Палома — страница 36 из 37

Но за три дня до отъезда нам позвонил Жан-Ив. Твою мать только что поместили в психиатрическую лечебницу. В первый раз. Но не в последний.

Он заверил нас, что позаботится о тебе. Но нашу встречу лучше отложить. Врачи не рекомендовали пока навещать Роми. Ей нужен покой. Какое-то время побыть вдали от семьи. Ее тревоги взяли верх над разумом.

В промежутках между госпитализациями Роми писала мне. Присылала твои фотографии. Рассказывала о том, как ты растешь. Как идешь в первый класс. Какие стихи ты выучила. О том, что ты любишь готовить. О твоем переходе из начальной школы в среднюю.

Я же писала тебе каждую неделю. О новостях в мастерской, об овечках, о Бишенте. Посылала тебе сыр, наши эспадрильи, йо-йо, копилку, шерстяные носки.

А потом Жан-Ив умер. С этого момента болезнь полностью поглотила Роми. Ее почерк стал неразборчивым. Она присылала бессвязные письма о том, что ей угрожает смерть, что она стала жертвой заговора. Что за тобой тоже охотятся. Ты – ее сокровище, она должна тебя защитить.

Поэтому вы переехали. Она прислала нам новый адрес. Абонентский ящик. Никто не должен был знать, где вы живете. Наши письма и мольбы ничего не изменили. Роми погрузилась во мрак.

Мадемуазель Вера потратила целое состояние, чтобы разыскать тебя и твою маму. Но вы просто исчезли.

Пять лет спустя умерла мадемуазель Тереза. Мадемуазель Вера вскоре последовала за ней. Обе сестры покоятся под большим дубом у реки. Неразлучные.

Колетт оставалась с матерью до последней минуты. Всегда в движении, живая, яркая, сияющая. Потом она повстречала Луи, овдовевшего буржуа из Биаррица. Рантье с прекрасным чувством юмора, чье общество доставляло нам большое удовольствие. Они с Колетт часто отправлялись на другой конец света: любовались бабочками в Мексике, наблюдали за гориллами в Африке, катались на лыжах на Кавказе. Колетт путешествовала, чтобы забыться.

Мастерская теперь находилась в надежных руках Анжель и Шаби. Мать и сын сохранили душу этого места. Женщины по-прежнему находили здесь убежище. На несколько недель или на несколько лет.

Жизнь шла своим чередом. Как всегда.

До того дня, когда я наконец получила письмо от Роми. Последнее.

Тебе скоро должно было исполниться восемнадцать. Она просила меня позаботиться о тебе, когда ее не станет. Она больше не могла этого выносить. Не хотела быть обузой. Зная о своей болезни, но будучи не в силах с ней справиться, она сожалела, что ей не удалось стать великой певицей, любящей дочерью, хорошей матерью.

Ты обожала готовить. Она нашла кулинарную школу – самую лучшую, единственную, достойную твоего таланта. Это что-то удивительное, сказочное, великолепное! Роми всегда любила превосходную степень. Конечно, она уже и так о многом нас просила, но не согласимся ли мы помочь еще один, последний раз? Она открыла счет в банке. Сообщила в школу. Подготовила документы для поступления. Кулинария сделает тебя звездой. Которой она сама так и не стала.

Впрочем, несмотря ни на что, она взяла от жизни многое. Она крепко целует всех нас, в том числе и свою маму.

К письму была приложена фотография, на которой вы весело смеетесь у фонтана. Лето. Ее веснушки, огненные волосы. Твой взгляд. Я держала фотографию дрожащими руками. Тебе уже восемнадцать лет! И четырнадцать из них прошли вдали от нас. Вдали от моих объятий, от моих поцелуев, от моей неприкаянной любви. Лиз, я так по тебе скучала.

Поэтому я сделала то, что считала необходимым. Я продала свою мастерскую Шаби. Отложила то, что мне могло понадобиться в будущем. Не так уж много, по правде сказать. А все остальное отправила по адресу, который дала мне твоя мама. Колетт поступила так же. Люпен, Марсель и Бернадетта присоединились к нам.

Ради вас, ради тебя, Лиз, мы были готовы на все.

72

Больше мы о вас ничего не слышали. До того самого дня, когда мне попалась статья в газете.

«Лиз Клермон, любимый шеф-повар французов!»

Если бы ты только знала, как я горжусь тобой! Я благодарю небеса за долгую жизнь, которая позволила мне увидеть твой успех. Ты – будущий шеф-повар мишленовского ресторана! Звезда телеэкрана, всеобщая любимица! Хотя меня это совсем не удивляет.

Сейчас мне уже за восемьдесят. Я по-прежнему живу в доме с синими ставнями на окраине Шерота. Твоя бабушка была моей самой близкой подругой. Сестрой, которой мне так не хватало.

Она и Луи были вместе до конца своих дней. Как и Бернадетта с Марселем. А Люпен так и не оставил Веру. Каждый день он медитировал на своей скамейке, глядя на речку и горы вдали. Внимал движениям природы, слушал звезды. Я часто думаю о нем. Мне кажется, я слышу его смех сейчас, когда заканчиваю это письмо. Жизнь иногда делает странные повороты, чтобы в итоге привести нас к главному.

