Слово было произнесено: я влюблена! Может, у меня с мадемуазелями не так уж и много общего? Пусть они решили закончить жизнь в одиночестве, но я же не обязана следовать их примеру. Я напишу свою собственную историю. Проложу свой собственный курс. Вместе с Паскуалем меня ждет новая жизнь.
Я задула свечу. Скользнула к нему под одеяло. В полудреме он поцеловал меня. Я еще не знала, что это наш последний поцелуй.
44
Меня разбудил звук ключа в замке.
Я вскочила. Нельзя допустить, чтобы нас застали здесь вместе!
– Паскуаль! Одевайся, уже…
Пусто.
Кровать была пуста.
– Роза? – послышался голос от входа.
Мяукнул Дон Кихот. На подушке лежал клочок бумаги, вырванный из моего блокнота. Несколько второпях нацарапанных слов. Его ждут на берегу. Корабль отплывает на следующий день. Он был рад повидаться и желает мне удачи. Заканчивалось все страшными словами: «Береги себя».
– Роза, ты здесь?
Я была оглушена.
– У меня отличная идея, Палома! Ты только послушай…
Береги себя.
Свежевыбритый Анри заглянул за ширму. И застыл, изменившись в лице.
В мгновенье ока его взгляд скользнул по лежащей на полу одежде. Помятые простыни. Мои голые плечи.
Я была бледной как смерть.
Паскуаль ушел.
– Что здесь… – запинаясь пробормотал Анри.
Кажется, я услышала, как его сердце покатилось по полу и разбилось на куски. Оно лежало рядом с моим. Расколотое. Вырванное из груди.
«Береги себя». Все равно что «забудь меня» или «живи без меня».
– Роза, как же … как ты могла… как же так?
Голос Анри звучал едва слышно. Он доносился до меня откуда-то издалека. Как в тумане.
Внутри него шла борьба между нежеланием верить в катастрофу и необходимостью смотреть фактам в лицо. Внутри меня кипела та же битва. Та же кровавая битва. Только с другими лицами.
– Анри… – наконец смогла выдавить я.
Он, все еще не веря, качал головой. Речь шла уже не только о нас двоих, но и о мастерской. Обо всем, что мы построили. О наших планах.
Я хотела его успокоить, объяснить, удержать. Но смогла произнести только одно:
– Анри, он ушел.
Как будто это могло все стереть.
Анри снова покачал головой. Опустил плечи, отвернулся. Я вскочила с кровати, натянула рубашку. Побежала за ним.
– Анри, прости меня!
Ледяной пол под моими босыми ногами. На синей стене черно-белые ласточки эхом вторили моему крику.
– Анри! – крикнула я. – Я тебя предупреждаю! Только попробуй уйти, не выслушав меня.
Оцепенение сменилось гневом. Что на меня нашло! Как я могла дать волю таким глупым мыслям? В своих мыслях я выглядела свободной, но в глазах Паскуаля была просто доступной девкой! А теперь еще и в глазах Анри!
Анри остановился. Он стоял ко мне спиной. Слезы навернулись мне на глаза. Я воспарила к небесам. И перепутала любовь с желанием. Приземление было ужасным. Мне было стыдно. Я чувствовала себя униженной. Не могла найти слов, чтобы исправить то, что разрушила.
– Анри, – взмолилась я. – Мы оба нужны мастерской. Ничего не изменилось.
Он обернулся. Его глаза блестели.
– Я люблю тебя, Роза. И даже если для тебя это ничего не значит, для меня изменилось все.
Я покачала головой. Я попала в ловушку. В ловушку его любви. Моего желания. В ловушку! Стоило мне ощутить себя свободной! Раз в жизни сделать то, что хочу, как все рассыпалось у меня на глазах! А ведь это именно он учил меня следовать за своей мечтой! Ничего не бояться!
– Я ничего тебе не обещала, Анри! – крикнула я.
По моей щеке скатилась крупная слеза. Я была в ярости. Почему я должна оправдываться? Я не сделала ничего дурного! А мое собственное горе? Кто-нибудь собирался меня утешить?
– Ты так и не понял, что я никому не принадлежу! Анри, я не принадлежу тебе и никогда не буду принадлежать! Как я должна сказать это, чтобы ты услышал?
Жесткая атака. Прямая. Мои слова вонзались в него как отравленные стрелы. Они разрушили нашу дружбу. Растоптали остатки его надежд. Разбили наши мечты. Уничтожили наше будущее.
Анри кивнул, ошеломленный. Он услышал меня. Он возвращал мне мою свободу. Он надел шляпу и ушел.
45
– Он вернется. Дай ему время.
Колетт не волновалась. Анри расстроился, но он это переживет. Главным предметом ее интереса был Паскуаль. Какой он? Хороший ли он любовник? Колетт сокрушалась, что не познакомилась с ним, и хотела знать все.
– Любовь как лошадь, Палома! Когда падаешь, нужно поскорее вернуться в седло.
Колетт знала толк в любовных разочарованиях. И что-то мне подсказывало, что ни один из тех мужчин, с которыми она встретилась в Стране Басков, так и не смог загладить сердечную боль от ее парижской любви.
Но она была права. По крайней мере, я так думала. Нужно было двигаться дальше. В конце концов, как говорила мадемуазель Вера, случилось и кое-что хорошее. Я наконец-то узнала, что такое чувственное наслаждение. И явно больше не собиралась от него отказываться.
