– Хакобо, отчего ты вдруг решил учиться стрелять из пистолета? – поинтересовался Килиан. – На горных коз все еще охотятся с ружьями.
– В смысле, на коз? – воскликнул Марсиал. – Разве он не хотел стать профессиональным охотником на слонов?
Все расхохотались: вспомнили про единственную поездку Хакобо в Камерун. С тех пор он постоянно заливал, что пристрелил не одного, а целую дюжину слонов.
– Между прочим, Дик помог мне и Пао научиться лучше стрелять.
– Он боится чего-то? – спросил Килиан; в памяти всплыло обгоревшее лицо и злые голубые глаза англичанина. – А я думал, твой приятель бесстрашный. Другой, этот португалец, показался мне более робким, а Дик – ни разу.
– Если б ты с ними ближе познакомился, они бы пришлись тебе по душе, – возразил Хакобо.
Килиан поднял руки в знак примирения.
– Вам все же не мешает потренироваться, – Грегорио указал бутылкой на каждого. – В наше время нужно быть готовым ко всему.
– Если дела пойдут плохо, – произнес Марсиал, – я соберу манатки и смоюсь.
– Я с тобой! – поддержал Матео, отхлебнув из горлышка. – Но нам все равно не обогнать нашего новенького.
Снова раздался взрыв хохота. Он имел в виду нового напарника Хакобо, который продержался на плантации не больше месяца. Однажды к парню в «Анита Гуау» пристало несколько человек из-за того, что он белый. Ничего страшного не случилось, поскольку вмешались работники с других плантаций, но на следующее утро новичок попросил расчет и исчез, никому ничего не объяснив. Гарус был взбешен: все труднее и труднее становилось искать испанцев, желающих поработать на Фернандо-По, и Хакобо пришлось вкалывать за двоих.
– Вы-то можете сбежать, не оглядываясь, – вставил слово Мануэль. – Но мои тесть и теща не могут так просто бросить бизнес и магазин.
– Да о чем вы вообще? – Килиан и слышать не хотел о том, чтобы покинуть остров. – Какао хватит надолго. Система работает, как и раньше.
– Ты с луны свалился? – Хакобо выругался. – Ты что, не слышал, что сказал министр? Грядут большие перемены.
– Кто бы мог подумать, а, Килиан? – потряс головой Грегорио. – В итоге ты единственный, кому остров пришелся по душе. Сад оказалась права. Знаешь, что она сказала?
Килиан напрягся. Он уже пожалел, что пошел развеяться. Походы в казино с Матео и Марсиалом – это одно, но вот Грегорио он по-прежнему терпеть не мог.
– И что же она сказала? – осведомился Хакобо. – Почему я все узнаю последним?
– Потому что больше времени проводишь с Диком и Пао, а не с нами, – сказал Марсиал. – Чем клубы Ваты лучше местных?
– Так что же? – обратился Хакобо к Грегорио.
– Что твой братец бросил ее ради другой, – произнес тот и продолжил, наблюдая за реакцией: – Она прижила ребенка от твоего брата – во всяком случае, она так говорит, – добавил он поспешно. – Но ребенок точно мулат.
Хакобо застыл, разинув рот; повисла пауза.
– Но… как? – нахмурился он. – Килиан?..
Брат и бровью не повел.
– Погодите, – Хакобо обвел взглядом остальных. – Вы все знали? Мануэль?
– Я никогда в это особо не верил, – отозвался тот. – Грегорио, ты разве не знал, что Килиан порвал с Сад задолго до того, как загуляла с тобой?
Хакобо облегченно выдохнул: одно дело – развлекаться с девочками, совсем другое – оставлять их в интересном положении.
– Грегорио, так тебя можно поздравить с тем, что ты стал отцом? – спокойно произнес Килиан. – Не ты ли все время критиковал управляющих, что они – минингерос, что у них множество деток-мулатов? Теперь ты один из них.
– Нея один с ней спал.
– Да, но ты сумел засадить ей свое семя.
Грегорио посмотрел на него угрожающе.
– Мне совершенно не нравится, что она порочит имя моего брата! – вмешался Хакобо. – Надеюсь, ей не хватит смелости пойти к властям.
– А если и так, – Грегорио зажег сигарету. – Все равно ей никто не поверит.
– Это успокаивает, а, Грегорио? – сказал Килиан, вставая. На сегодня хватит общения. И к счастью, через несколько часов он встретится с Бисилой. – Ну, я пошел.
Матео похлопал его по руке.
– Ты с каждым днем все больше похож на отца, дружище: из дома – на работу, с работы – домой.
Килиан не ответил. Он пересекся взглядом с Мануэлем, и доктор спешно отвел глаза. Мануэль знал причину частых визитов друга в больницу, он был не слепой. Килиана всегда лечила одна и та же медсестра…
Сад шла по пыльной тропинке в сторону родильного отделения для местных жителей в больницы Санта-Исабель, где три месяца назад родился ее сын. Оно располагалось в двухэтажном флигеле, соединенном балкончиком с основным корпусом. Подошла к лестнице при входе и остановилась, подняла глаза к звездному небу. Не было слышно ни звука: природа наслаждалась последними мгновениями предрассветной тишины. Младенец мирно спал у нее на руках. Она погладила его по щечкам, наклонилась – и оставила на ступеньках. Несколько секунд постояла, глядя на мальчика, потом развернулась и ушла.
