– Чарли Чаплин?
Я не могла в это поверить. Тот комик, которым мы с Колетт восхищались в «Малыше» и «Золотой лихорадке», был совсем не похож на элегантного седоватого мужчину, танцующего возле стенки для игры в пелоту.
– Но что он делает здесь?
В самом сердце провинции Суль, у подножия Пиренеев, среди коров? Это казалось мне совершенно невероятным. Колетт пожала плечами.
– Говорят, в прошлом году здесь были Черчилли. Почему бы и ему не приехать?
Она улыбнулась. Американский актер поднял глаза. Наступила тишина. Все взгляды обратились на Колетт. На ее улыбку. Ее блестящее платье. Белые плечи. Белокурые волосы. Время остановилось.
Чаплин был невысоким, худощавым, но от него исходила завораживающая, гипнотическая энергия. Он был очень красивым мужчиной. Не сводя глаз с Колетт, он пробился сквозь толпу, взял ее руку и осторожно поцеловал.
– Чарльз Спенсер Чаплин, – представился он.
И добавил по-французски, с очаровательным акцентом:
– Мне очень приятно.
В его глазах плескался смех, он излучал невероятное обаяние. Все вокруг молчали, как завороженные. Мы были уже не в Тардеце, не в Стране Басков, а где-то в Голливуде.
– I was told the Страна Басков was a чудо and I do realize now what was meant.
Колетт подняла бровь, забавляясь.
– Месье Чаплин, для актера немого кино вы удивительно разговорчивы.
Вокруг послышался смех. На лице Чаплина появилась обиженная гримаса, но затем оно озарилось, внезапно преобразившись. Его осенила идея. В выражении его глаз, в движении губ и бровей разыгрывался целый фильм. Он повязал вокруг шеи невидимую салфетку, с довольным видом погладил живот, затем нарисовал в воздухе воображаемый стул, стряхнул с него пыль. И с торжественным, подчеркнуто церемонным видом пригласил Колетт сесть на него.
– May I sit рядом с вами for the ужин? – спросил он.
Послышался ропот одобрительного умиления. У одной только Колетт был тот отстраненный вид, который она когда-то принимала во время поездок в автомобиле. Она очаровательно надула губки, изображая нерешительность, затем взяла Чаплина под руку.
– Полагаю, кто-то должен пожертвовать собой, чтобы научить вас французскому! – дерзко бросила она в лицо побежденному клоуну.
Вдруг в толпе раздался голос:
– О Господи! Колетт! Неужели это ты!
Подошла высокая брюнетка с лошадиным лицом. За ее черным платьем тянулся шлейф, прикрепленный огромной брошью с лунным камнем. В руке она держала длинный мундштук. Все в ее облике казалось чрезмерно, непропорционально длинным – подбородок, ноги, пальцы, сигарета. Колетт замерла, затем бросилась ей на шею.
– Эмильена!
Долгие объятия. Чаплин внезапно перестал существовать. Высокая брюнетка отступила назад, чтобы лучше рассмотреть Колетт.
– Ничего ж себе! Хороша, как и раньше! Вот, значит, где ты пряталась все это время?
У нее была довольно вульгарная манера речи, гораздо более грубая, чем та, что удивила меня при первой встрече с Колетт.
– Я не пряталась, я…
– Месье… – перебила она, приветствуя Чаплина обольстительной улыбкой.
Манерно протянула ему руку. На ее среднем пальце сверкал огромный изумруд. Чаплин вежливо поцеловал ее.
Раздался звон колокольчика. Д'Арампе приглашали гостей к столу. Эмильена подхватила Чаплина под свободную руку, и они втроем направились к дому.
Наступила ночь. Сотни факелов, освещавших сад, указывали нам путь к большому столу, накрытому под ясным, усыпанным звездами небом. Вдруг в темноте загудели охотничьи рога. Мощная мелодия, странная и мрачная.
Я вздрогнула.
46
Вскоре подали ужин. Огромный стол, множество гостей. Я потеряла из виду мадемуазелей, Люпена, Марселя и Бернадетту.
Слева от Чаплина Эмильена, как умела, расправлялась с крабом, орудуя своими пальцами с длинными накрашенными ногтями. Она много говорила, громко и возбужденно, сыпала разными байками. Ее оживленная болтовня приводила в восторг соседей. Время от времени она обольстительно улыбалась Шарло и переводила свои рассказы на весьма приблизительный английский, вставляя малопристойные намеки. Речь шла о том, что она завела маленькую киску, которую все очень любили гладить. Гедеон нашел бы в ней отличного наставника.
Напротив меня сидела странно молчаливая Колетт. Иногда она смеялась шуткам Эмильены, но без особого энтузиазма. Что-то изменилось в выражении ее лица. Появилась неуловимая скованность, которую не мог развеять даже ее обходительный сосед.
Блюда сменяли друг друга – изысканные, утонченные. Музыка стала оживленнее, и гости, подогретые реками вина и шампанского, перешли к танцам. Вдруг д'Арампе постучал ножом по бокалу.
– Ongi etorria! Приветствую вас, друзья мои!
Окружающие его гости разразились аплодисментами.
– Страна Басков может многое предложить на побережье, но еще больше – здесь, в самом своем сердце. Будете ли вы достойны этого?
Раздались возгласы: «Конечно! А то как же!»
