у него были припасены банки сигарет «Кравен А» и бутылки лучшего ирландского и шотландского виски. Двоюродные и троюродные племянники визжали от восторга, когда он одним ударом мачете (тоже прихватил с собой) разрубал кокосы пополам, а затем предлагал выпить сок, прежде чем полакомиться мякотью. Девушки деревни кокетливо строили ему глазки, а он в шутку ухаживал за всеми сразу, но на самом деле ни за одной из них. Пасолобинцы подсмеивались над его словечками, приобретенными на плантации, и все сходились во мнении, что работа на острове пошла ему на пользу.
Нагулявшись и передохнув, Килиан занялся домом: кое-что подремонтировал и подправил, обрезал деревья в саду, а как только сошел снег, целыми днями работал на участке, с наслаждением вдыхая запах оттаявшей земли.
Килиану пришлось постараться, чтобы не сравнивать Пасолобино с островом. В долине не так уж часто светило солнце, улицы были грязными, а люди одевались скучно. Да, он понимал, что здесь его дом, но все чаще и чаще он мысленно переносился в Сампаку или Санта-Исабель, видел джунгли, слышал журчание ручьев в их глубине, мечтал вдохнуть в себя аромат какао-бобов. Там был рай, и теперь он понимал, почему отец и брат не хотели возвращаться.
Глава 8Аллея королевских пальм
2003 год
Наконец-то она в Санта-Исабель! Нет, наконец-то она в Малабо — поправила себя девушка. Было сложно называть город его нынешним именем. А еще сложнее было называть остров Биоко, или точнее Бьоко, а не Фернандо-По, как говорили отец и дядя.
Кларенс открыла глаза и несколько секунд наблюдала за лопастями вентилятора. Жара казалась липкой. Девушка обливалась потом, распаковывая сумки, а освежающий эффект душа долго не продлился.
«Что же теперь?» – думала она.
Встала с кровати и подошла к окну, вдыхая угнетающую влажность, которая обступила ее после того, как она вышла из самолета. Голова немного кружилась после резкой смены климата. Она попыталась представить, как себя чувствовал отец, впервые ступив на эту землю, но тогда времена были совсем другие. Уж он-то точно не чувствовал, что прибыл в страну, которой правит военная хунта. Девушка сердито вздохнула, вспомнив прохождение таможни в аэропорту: ей множество раз приходилось предъявлять паспорт, сертификат о благонадежности, справку о прививках и приглашение от Национального университета Экваториальной Гвинеи, и в довершение всего ее попросили открыть багаж и тщательно изучили все, что она привезла с собой. Нет, не в довершение – еще ее заставили заполнить миграционную карту, объяснить цель визита и указать название отеля, где она собирается остановиться. Более того, ей придется постоянно носить с собой целую кипу документов, чтобы избежать проблем на полицейских блокпостах, которые встречаются повсюду.
Закурив сигарету, она рассматривала отражение солнечных лучей на листьях пальм, слушала гомон птиц и смех детей, играющих в футбол, старалась вычленить голоса мужчин и женщин в пестрых одеждах среди урчания машин. Невероятное место! На островке размером с ее долину жили люди из разных стран, говорившие по меньшей мере на десяти языках: португальский, английский, буби, испанский, французский, африканский английский, фанг, ндове, биссау, аннобонийский… Она могла забыть еще какие-то. Но одна мысль укрепилась в мозгу в первые же несколько часов: испанское влияние здесь более чем сильно. Испанские колонисты, в том числе ее предки, оставили глубокий след в местной истории.
Девушка задумалась о ее собственной странной связи с Бьоко – Фернандо-По. Непонятная записка и несколько слов Хулии подтолкнули ее к осуществлению давней мечты: отправиться на остров, истории о котором вскружили голову еще в детстве. Теперь у нее появился шанс пройтись по тропинкам, где ее предки ходили много лет, подышать тем же воздухом, наслаждаться местными красками, коснуться земли, в которой лежал ее дедушка Антон.
Это было самое смелое путешествие в ее жизни с тех пор, как она начала учиться. Нужно было проявить храбрость, чтобы ответить на слабый зов, пробудившийся в сердце. Кто-то старше нее родился в Сампаке… После разговора с Хулией о Фернандо-По в душе росли подозрения, что где-то на острове все еще проживает ее родня. Что, если у нее есть брат? На что еще могла намекать Хулия? Кларенс и подумать о таком не могла – не то что высказать вслух! Ее много раз подмывало поделиться с Даниэлой, но в конце концов она решила сперва найти доказательства, если таковые есть…
Но что, если это все-таки правда? Как ее отец мог жить с таким грузом? А дядя? Он ведь должен все знать! Не может быть, чтобы он… если только она не ошиблась и нужно искать кузена, а не брата… Девушка покачала головой. Письмо лежало в отцовских бумагах, к тому же она не верила, что Килиан способен на нечто подобное – он был самый правильный и ответственный человек из всех, кого она знала. Ее дядя был человеком слова, всегда готовый бороться за правду, невзирая ни на какие трудности.