Конечно, это следовало отпраздновать.
Как-то раз, путешествуя с Люпеном, маркиза познакомилась с одной семейной парой. Автомобиль мадемуазель Веры сломался километрах в пятнадцати от Молеона. Марсель копался в двигателе, пытаясь завести его, но так и не смог. Шел проливной дождь, и Люпен вызвался сходить за помощью. По дороге он и встретил месье и мадам д'Арампе.
Супруги, которым было за пятьдесят, оказались приветливыми и дружелюбными. Они были богаты, очень богаты. Потомки знатного баскского рода, они владели красивейшим домом на холме. Роскошный особняк, затерянный среди сельских пейзажей. Они обожали устраивать приемы и вечеринки, на которые съезжался весь Биарриц в поисках развлечений. Принцы крови и короли финансов, великие художники и простые смертные – все они охотно оставляли огни побережья ради этого дома в самом сердце провинции Суль. Они стекались на приемы месье д'Арампе, который стремился открыть для них душу Страны Басков.
В тот день д'Арампе разослали приглашения на званый ужин. На «маленькую скромную вечеринку» они пригласили нескольких друзей, которые были проездом в этих краях. Колетт была наслышана об их незабываемых приемах и очень обрадовалась возможности посетить один из них.
Никогда еще я не видела ее такой сияющей, как в те дни. В мастерской она обрела смысл жизни. Она заботливо и терпеливо наставляла работниц. Все они восхищались ею и ее талантом. Жизнь кокотки осталась далеко позади. Колетт была самостоятельной и независимой. Встречалась с мужчинами, когда подворачивался случай. Таких свободных женщин в те времена было немного.
Что касается мадемуазель Веры, то я подозревала, что у нее роман с одним джентльменом с побережья. Она стала больше смеяться, ее не раздражали замечания мадемуазель Терезы. А самое главное – она убрала свою пишущую машинку и кисти. Маркиза решила жить дальше.
По случаю приема Колетт нашла в магазине на главной улице длинное облегающее платье, которое подчеркивало ее самые сокровенные изгибы. Золотистое, мерцающее чудо из парчи, скроенное по косой, обволакивало ее тело жидким металлом. Длинные прозрачные рукава частично открывали плечи. Я уже привыкла к красоте Колетт, но в тот вечер она была просто ослепительна.
Вдохновившись фильмами, которые иногда показывали в Молеоне, она сделала короткую стрижку, осветлила волосы и стала подкрашивать губы ярко-красной помадой. Настоящая американская актриса, но с лукавым, неуловимо дерзким оттенком, свойственным француженкам.
Мадемуазель Вера выписала из Парижа розовое платье из тюля, усыпанное золотистыми стеклянными бусинами. Прямая тога на тонких бретельках с плиссированной баской, подчеркнутая блестящим поясом. Маркиза была похожа на греческую статую.
Наши вечера были, конечно, великолепны, но они не шли ни в какое сравнение с теми усилиями, которые мадемуазель Вера и Колетт предприняли, чтобы произвести впечатление на гостей д'Арампе.
Этот вечер будет самым грандиозным из всех. И самым трагичным.
Праздник был в самом разгаре, когда появилась наша веселая компания. Мадемуазель Тереза улыбалась, Бернадетта сияла. На самом деле, она уже несколько недель пребывала в неизменно хорошем настроении. Она встретила кого-то? Все указывало именно на это. В тот вечер я рассчитывала все разузнать.
Под деревьями был накрыт длинный стол. Подсвечники и хрустальные бокалы мерцали в свете гирлянд и разноцветных фонариков. В воздухе витал восхитительный аромат мяса и рыбы. Д'Арампе обожали свой край и хотели, чтобы их гости тоже полюбили его. Форель утреннего улова, пиперада[3] с колбасой и фаршированные цыплята в сочетании с винами провинции Суль ожидали гостей. Выступали местные танцоры в традиционных синих и красных костюмах, легкие и веселые. Молодой пастух спустился с гор, чтобы поприветствовать гостей песней. Его благородное лицо, гордый взгляд, глубокий голос сразу же привлекли мое внимание. В моем воображении на его лицо наложилось лицо Паскуаля и, к моему удивлению, Анри. Но тут Колетт схватила меня за руку.
– Ты ни за что не догадаешься, кто здесь!
Ее глаза сияли как никогда прежде.
Внизу, возле замка, группа гостей играла в пелоту. Настроение у всех было приподнятое. Мячи летали, сопровождаемые взрывами смеха и криками радости. Один из них, мужчина лет сорока в двубортном костюме, соломенной шляпе и лаковых дерби, начал петь. Сразу же воцарилась тишина. Он пел на баскском языке, хоть и со странным акцентом, затем исполнил несколько баскских танцевальных па – ничего выдающегося, но публика вдруг взорвалась аплодисментами. Колетт была в восхищении.
Я никак не могла понять причину такого восторга. Кто этот человек, которого, казалось, здесь все знают?
– Это Шарло! – шепнула мне Колетт.
Шарло?
Тонкими пальцами она изобразила усы, шляпу-котелок и зашагала, переваливаясь с ноги на ногу, как пингвин, вертя в руках воображаемую трость.