Появились пятеро мужчин. Мускулистые, с выдающимися челюстями и сверкающими из-под беретов глазами. Они несли длинный канат, который с вызовом бросили к ногам гостей.
Я заинтересованно подняла бровь. Оглянулась по сторонам в поисках Бернадетты. Это должно ей понравиться! Я вспомнила наши воскресные прогулки на рынок. «У этого не на всех этажах горит свет, но я была бы не прочь поставить свои тапочки под его кровать!» Куда, черт побери, она запропастилась?
Д'Арампе выбрал пять человек из толпы. Среди них был и Чаплин, который, как настоящий игрок, уже снял пиджак и с преувеличенным усердием закатывал рукава.
Энтузиазм д'Арампе был заразителен.
– Soka tira! – решительно скомандовал он.
Команды натянули канат. Встав между ними, д'Арампе коротко объяснил правила состязания, которые, надо сказать, были достаточно просты: каждая команда должна тянуть до тех пор, пока не перетащит противников на свою сторону, примерно на четыре метра. Проще простого для этих баскских силачей, подумала я. Но гости, распаленные вином и криками окружающих, были настроены весьма решительно.
– Бернадетта обязательно должна это видеть! – крикнула я Колетт.
Она все еще сидела рядом с Эмильеной и не слышала меня. Эти двое были знакомы еще в Париже. Долговязая брюнетка в ярчайших подробностях расписывала Колетт все, что та пропустила. Колетт завороженно слушала. Эмильена рассказывала о своем нынешнем любовнике – насколько я поняла, бельгийском аристократе.
– Он женат? – поинтересовалась Колетт.
– Естественно! – ответила Эмильена. – Но очень щедрый!
Она многозначительно посмотрела на собеседницу и помахала рукой. Изумруд на ее среднем пальце, окруженный круглыми рубинами и желтыми сапфирами, вспыхнул как фейерверк.
– Двенадцать карат!
– Мать моя! – восхищенно воскликнула Колетт.
– Английская пастораль, вот как оно зовется. Один ювелир с Вандомской площади сделал его для меня.
Огромное кольцо, казалось, весило тонну. Если Эмильена вдруг упадет в озеро, оно наверняка утянет ее на дно.
– Ну а ты? Расскажи теперь ты! – теребила она Колетт, поглядывая на ее шею, уши и пальцы, не украшенные никакими драгоценностями. – Что ты делаешь в этой дыре? Я так погляжу, тут только козы, крестьяне и камни! Но не те, из которых можно сделать ожерелье!
Колетт неловко улыбнулась. Парижанка, все еще жившая в ней, не могла не согласиться.
– Я работаю в мастерской, – ответила она, немного придя в себя. – Шью эспадрильи.
– Эспадрильи?
Эмильена захохотала.
Позади нас слышались крики и звуки борьбы. Шарло, взмокший от пота, с увязшими в земле лакированными дерби, изо всех сил сопротивлялся баскам.
– Ты не знаешь, где Бернадетта? – спросила я Колетт, не глядя на ее соседку.
Затылком я чувствовала любопытный взгляд Эмильены. Колетт покачала головой.
– Может быть, с Терезой?
Я кивнула. Не хочет ли она пойти со мной поискать ее? Нет, она предпочитает остаться и поболтать. Она была похожа на мотылька, завороженно летящего на свет. Я вздохнула и отправилась на поиски кухарки.
Чуть дальше, на другом конце стола, сияющая мадемуазель Вера держала под руку пожилого лысеющего господина в мундире с эполетами. Какой-нибудь командир или генерал, наверняка глухой. Королева хохотала во весь голос над каждой его фразой. Я встретилась взглядом с Терезой, та обреченно пожала плечами.
Обойдя все столы, я прошла через сад, спустилась к замку. Вдали в лунном свете мягко поблескивал огоньками город Тардец. Куда же подевалась Бернадетта? Я обошла гостиные, заглянула в курительную комнату, туалеты и даже на кухню, полную персонала, – тебе это должно быть хорошо знакомо, Лиз! – но Бернадетты нигде не было. В воздухе разносились крики мужчин, из последних сил сражавшихся с баскскими силачами. Я окликнула вынырнувшего из кухни официанта в ливрее:
– Не попадалась ли вам женщина примерно такого роста, в синем платье и в шляпке с перьями?
Официант подбородком указал на парадную лестницу напротив входной двери. Что бы это значило? Я поднялась по ступенькам, мои шаги заглушал ковер. Одна из дверей в пустом коридоре была приоткрыта. Приглушенные звуки. Я подошла ближе.
– Прекрати!
Я встревоженно ускорила шаг. Бернадетта!
– Ты что, с ума сошел! Нас же могут зас…
Женский голос хихикнул.
– Бернадетта? – я просунула голову в дверь.
И застыла в изумлении. Улыбающаяся кухарка, распростертая на кровати с задранной юбкой, без особого рвения пыталась оттолкнуть мужчину. Я узнала шрам, насмешливый взгляд и даже зубочистку.
Марсель и Бернадетта хорошо проводили время.
Я прыснула и бросилась вниз по лестнице. Колетт не поверит своим ушам! Конечно, кухарке было не до мускулистых басков, перетягивающих канат! У нее было чем заняться с шофером! Как же я раньше не заметила? Эти двое подходили друг другу, как шляпка и перо.