На мгновение Кларенс изумилась, как легко она смогла обвинить отца и защитить дядю, но она уже не ребенок. Она бы не удивилась, узнав, что отец попытался, мягко говоря, сбежать из щекотливой ситуации, а тем более если дело касалось черного ребенка: он не единожды отпускал расистские комментарии в разговорах. Когда девушка начинала сердиться, он завершал разговор фразой типа: «Я там жил и знаю, о чем говорю», но что дядя Килиан отвечал: «Я тоже, и я не согласен с тобой». Даниэла, кстати, всегда с улыбкой поддерживала аргументы своего отца. Он смог бы признать черного ребенка, в этом Кларенс не сомневалась.
Она остановила скачущие мысли. У нее был лишь клочок бумаги, слова Хулии и обрывочные сведения, на которые она натыкалась то тут, то там. В одном из первых писем, написанном рукой дяди Килиана, она не смогла найти ничего, что могло бы пролить свет на намеки Хулии. В каком-то из писем говорилось, как хорошо ухаживают за дедушкой Антоном местные сиделки, в другом – про людей, которые пришли прощаться, и про сами похороны. Некоторые имена, помимо имен Хулии и Мануэля, она уже слышала прежде. После смерти дедушки Антона дядя писал гораздо реже и содержание в основном касалось финансовых дел. Одно письмо было личным: Килиан успокаивал тетю Каталину после смерти ее ребенка и сообщал о скором приезде в Испанию, детали которого (на каком корабле прибудет, в каком городе остановится и как надолго) он излагал в последующих письмах.
Он прожил в Испании до 1960-го, а потом возвращался на остров еще на две вахты, по два года каждая, и планировал приехать в Пасолобино, в лучшем случае, в 1964-м, когда ему стукнет тридцать пять. Вероятно, дядя, как и ее отец, собирался к этому времени завершить работу в колониях, осесть на родине и завести семью. Так было в письмах. Однако что-то пошло не так. Писем приходило все меньше, и из них было понятно, что ему пришлось задержаться в Гвинее дольше, чем ожидалось. Что-то случилось в 1965-м, после смерти Каталины. А в другом письме упоминалось о случившихся между братьями разногласиях. Не потому ли отец покинул плантацию? Из-за ссоры с братом?
Кларенс задумчиво щелкнула языком. Не сходится!.. Отец и дядя сохраняли тесные отношения много лет, значит, причина не могла быть серьезной. Но что же произошло?
Девушка взглянула на часы. До ужина оставалось еще два часа, и она решила пройтись по Авенида Либертад. Нужно было подыскать подходящий для относительно долгого проживания отель. Сделать это было непросто, потому что лишь маленькая часть города была открыта. Она остановила выбор на центральных кварталах Лос-Анхелес и Ела-Нгема, чтобы не зависеть от автобусов. Больше всего ей приглянулся исторический четырехзвездочный отель «Баия» в районе порта, но она все же выбрала «Банту» – из-за высоких оценок и потому, что он располагался ближе всего к точкам, которые она намеревалась посетить.
Старый город выглядел обшарпанным в сравнении с Европой, но все же в лучшем состоянии, чем предместья, которые она наблюдала из окна такси по дороге из аэропорта. За ней стайками носились дети, но не только они вызвали у нее легкую улыбку. Было еще кое-что. С одной стороны, электрокабели, которые свешивались и переплетались, подобно искусственным лианам, создавая сложную паутину от улицы к улице. С другой – странное смешение видов транспорта, двигавшегося по мощеным мостовым. От отца ей передалась любовь к автомобилям, и она с легкостью узнавала российские «лады», «фольксвагены», «форды», «опели» «рено», BMW, джипы «лоредо» и пикапы «тойота» и «мерседес».
Малабо был немного похож на городки в Андалузии и на Антилах. Здесь было множество зданий колониальной эпохи – английского и испанского периодов. Бросалось в глаза архитектурное влияние Испании, Португалии, старой Англии и, конечно, Карибских островов. Среди невзрачных домишек тут и там попадались особняки с коваными балкончиками, напоминавшие испанские асьенды… и пальмы, тысячи пальм.
Кларенс остановилась, изнывая от жажды. Ее слуха коснулась музыка, доносившаяся из небольшого синего здания с рифленой крышей. Она заглянула внутрь и увидела бар – самый простой, каких много в других местах. Там стояли всего три или четыре столика, покрытых клеенками, и пластиковые стулья, над стойкой висели отрывные календари, листочки которых шевелил маленький вентилятор. Кондиционер шумел так громко, что музыка не могла перебить его.
Стоило ей зайти внутрь, как на нее удивленно уставились четверо посетителей. Кларенс смутилась и попросила бутылку воды. К ней подошла низенькая дородная женщина и высоким сопрано завела разговор. Кларенс что-то ответила под оценивающими взглядами двух парней в пропотевших рубашках у двери, спокойно допила воду и так же спокойно вышла.