– Что ж, тогда она не поедет. – Полисмен схватил Обу за руку и выдернул из толпы с такой силой, что женщина упала. Крики усилились, теперь смешанные с возмущением.
– Оба! – Нельсон оттолкнул полицейских и опустился на корточки рядом с ней.
С корабля доносились отчаянные голоса Икона, Лиалы и других нигерийцев с плантации: все были в замешательстве. Корабль загудел, предупреждая о скором отходе. Те, кто еще был на берегу, рванулись вперед и смели полицейских. Один из них выхватил пистолет и принялся беспорядочно палить. Присоединился второй, и несколько человек упало на землю. Крики сменились воплями и плачем. Когда стрельба прекратилась, корабль начал медленно отходить от пристани. Сверху за всем потрясенно наблюдали Килиан и Бисила. Вдруг Бисила крепко сжала ладонь Килиана и подавила вскрик. На земле сидела Оба, баюкая окровавленного Нельсона. Рот ее открывался и закрывался, но из горла не вырвалось ни звука. Она гладила волосы мужчины, пропитанные кровью.
– Какой сюрприз – Килиан! – воскликнул высокий голос. – Ты все еще здесь?
Килиан поморщился. Он подозревал, что за нападением на Грегорио стоит Сад, которая обзавелась высокопоставленными друзьями. Он взял Бисилу под руку.
– Мы лучше пойдем.
Сад прищурилась. Прочему эта женщина кажется ей такой знакомой? Где она ее видела? Эти большие, живые глаза… Потом ей вспомнился тот день в госпитале. Она была там, держала Килиана за руку… И позже, в тот день, когда Килиан порвал с ней, она видела ее поблизости от его палаты. Так это та, из-за кого Килиан ушел от нее?
Сад прикусила нижнюю губу. Она не знает как, но отомстит и ей.
Трое мужчин запивали обед бренди. Европейская еда стала редкостью, но овощи все еще росли в изобилии, и куры, заброшенные после таинственного исчезновения Иеремии, продолжали нестись.
– Должно быть, Иеремия уехал в свою деревню, – сказал Гарус. – Еще одним меньше.
– Откуда он? – спросил Килиан.
– Урека, – ответил отец Рафаэль. – Я знаю, он уехал с Димасом, который ездил в Санта-Исабель, спасать друзей. Большинство из них убито. А про других, как и о его брате Густаво, ничего не известно.
Внезапно свет над обеденным столом погас.
– Чертовы генераторы… – Гарус полез в карман за спичками.
– Пойду взгляну, что стряслось, – Килиан взял с соседнего стола масляную лампу.
Он вышел, обогнул дом и открыл дверь в генераторную.
Удар в спину вышиб из него дух.
Килиан не мог даже закричать. На него обрушился град ударов и продолжался, пока он не потерял сознание.
В столовой Гарус и отец Рафаэль забеспокоились. Когда они зашли в генераторную, Килиан в луже крови лежал на земле.
– Килиан, все готово, – сказал Хосе. – На той неделе ты улетаешь домой в Испанию. Ты летишь с Гарусом и отцом Рафаэлем. Последние из последних. Если откажешься, мы с Симоном затащим тебя в самолет силой. – Он вздохнул. – Скажи что-нибудь, Килиан! Не смотри на меня так. Я делаю это для тебя. Я делаю это для Антона. Я обещал твоему отцу. Обещал, что присмотрю за тобой!
– Бисила…
– Бисила, едем! Едем со мной!
– Я не могу, Килиан, и ты это знаешь.
– Я тоже не могу.
– Если ты не уедешь, тебя убьют.
– Если уеду, я все равно умру.
– Нет, не умрешь. Видишь? Духи указывают выход из твоего тупика. Ты должен ехать и зажить собственной жизнью, занять свое место в доме Рабалтуэ.
– Зачем ты говоришь мне о духах? Разве этого они хотят? Разве этого хочет Бог? Чтобы мы разлучились? А что будет с Инико и Фернандо? Что будет с тобой?
– Обо мне не беспокойся. У медсестер всегда есть работа, даже в дни вражды. Со мной ничего не случится, вот увидишь.
– Как я узнаю? Как стану получать вести о тебе?
– Ты узнаешь, Килиан. Почувствуешь. Мы будем далеко, но близко. Я всегда буду с тобой рядом.
Невозможно вспоминать то, что и так никогда не забывалось, что оставалось неизменно рядом, хотя порой и скрываясь в дымке.
Рукопожатие Вальдо…
Слезы Симона, произнесенное шепотом обещание никогда больше не говорить на родном языке друга…
Ворчливые наставления Гаруса Хосе, на которого он оставлял управление плантацией…
Безмолвные слезы отца Рафаэля…
Мягкость волос Фернандо Лаа…
Отчаяние, с которым они с Бисилой в последнюю ночь занимались любовью.
Ее запах. Вкус ее кожи. Блеск ее глаз. Тропический ливень. Молнии. Ожерелье из ракушек на его груди. Его хранительница, его вайрибо, его любовь, его маурана муемуе, его нежная поддержка в моменты слабости, в радости и печали, пока смерть не разлучит…
Мучительный последний поцелуй.
Всхлипы.
Королевские пальмы, вонзившиеся в небо, единственные не затронутые болью.
Слабое пожатие руки Хосе, долгое, крепкое и прочувствованное объятие. Обещание приносить цветы на могилу отца…
Самолет взмыл над зеленым островом, заполнившим всю его жизнь. Вскоре остров стал лишь бледной полоской на горизонте, а потом и вовсе исчез. Мигель и Бальтасар тоже летели этим рейсом.