Дома Сад приготовила настойку кронтити и села у окна в маленькой гостиной. Она снова и снова говорила себе, что правильно поступила, избавившись от ребенка, пусть где-то в глубине сердца и чувствовала угрызения совести. Она обращалась к правительству острова и управляющему плантации, но это не возымело эффекта. Максимум, чего она добилась, было спешное расследование, в результате которого постановили – благодаря утверждениям друзей Килиана, – что молодой человек никак не может быть отцом ребенка. Более того, ее саму предупредили. Что если она продолжить обвинять Килиана Рабалтуэ, то ее саму привлекут к суду за клевету. А ведь в какой-то миг она поверила, что, поскольку теперь, по новому закону, она гражданка Испании, есть шанс, что Килиана принудят взять на себя обязательства. Разве в Испании не так поступают? Будучи на сносях, она мечтала, как они заживут вместе и вырастят ребенка, которого сейчас бросила.
Расследование не помогло определить отца. Все было сделано не так. В итоге она потеряла Килиана.
Женщина быстро смахнула предательскую слезу. Больше ни за что она не позволит чувствам взять верх, хотя, благодаря беременности, перед ней открылись новые горизонты. Ей было о чем подумать.
Последние месяцы Анита уговаривала ее помочь в управлении клубом. Годы шли, хозяйка не молодела, а у Сад открылось умение привлекать клиентуру, инструктировать новых девушек и хорошо составлять плейлисты для оркестра, в результате чего гости не хотели расходиться. Сад также охотно занялась мелким ремонтом, и Анита поняла, что она сможет дожить последние годы в тишине и покое. В Сад она видела отличную кандидатуру, кому передать бизнес.
Для Сад ставки повысились. Все силы теперь следовало сосредоточить на деле и, по возможности, его расширении. А в сиротском приюте отлично позаботятся о младенце и даже помогут получить образование, как она считала: нетрудно было увидеть разницу между детьми, которые росли беспризорниками при клубе, и воспитанниками испанского центра. А если все пойдет удачно, в будущем она сможет забрать сына назад. В целом она ведь не плохая мать – просто она вела плохую жизнь. И только она – она одна – могла изменить ее.
– Ты не окажешь мне услугу?
Дженероса не собиралась уступать настойчивости дочери.
– Не понимаю, почему тебя это заинтересовало спустя столько времени? Кому какое дело до этой женщины и ее ребенка?
– Мама, Оба говорит, что ее подруга ходит навещать ребенка в приюте, когда только может. Ребенку уже год. Я просто хотела знать, какое имя она ему выбрала. Кто знает, может, однажды его настоящий отец захочет…
– Хулия, это грязная история, и о ней лучше забыть, – Дженероса махнула рукой, призывая дочь замолчать. – И вообще, это не твое дело!
Исмаэль потянул ручонки к книжной полке, покачнулся, упал и начал плакать. Его тонкий голосок смешивался с другими, доносившимися с улицы. Дженероса взяла внука на руки и выглянула в окно.
– Они снова за свое!
– А что там? – спросила Хулия.
– Твой отец и Густаво.
– Я спущусь.
Внизу Хулия столкнулась с Обой, которая тоже выглянула из двери магазина.
– Как все началось?
Оба указала на группу людей, среди которых Хулия узнала Густаво и его брата Димаса.
– Эти люди пришли в магазин купить алкоголь, чтобы отпраздновать Рождество, а ваш отец отказался им продавать без полицейского разрешения. Они заявили, что теперь могут покупать те же продукты, что и белые. Ваш отец согласился со всем, кроме алкоголя. Потому что Рождество уже давно прошло, а если они напьются, то не смогут потом работать. Ваш отец выгнал их, а они пошли и позвали Густаво, представителя общинного совета.
Эмилио окружали около дюжины мужчин, и он, потеряв терпение, орал:
– По-вашему, мы равны, так? Хорошо, если мы равны, почему я не могу голосовать? У меня те же права или нет? Да у меня больше прав, чем у большинства из вас! Я жил здесь задолго до того, как другие, буби или фанги, приехали с континента, заявив, что эта земля – их! Что за чушь, что теперь права голоса есть только у испанцев гвинейского происхождения? Да к черту происхождение! Вы все сбрендили!
Хулия вздохнула. Недавно был объявлен референдум о самоуправлении Гвинеи. Жизнь быстро менялась. Прогнозы подтверждались: меньше чем за шесть лет колония прошла путь от испанской провинции до возможного режима самоуправления, а там и до независимости недалеко. ООН проводила политику деколонизации. Что остается Испании? Лишь подчиниться.
Хулия покачала головой. Она уже много лет провела на острове и видела, что ситуация становится совсем уж нестабильной. Еще совсем недавно колониальные власти привлекли бы пропагандистов вроде Густаво, тех, кто восставал против испанского управления, к ответственности. Скорее всего, их отправили бы в «Черный пляж». А теперь вопрос независимости почти решен. Как такое понять? И как принять?
Несмотря на то что перемены были на руку местным жителям, много копий сломалось из-за того, как этих перемен достичь. Жаркие споры вспыхивали постоянно и повсюду. По одну сторону находились сторонники умеренного курса, поддерживавшие самоуправление, организованное Испанией, а уж потом, говорили они, можно подумать об объявлении независимости. Они прекрасно понимали, что после стольких лет колониального режима Испанию и Гвинею связывали слишком тесные узы. По другую сторону стояли радикалы, в большинстве своем – фанг, которых было большинство и которые требовали независимости как для континентальной части, так и для островной. Радикалы критиковали умеренных за поддержку испанского управления, умеренные радикалов – за слишком поспешный переход к самоуправлению. Что еще сильнее усложняло ситуацию, буби (тот же Густаво) требовали независимости отдельно для Фернандо-По. Их основной аргумент строился на том, что распределение бюджета не равносильно вкладу каждой из провинций. Пока еще большая часть средств доставалась острову, но согласно последним веяниям, поток денежных вливаний собирались перенаправить в Рио-Муни, то есть в континентальную часть страны.