– Один хлеб, – попросила Кармен. – На линейку.
Булочница протянула ей огромный четырехкилограммовый каравай. Затем сделала ножом насечку на деревянной линейке. Кармен расплатится в воскресенье, после получки.
Какой-то мальчуган, спрятавшись за юбку матери, стал показывать на меня пальцем. Потом он схватил ленту, вплетенную в мою косу, и дернул. Я вскипела.
– Hijo de… Сукин сы…
– Оставь его! – Кармен прервала цветистый поток брани на испанском, готовый сорваться с моих губ. Может, я и была юной девушкой, но мой запас ругательств заставил бы покраснеть любого священника.
– Следующий! – крикнула булочница.
Я бессильно стиснула зубы. Нам еще нужно было добраться до верхней части города. На фоне серого неба вырисовывались темные очертания гор. Я отвела глаза. В горле все еще стоял ком, готовый вырваться в любой момент. Что меня здесь ждет?
– Роза! Роза!
Мне на шею бросилась Жанетта. На ее щеках горел румянец, пальцы были покрыты чернилами. За ней шла пожилая женщина с книгой в руках. Седые, как снег, волосы, живые, приветливые глаза. Абуэла.
– Мадемуазель Тереза, это Роза! Она у нас живет! – выпалила малышка по-французски.
Я ничего не поняла и опустила голову, чувствуя себя неловко. Учительница разглядывала меня сквозь очки.
– Как тебя зовут? – спросила она по-баскски.
Я взглянула на книгу в ее руке. На обложке – девочка и волк. Такую же книгу унесла с собой Альма. Знак? Должно быть, мое лицо просветлело, потому что учительница спросила:
– Ты умеешь читать?
Я посмотрела на нее, не желая отвечать, я просто хотела, чтобы она продолжала говорить. У нее был мягкий, успокаивающий голос, четкое произношение. Но Кармен уже дергала меня, ей не терпелось вернуться домой. Я кивнула женщине и нырнула в переулок, Жанетта следовала за мной по пятам.
10
Мы жили вшестером в так называемом доме испанок. У хозяина фабрики был договор с родителями Жанетты, которые, как и многие в Молеоне, селили у себя ласточек, чтобы немного подзаработать.
Комнатка под крышей с тремя кроватями. Ведро, стол, на котором стоит подсвечник. Возле очага расставлены по кругу маленькие табуретки. Приятно пахнет дровами, луком и супом.
Ласточки щебетали, но их лица выглядели осунувшимися. Дни были долгими. С семи утра до семи вечера. Шесть дней в неделю. А большинство девушек еще и дополнительно подрабатывали по вечерам. Тринадцатилетняя Амелия ходила по домам натирать полы. Шестнадцатилетняя Мария стала прачкой. Пятнадцатилетняя Маделон – уборщицей. Каждая занималась своим делом, но одно правило было общим для всех: соглашаться на любую работу и никогда не жаловаться.
Я смотрела на них, таких маленьких и хрупких в свете пламени очага. Некоторые были очень красивы. Намного красивее меня с моей кривой ногой и детской фигуркой. Девушки из Молеона завидовали волосам испанок – пышным, блестящим, иссиня-черным, разделенным пробором посередине. Мои соседки смазывали их перед сном костным жиром, словно бриолином. Я неуклюже пыталась им подражать.
После ужина ласточки, не мешкая, нырнули в постели. Я была вконец измотана.
Первый день выжал из меня те крохи сил, которые еще оставались после гор.
Я дрожала под тонким одеялом, которое делила с двумя другими девушками.
Что ждет меня здесь?
Я и представить не могла, что останусь во Франции одна, без сестры. Кто позаботится обо мне? Кармен? Хотелось, чтобы кто-то меня обнял, успокоил. Я бы все отдала, лишь бы прижаться к Абуэле. Мне так ее не хватало. Но как вернуться в Испанию? Кто проведет меня обратно? При мысли о том, что придется снова пересекать горы, ущелье, Чертов мост, тени вокруг будто вцепились в меня когтями, сердце заколотилось. Я сжалась в комочек, слезы капали на простыни. Сложив руки, я стала беззвучно молиться. Господи, прошу тебя, верни меня домой. Я закрыла глаза, плотно сжав веки. Я повторяла себе, что, когда открою их снова, все это окажется дурным сном. Господи, смилуйся надо мной. Крик Альмы пронзил мой мозг. Я открыла глаза, задыхаясь, давясь рыданиями и пытаясь заглушить их, уткнувшись в шерстяной матрас.
– Роза!
Я вздрогнула. Попыталась успокоиться, но тело не подчинялось мне, оно продолжало содрогаться от всхлипов.
– Роза, надо спать.
Кармен шептала мне с другого конца комнаты. Я слушала не шевелясь, следя за каждым движением. В очаге еще тлели угли. Я хотела, чтобы она забралась ко мне под одеяло, обняла меня и прошептала что-нибудь на ухо, как делала Альма, когда мне снился страшный сон. Я колебалась, мне хотелось подойти к ней. Но комната выглядела огромной, казалось, стоит мне только поставить на пол ногу, ее схватит когтистая рука и…
– Роза, тебе придется остаться здесь. До весны ты не найдешь никого, кто проводил бы тебя в Испанию. Роза, ты меня слышишь? Нужно работать, тогда ты сможешь привезти деньги Абуэле.
Я заплакала еще сильней, на этот раз беззвучно. Одного упоминания Абуэлы было достаточно, чтобы мне стало в два раза хуже.
