Во всех номерах журнала – а они были прошлогодние, за 1952-й, – размещались одни и те же объявления. Первым делом – от магазина «Дамбо» на улице Сакраменто в Санта-Исабель, за ним – от «Транспортес Унидос» на Авенида Хенераль Мола, «Транспортес» предлагал ремонт и техобслуживание в одной «фактории» (так называли в колониях магазины). Усатый мужчина рекламировал «великолепный табак “Румбо”», надпись крупным шрифтом гласила: «Сигареты помогают думать». Хакобо рассказывал Килиану, что в колонии почти все курили, чтобы разогнать москитов, и табак там стоил дешево. Затем шли статьи на религиозные темы, новости из Европы и авторские колонки.
Килиан раскурил сигарету и сосредоточился: его увлекла статья о детях, крещенных в 1864–1868 годах. Занятными показались имена: Педро Мария Нгади, Хосе Мария Гонголо, Филомена Мапула, Мариано Игнасио Балонга, Антонио Мария Эбомо, Лоренцо Эбама, – первые были обычными, а вторые, похоже, африканские.
Потом он переключился на статью о пяти миллионах немецких детей, оставшихся сиротами в 1945-м. Какой же далекой представлялась война! Он вспомнил письма отца, которые мать всегда читала вслух, а потом бережно прятала в карман юбки. Отец, живший на острове, описывал тревожные настроения в обществе – все боялись захвата со стороны Британии или Франции. Он писал, что в окружении губернатора встречаются сторонники нацистов, а в обществе – сторонники союзников. Было время, когда открыто продавались немецкие газеты с подстрочником на испанском. Гражданская война и война в Европе уже давно закончились, но, судя по тому, что теперь читал Килиан, политический конфликт в Африке не утих окончательно.
Одна из статей рассказывала о запрещении деятельности кенийского религиозного движения мау-мау и их лидера Йомо Кеньята, потому что они выступали за уменьшение влияния европейцев и возвращение к языческим корням. Килиан задумался. Изгнать европейцев из Африки? Но не они ли принесли цивилизацию в дикие земли? Не стала ли жизнь африканцев лучше? Подобные вопросы были выше его понимания. Все, что он знал о Черном континенте, ограничивалось рассказами старшего поколения, которое гордилось тем, что служило Богу и стране; ему сотни раз внушали, что работа в колониях подразумевает служение Господу и испанской нации. Испанцы в Африке свершают благое дело, не забывая набивать и свои карманы.
И все же Килиану было непонятно, как относиться к людям, совершенно не похожим на него самого. Единственный чернокожий, которого он пока что видел, работал в баре на корабле. При первой встрече Килиан беззастенчиво пялился на него, пытаясь найти существенные различия, помимо темной кожи и ослепительно-белых зубов, но так и не преуспел. А по прошествии дней стал воспринимать парня как просто «официанта Эладио».
Постепенно стало ясно, что услышанные им ранее истории были далеки от реальности. Отец с братом отзывались о местных жителях как о безликой массе «цветных», и только Хосе был исключением. Килиан вспомнил открытку с четырьмя полуобнаженными чернокожими женщинами, которую Антон прислал Хакобо. Приписка чернилами гласила: «Смотри, какие здесь женщины. Вот так они ходят по улицам». Килиану женщины показались привлекательными. Они носили «клоте», отрезы ткани, обернутые вокруг тела наподобие юбок, доходящих до щиколоток. Сверху же они были обнажены, и лишь носили ожерелья и тонкие браслеты. И у всех была разная грудь: высокая и упругая, маленькая, пышная… Изящные фигуры и красивые лица, полные губы и огромные глаза, а волосы заплетены в мелкие косички. Снимок был замечательный, хотя казался странным выбором для открытки. На открытках обычно изображаются памятники, городские достопримечательности и пейзажи, элегантно одетые люди. Но не обнаженные женщины… Для чего была сделала эта фотография? У Килиан тогда возникло странное ощущение, что женщин на карточке изучают, как необычных насекомых. Что он сам их так рассматривает. В журнале, который он сейчас держал в руках, тоже было много фотографий. На одной были изображены чернокожие мужчины, одетые по европейской моде, в костюмы и шляпы. Ничего особенного, в отличие от подписи: «На Рождество жители деревень и фермеры одеваются на заморский лад». Это звучало странно, потому что отец рассказывал, что местные жители на праздники надевают «наньге», нечто похожее на клоунский наряд, чтобы веселить людей. Килиан представлял аборигенов в масках и соломенных костюмах, но никак не в европейской одежде.
– Надеюсь, скоро мы сможем летать туда на самолете, – ворвался в его мысли голос Хакобо. – Я больше этого не вынесу.
– Если б ты столько не пил накануне, – улыбнулся Килиан, – возможно, морская болезнь так бы тебя не мучила.
– Тогда дни были бы длиннее и скучнее… А что Мануэль?
– Пошел в кино.
Хакобо решил составить брату компанию, убрал шляпу и взглянул на журнал.
– Есть там что-то интересное для меня?
Каждый день повторялось одно и то же. Килиан и Мануэль читали, пока Хакобо спал, потом Килиан рассказывал о прочитанном.
– Как раз собирался почитать про буби, ведь именно они изначально населяли остров, может, ты…
– Пустая трата времени! – перебил Хакобо. – Тебе не нужно знать язык буби для работы. Большинство местных говорит по-испански, а еще ты будешь постоянно вращаться среди нигерийских работников. Так что лучше поучи пиджин – вот он будет требоваться на каждом шагу[3].