Он вспомнил слова отца, произнесенные тысячу лет назад: «Не знаю, когда и как… Но придет день, когда этот маленький остров захватит тебя, и тебе не захочется уезжать… я не знаю никого, кто уезжал отсюда без слез».
Потом приземление в Мадриде, прощание с Гарусом и объятия его жены: «Выше нос, по крайней мере, мы живы».
Были слова Бальтасара: «Когда-нибудь мы вернемся, непременно».
И Мигеля: «Знаешь, что мне первым дело сказало телевизионное начальство, едва я сошел с трапа? Ни слова об этом прессе».
Поезд в Сарагосу, автобус в Пасолобино, одиннадцать лет тьмы, тоненький лучик света, когда родилась его дочь, – через несколько месяцев после его пятидесятилетия.
Даниэла. Ее подобие.
Глава 19Террор
1971–1980 годы
– Если когда-нибудь выберешься отсюда, Вальдо, – сказал Густаво, опираясь на холодную стену камеры, – обещай, что разыщешь моего брата Димаса, сына Уреки, и расскажешь ему обо мне.
Вальдо кивнул. Самому себе он дал обещание, что точно отсюда выберется.
Внезапно их слуха достигли звуки ударов, крики и стоны – кого-то тащили по коридору. Заскрежетал замок, и два дюжих охранника втащили в камеру полуобнаженное тело.
– Вот вам еще сосед! – гаркнул охранник. – Объясните ему правила!
Густаво и Вальдо дождались, пока шаги затихнут, и склонились над избитым мужчиной. Они знали, что с ним произошло. Его привезли сюда, высекли до потери сознания, потом заперли в сыром каменном мешке – это называлось предварительное заключение. Потом – допросы, после которых выживали немногие, так что этому мужчине еще повезло. Пока повезло, потому что кошмар для него не закончился, как и для них.
Мужчина шевельнулся.
– Не двигайся, – тихо произнес Густаво. – Лучше лежи на животе.
На руках и ногах мужчины местами были вырваны куски плоти. Очевидно, на него спускали собак. Он отлежится в камере, потом его снова поведут на допрос и снова высекут. Если окажется живучим, его отправят на работы, как Густаво и Вальдо. Но держать все равно будут в тюрьме. И бить, бить, бить…
На вопросы Густаво и Вальдо сосед не отвечал. Но они на собственном опыте знали, как помогают слова утешения. Нельзя дать ему замкнуться. Они рассказали, где он находится, объяснили про распорядок кормежек и про то, что вместо туалета придется использовать жестянки. Не стали скрывать, что побои продолжатся, но выжить можно – они же выжили. А если повезет, когда-нибудь они выйдут на свободу.
Заметив, что дыхание незнакомца выровнялось, Вальдо спросил:
– Как тебя зовут?
– Максимиано… За что вы здесь?
– Как и все остальные.
Густаво не хотел вдаваться в подробности. С тех пор как к власти пришел Масиас, началась бесконечная кровавая охота на оппозицию. Густаво был политиком, с ним все ясно, а Вальдо подвел язык: он отпускал едкие комментарии в адрес власти, за что и поплатился. У Масиаса везде были шпионы. Доносительство процветало даже внутри семей, если родственники хотели продвинуться по карьерной лестнице или свести с кем-то счеты.
– А ты за что?
– Кто-то донес, что я жаловался на зарплату.
– О, это серьезно! – едко пошутил Густаво.
На самом деле серьезно. Никто не знал, когда им заплатят и сколько. Бюджета как такого не было – Масиас распоряжался деньгами, будто они лежали в его собственном чулке.
– Был тут у нас один… его посадили за критику китайского риса… Помнишь, Вальдо? Не нравился ему китайский рис.
– И что с ним стало? – спросил Максимиано с нотками отчаяния в голосе.
– Его от нас перевели, – соврал Густаво.
Вальдо сидел у стены. Прошли недели с тех пор, как он сам лежал, глотая слезы ярости и боли. Как теперь Максимиано. И только одна мысль заставляла его мириться с избиениями: однажды он сбежит, хотя пока еще не знал как.
– Итак, Лаа, кто изгнал империалистов и колониальные власти Испании из Экваториальной Гвинеи?
– Его сиятельство Франсиско Масиас Нгема Бийого Ньеге Ндонг!
– Молодец. А кто раскрыл заговор испанских империалистов пятого марта шестьдесят девятого года?
– Его сиятельство Великий магистр искусств и культуры, неутомимый слуга Отечества.
– А кто построил лучшие здания в Малабо?
Лаа вспомнил название компании на рекламном щите.
– Компания «Трансметал»! – ответил без запинки.
Учитель ударил его тростью, Лаа вскрикнул и потер плечо.
– Нет! Его сиятельство построил. Будь внимательнее, Лаа! Через несколько дней наш президент приедет к нам и будет задавать те же вопросы.
На следующей неделе Лаа с другими учениками, причесанный и чисто одетый, сидел в классе в ожидании. Он слышал, как к школе подъехал кортеж. Однако прошло несколько минут, но к ним никто не пришел, зато раздались крики. Учитель бросился к окну. Несколько охранников выводили директора школы и трех его коллег. В руках одного из охранников была фотография президента: накануне плакатики развесили по всему зданию. Кто-то нарисовал петлю вокруг шеи Масиаса.