Тогда Кармен все-таки встала с кровати. Я услышала ее шаги по полу. Почувствовала ее дыхание у моего лица. Я представила себе, что это Альма.
– Ну все, хватит уже! Я спать хочу, а ты шумишь. Представь, что бы подумала твоя сестра, если бы увидела тебя в таком виде. Не позорь ее!
Я закусила губу, пытаясь подавить рыдания. Все напрасно.
– Это я во всем виновата! Я настояла, чтобы мы отправились сюда! Она не хотела! Она умерла из-за меня!
Я вся превратилась в бесконечный жалобный стон. Но Кармен не собиралась меня утешать.
– И твои слезы ее не вернут! Спи давай. Завтра будет новый день.
11
Прошла неделя с тех пор, как я начала работать в мастерской. Движения мои стали точнее, я шила все быстрее и быстрее. В полдень сотни таких, как я, толпились у больших ворот, стремясь в город на обед. Кукурузные лепешки, немного сала или соленой трески, по праздникам яйца. Дни были тяжелыми и заканчивались неизменными разговорами о любви у горящего очага. Одни мечтали о женихе там, в Испании, другие с интересом поглядывали на французских рабочих. Мне же каждую ночь снились кошмары. Накануне у изножья моей кровати присела Альма. Я позвала ее, сердце мое колотилось. Где взять сил, как дальше жить? Она долго смотрела на меня и улыбалась. Я погладила ее руку. Пальцы ощутили что-то странное, похожее на мех. В следующий миг ее уже не было.
Наконец, наступил день зарплаты. Девушки терпеливо выстроились в очередь перед конторкой. Когда дело дошло до меня, Санчо, упираясь животом в стол, протянул мне несколько монет и махнул рукой.
– Следующая!
Кармен шагнула вперед.
– Не хватает двух су.
– Всего тут хватает. Она новенькая, шьет медленно и работает хуже других.
Кармен не сдвинулась с места.
– Что-то не так? – недовольно спросил он.
– Она сшила вдвое больше, чем вы оплатили.
Глаза ласточки блестели в полумраке мастерской.
– Следующий! – крикнул Санчо.
Мы долго ждали на улице. Кармен, похоже, не собиралась так это оставлять. Я восхищалась ее решительностью и втайне хотела быть похожей на нее.
Кармен беспокоилась о моем заработке. С самого начала я жила в долг. Еда, жилье, отопление. За меня платили другие. И хотели вернуть свои деньги. Наконец мастерская опустела.
– Жди меня здесь, – приказала она.
Я села на камень. Ледяной порыв ветра пробрался мне под платье. Я поплотнее закуталась в шаль.
– В Испании так же холодно?
Позади меня стояла, улыбаясь, старая учительница с седыми волосами в плотной накидке.
– По вечерам я даю уроки французского языка, – указала она на школу, стоявшую чуть поодаль. – Приходи, буду очень рада.
Я замешкалась, не зная, что ответить. Зачем это мне? Чтение любила Альма. А мне нравилось рисовать.
– Держи, это тебе.
Учительница достала из портфеля книгу с картинками и протянула ее мне. На каждой странице – французское слово и рисунок акварелью. Корова. Помидор. Стул. Облако.
– Спасибо.
– У меня есть и другие, они тебе понравятся.
Мадемуазель Тереза попрощалась со мной и ушла. Я принялась рассматривать рисунки в пастельных тонах, наивные и жизнерадостные. Не знаю почему, но эта книга подняла мне настроение.
Вдруг послышалось мяуканье. Слабый, пронзительный писк. Я огляделась по сторонам – какие-то пучки травы, старая тачка. Я подошла поближе. Под колесом притаился котенок. Такой черный, что я не сразу его разглядела. В темноте светились два маленьких золотистых глаза. Я присела, осторожно притянула котенка к себе и кончиками пальцев погладила маленькую головку. Он жалобно мяукнул.
– Проголодался, да?
Котенок цапнул меня за палец своими крошечными зубками. Он был таким тощим, что можно было пересчитать его ребра. Я осмотрела его меховые лапки, нежные подушечки, розовый нос, блестящие глаза, уши… Боже мой, одного не хватало! Котенок смотрел на меня, склонив голову набок, словно спрашивая: «Ну и как я тебе?» Несмотря на увечье, усы придавали ему достойный вид. Он был похож на рыцаря в начищенных доспехах. Нетвердо стоящего на лапах, но все-таки рыцаря. Я вспомнила гравюру, украшавшую нашу классную комнату в Испании. Долговязый всадник на лошади, с копьем в руке, а рядом, на осле, его пузатый спутник. А эти лихие торчащие усы меня просто очаровали. «Дон Кихот Ламанчский! Вот как я тебя назову!» Я осторожно почесала ему шейку. Котенок замурлыкал.
Я рассмеялась при мысли об этом идиоте Санчо, представив, как он разъезжает по мастерской на своем муле, и вдруг поняла, что Кармен так и не вернулась. Сунув котенка за пазуху, я быстро, прыгая через ступеньки, взбежала по лестнице. В мастерской стояла кромешная тьма. Я различила силуэт ласточки. Она пыталась вырваться из коротких пухлых рук, сжимавших ее запястья. Хищный рот впивался ей в шею.
– Выходи за меня… – раздался хриплый голос.
– Отпустите ее!
Я бросилась на обидчика, впиваясь зубами в его руку. Раздался крик, за ним последовала тяжелая оплеуха, сбившая меня с ног. Карме