И, конечно же, Анри. Он до конца жизни оставался предпринимателем, бесконечно любознательным, всегда в погоне за новыми идеями, обожаемый своими работниками. Поддавшись внезапному порыву, я сделала ему предложение в его семидесятый день рождения. Музыканты играли классику чарльстона, и я увидела в этом знак. Использовать подвернувшийся случай иногда лучше, чем долго выбирать подходящий момент.

Сейчас, когда я пишу это письмо, я снова вижу перед собой ту маленькую девочку со звонким смехом, какой ты когда-то была. Хотя, если я не ошибаюсь в своих подсчетах, тебе сейчас должно быть около сорока. Я надеюсь, что, прочитав это письмо, ты поймешь, что твоя семья состояла не только из Роми. Твоя мама любила тебя. Любила очень сильно, очень глубоко. Несмотря на свои тревоги, на терзавших ее демонов. Что же касается меня, Колетт, мадемуазелей и всех остальных, мы никогда не забывали тебя. За все эти годы не проходило и дня, чтобы я не думала о тебе. Я не твоя бабушка. Меня нет ни в одном из твоих фотоальбомов. Может быть, даже ни в одном из твоих воспоминаний. Но мне хочется верить, что я была для тебя чем-то намного большим. Настоящая семья – та, которую мы выбираем сами.

Иногда, глядя на Пиренеи, я вспоминаю бедную испанскую девочку, какой я была. Не очень красивую, но полную больших мечтаний. Мастерская изменила мою жизнь и жизнь многих женщин. Мне хочется верить, что история, которую я здесь обрисовала, повлияет и на твою жизнь тоже. Однажды я уйду с мыслью, что все это того стоило.

Не думаю, что такой женщине, как ты, есть дело до старухи восьмидесяти лет, которой я стала. Но если тебе когда-нибудь понадобится компания пожилой дамы, которая любит шить эспадрильи и пить шампанское, можешь на меня рассчитывать.

Ты всегда можешь на меня рассчитывать.

К читателям, несколько слов перед тем, как откланяться

Моя бабушка по материнской линии родом из Беарна. Именно благодаря ей я открыла для себя Молеон. Теперь я приезжаю сюда на лето с детьми, чтобы насладиться ароматами горных пастбищ и радушием местных жителей. Здесь, в самом сердце провинции Суль, сосредоточено множество мастерских по производству эспадрилий. Одна из них привлекла мое внимание. Во-первых, своим названием: Don Quichosse![5] А во-вторых, своей высокой репутацией: эта маленькая мастерская вручную выполняет заказы для известнейших домов моды, покорив их красотой и качеством своих моделей.

Филип, владелец этой мастерской, регулярно проводит экскурсии. Он познакомил меня с процессом производства. Плетенка. Подошва. Носок и пятка. Я несколько раз приходила туда с карандашом и блокнотом. Была внимательна и любопытна, задавала вопросы швеям. Наблюдала за их работой. Слушала их рассказы. Так, мало-помалу, я познакомилась с историей ласточек – испанок, которые много лет назад нелегально отправлялись во Францию, чтобы собрать себе приданое. Это были совсем юные, иногда даже двенадцатилетние девушки. Некоторые из них сгинули в горах, не добравшись до цели. Другие так и не вернулись обратно в Испанию. У многих басков среди предков есть такие швеи. Как ни странно, мало кто знает их историю.

С помощью местных жителей, влюбленных в свою землю и ее традиции, мне удалось получить некоторые сведения и фотографии. Я прошла дорогой ласточек. Посетила те самые деревни. Представила себе их повседневную жизнь.

Так появилась Роза.

А потом, в один прекрасный вечер, произошел незапланированный поворот сюжета, и молодая испанка познакомилась с мадемуазелями. Я представила себе этих парижанок, их роскошь, их свободу. Как они оказались в моем романе? Кто их сюда пригласил? Пришлось провести небольшое исследование. Я полистала книги, просмотрела фотографии. Платья. Интерьеры. И вдруг мне попался адрес одного особняка. Невероятно! Оказывается, прямо на моей улице, всего в нескольких метрах от моего дома когда-то жила одна из самых знаменитых куртизанок веселого Парижа.

Совпадение? Я так не думаю. Похоже, эти женщины хотели завладеть моим пером. Рассказать мне свою историю. Еще раз поднять бокалы с шампанским. У меня нет в этом никаких сомнений.

Следует признать, дорогие друзья, что писателям в их замечательном деле подвластно далеко не все. Поэтому я сердечно благодарю ласточек и кокоток за то, что они решили заглянуть на эти страницы. Воплощение в жизнь их воспоминаний доставило мне огромную радость. От швейных фабрик Молеона до фривольного, скандального Парижа периода Belle Époque.

В этом романе упоминаются некоторые исторические персонажи и факты.

Прежде всего это, конечно же, ласточки. Их путь перекликается с теми крутыми маршрутами, по которым двигаются мигранты наших дней. Узнать больше об этих женщинах можно в прекрасной книге Вероники Иншоспе[6] «Воспоминания ласточек» (Mémoire d'Hirondelles). Эти свидетельства поистине бесценны.

Кроме того, мы встречаем здесь Чарли Чаплина, который попал в заголовки газет, приехав в Тардец на фестиваль, устроенный д'Арампе. В этих газетах нет упоминаний об Эмильене, Колетт или кухарке, влюбленной в шофера, но сам ужин действительно имел место.