На столе лежала потрепанная книжка в кожаном переплете, написанная священником из ордена сыновей Пренепорочного сердца Девы Марии, изданная в 1919 году. Надпись на обложке гласила: «Англо-африканский диалект, или “Ломаный английский”». Килиан пытался запомнить несколько фраз, но это было трудно, потому что он ни разу их не слышал. В самой книге каждое испанское слово имело перевод на африканский английский – пиджин или «пичи», как его называли испанцы, – и его транскрипция.
– Не понимаю, почему слово пишется так, а произносится – эдак. Это же лишняя работа.
– Забудь о написании. Ты же не будешь писать нигерийцам письма! Запоминай произношение, – Хакобо взял книгу и ручку брата с золоченым колпачком. – Гляди. Первое, что нужно запомнить, – основные вопросы, смотри, вот здесь. – Он выделил страницу. – Дальше будешь учить фразы, которые услышишь. – Он захлопнул книгу и вернул ее на стол. – Тебе будут постоянно говорить, что они больны, не могут работать, не знают, что и как делать, что им жарко, что дождь льет… – Брат откинулся на спинку стула, закинув руки за голову, и вздохнул: – Черные всегда ищут повод не работать. Прямо как дети. Сам увидишь!
Килиан усмехнулся: Хакобо как будто про себя говорил. Взял книгу и принялся просматривать фразы, которые отметил брат. Те привели его в замешательство: «я тебе покажу», «работай», «иди», «заткнись», «мне плохо», «не понимаю», «если сломаешь, я тебя побью». И это ему придется говорить? Он отказывался верить, что за все это время Хакобо ни разу нормально не поговорил с рабочими. Впрочем, ничего удивительного: все истории, рассказанные братом, крутились вокруг клубов и баров в Санта-Исабель.
Хакобо вновь надвинул шляпу на глаза, собираясь продолжить свою бесконечную сиесту.
– Хакобо?
– Мм?
– Ты много лет провел на острове. Что ты знаешь о его истории?
– То же, что и все: это процветающая колония, где можно хорошо заработать.
– Да, но… кто там был до нас?
– Англичане, португальцы… Откуда я знаю?
– Да… но раньше-то он принадлежал аборигенам…
– А, этим дикарям! – хмыкнул Хакобо. – Им повезло, что мы пришли. А то так бы и жили в джунглях. Спроси у отца: он проводил им электричество.
– Ну, и в Пасолобино его не так давно провели, – продолжал Килиан задумчиво. – И во многих испанских деревнях дети рады сухому молоку и американскому консервированному сыру. Это не лучший пример прогресса. Посмотри на фотографии отца в детстве. Невозможно поверить, что они так жили!
– Если тебя так интересует история, поищи книги в офисе на плантации. Но, помяни мое слово, ты будешь так уставать, что не сможешь их читать, – Хакобо откинулся в кресле и вновь накрыл лицо шляпой. – И, если тебя не затруднит, дай мне поспать.
Килиан смотрел на море, плоское, как доска, – как раз таким он его описал в письмах Каталине и Марианне. Солнце посылало последние лучи от края горизонта, скоро его поглотит морская пучина. В горах солнце само пряталось в сумерках, здесь же море затягивало его в себя. Килиану никогда не надоедало наблюдать роскошные закаты в открытом море, но уже хотелось ступить на твердую землю. Ночь они провели в порту Монровии, столице Либерии, чтобы разгрузить и загрузить товары, но пассажирам сойти на берег не удалось. Местное побережье выглядело однообразно: заросли акаций и мангров, длинная полоса песчаных пляжей с несколькими деревеньками. Здесь жили кру – «лучшие работники», по словам попутчиков-галисийцев: «Они похожи на астурийцев или на нас, галисийцев, в работе им равных нет». Килиан вспомнил рассказы отца о том, как местные жители подплывали на своих каноэ к судам из Европы и предлагали самые разные услуги. Якобы у каждого аборигена было по два-три десятка «жен». Скорее всего это была выдумка, но она вызывала улыбки на лицах белых мужчин, представлявших, как можно удовлетворить столько женщин сразу[4].
Каждый вечер после ужина пассажиры собирались на палубе, прогуливались и разговаривали. Вдалеке Килиан заметил племянника губернатора с семьей, возвращающегося из Мадрида в Гвинею после долгого пребывания в Испании. В паре метров от него компания мужчин играла в карты. Они тут все давно перезнакомились. Килиан улыбнулся, вспоминая, как неловко себя чувствовал, когда увидел столь большое разнообразие приборов в столовой. Но постепенно он привык, а с ленивым течением дней ушла и нервозность. Не о чем беспокоиться.
Он закрыл глаза и подставил лицо бризу. Еще одна ночь! Килиан мысленно устремился к родному дому, попытался представить, чем занимаются мать и сестра. Мысли его текли на родном наречии. На корабле он говорил по-испански и слышал много английского, немецкого и французского. Иногда он думал, не является ли язык буби для местного населения тем же, что диалект Пасолобино – для него самого. Ему было интересно, будет ли кто-то спустя время изучать не только историю «большой» Испании, но и прекрасный уголок в Пиренеях, где он вырос. И он хотел узнать как можно больше о мире, в который направлялся. Об истории острова, мужчин и женщин с фотографий. Настоящую историю… Если что-то от нее еще осталось.