н подняла меня и потащила к выходу.
– Грязные испанки! – заорал нам вслед Санчо. – Толстая и хромая, толку от вас никакого!
12
Дни проходили в мастерской и дома. Ласточки с радостным нетерпением ожидали рождественской мессы, праздничных украшений и красочных вертепов. Дон Кихот набрал вес. Он оказался пугливым и не сходил с моих колен. Я кормила его молоком и кусочками сушеной трески. Днем, в мастерской, он прятался у меня за пазухой.
Тремя днями ранее я впервые пришла на занятия к мадемуазель Терезе. Я скучала по Абуэле и подсознательно тянулась к пожилой женщине. Когда я постучала в дверь, учительница выводила на доске завтрашнее число. Она улыбнулась и предложила мне сесть. Кроме меня в классе никого не было, пахло мелом и воском. Очевидно, уроки французского не пользовались большой популярностью. Я не сказала ни слова. Она начала читать мне, переводя отдельные фразы и наблюдая за мной через круглые очки. На стене висел рисунок с изображением девочки и волка. Здесь, среди книг, я чувствовала спокойствие и могла перевести дух.
Когда я вернулась, Кармен смерила меня недобрым взглядом.
– Ты где была? – спросила она.
Я что-то промямлила. Показала книгу под мышкой. Это книга Жанетты. Она ее забыла, и… Кармен не сводила с меня глаз.
– Не забывай, кто ты, Роза. И кто протянул тебе руку помощи.
Я быстро закивала. Кармен была самой старшей. Самой опытной. Ее нужно было слушаться. Испанки здесь ради работы. А не для того, чтобы якшаться с француженками, в то время как остальные стирают этим француженкам трусы.
Но меня уже было не остановить. Каждый вечер, не обращая внимания на девичью болтовню, я молча просматривала очередной урок. Корова. Помидор. Облако. Старалась не отвлекаться на шум. Приданое. Кружева. Свадьба. Эти слова меня не интересовали. У меня есть. У тебя есть. У него есть. Я быстро училась. Уроки занимали мою голову. Отвлекали от мыслей об Альме.
И вот как-то вечером непривычная тишина выдернула меня из этих размышлений. Цыган. Цыпочки. Цыпленок. Что-то было не так. Оловянный. Деревянный. Стеклянный. Девушки смеялись меньше обычного или это строгий вид Кармен нагонял тоску? Она выглядела очень напряженной. Колокола церкви пробили восемь. Девушки стали готовиться ко сну.
Мы спали по трое, валетом. Убрав остатки ужина и умывшись, мы задули свечу. Через несколько минут в темноте послышалось похрапывание.
А в моей голове продолжали крутиться одни и те же вопросы: сколько я смогу накопить к весне? Хватит ли этих денег нам с Абуэлой до следующей осени? Конечно нет, если этот проклятый Санчо так и будет платить мне меньше, чем остальным! И как выдержать еще шесть долгих месяцев работы, постоянно сидя в неудобной позе? Каждый вечер я массировала свою ногу, но она все равно стала заметно менее подвижной, чем раньше. Один вопрос волновал меня особенно сильно: хватит ли мне смелости снова пересечь горы весной? От воспоминания об Альме, сорвавшейся в пропасть, щемило в груди.
Вдруг скрипнула дверь. Я открыла глаза. Темная фигура накинула плащ и вышла на лестницу. Кто это? Куда она направилась? В лунном свете я узнала Кармен и на секунду заколебалась.
Мы больше не говорили о том, что произошло тогда в мастерской. Первая зарплата. Санчо. Кармен просто отчитала меня и запретила впредь вмешиваться в ее дела. Но в тот вечер что-то заставило меня пойти за ней – то ли ее забота обо мне в последнее время, то ли мой уже успевший проявить себя характер. В следующее мгновение я оказалась на улице. В ту же секунду Кармен скрылась за углом.
Я поспешила следом, стараясь быть как можно более незаметной. Дошла до церкви, но там никого не было.
– Зачем ты следишь за мной?
Я вскрикнула, хватаясь за сердце.
– Да заткнись ты! – рявкнула Кармен.
Она дрожала.
– Поклянись, что будешь молчать.
– Клянусь!
Лиз, в тот момент мое сердце так бешено колотилось, что я готова была поклясться в чем угодно, лишь бы она проводила меня обратно. Кармен пристально на меня смотрела. Внутри нее шла борьба. Можно ли ей взять меня с собой? В ее глазах я увидела такой же горделивый взгляд, что и тогда в мастерской, в тот день когда Санчо хватал ее своими руками. По ее щеке скатилась слеза.
– Это было всего один раз, с Луисом! В последний вечер в деревне! Он обещал, что будет меня ждать…
Она разрыдалась. О чем это она? Я пыталась ее утешить. Мы двинулись дальше. Ночь была темной, переулки сырыми. Я замерзла.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы остановились перед узким домом, освещенным фонарем. Кармен глубоко вздохнула и тихонько постучала три раза. Дверь открылась. Темнота поглотила нас.
Я не помню ни адреса, ни сказанных там слов.
Только кровь, крики и вязальные спицы.
13
В мастерскую Кармен вернулась, немного прихрамывая. Когда она снимала свой плащ у входа, Санчо буквально раздевал ее глазами, не подозревая о драме, которая разыгралась неделей ранее.
Жизнь потекла в обычном ритме, который задавали шум швейных машин, звон колоколов и мессы. Не было произнесено ни слова. Ни мною, ни Кармен, которая до конца своих дней будет делать вид, что этих событий никогда не было.
Во время ее короткого недомогания, мы с девушками работали вдвое больше, чтобы компенсировать ее отсутствие. Теперь я шила не хуже остальных. Плетенка, союзка, носок, пятка. День и ночь я думала о своем возвращении. Мысли об Альме не отступали, и я вкладывала весь свой гнев в иглу, которая без устали пронзала джут.
К счастью, уроки, которые мадемуазель Тереза давала мне после работы, скрашивали даже самые утомительные дни. Я делала успехи во французском и теперь могла помогать Жанетте с уроками. В обеденный перерыв я погружалась в чтение простых книжек, подобранных для меня учительницей. Сказки Перро. Басни Лафонтена. О мадемуазель Терезе я знала не так уж много: духи, которые она предпочитала (жасмин и флердоранж), бережное отношение к книгам (запрещалось загибать уголки страниц), изящный почерк, пристрастие к черному чаю (без сахара, без молока) и любовь к кошкам (она была единственной, помимо меня, кому Дон Кихот позволял себя гладить, и это вызывало у меня небольшую ревность, сама не знаю почему).
Однажды утром в мастерской рядом со мной села француженка. Я думала, она ошиблась. Обычно испанки и местные женщины сидели отдельно.
Тонкий нос, зеленые миндалевидные глаза, высокие выразительные скулы. На щеке родинка. Шиньон из светлых волос валиком уложен на голове. Тонкую талию и высокую грудь подчеркивало смелое декольте. Какая красота! Я была потрясена.
Она бросила на меня лукавый взгляд.
– Ты новенькая?
Ей было, наверное, лет двадцать. И она обратилась ко мне по-французски.
Я поискала глазами Кармен. Что подумают другие девушки, если я заговорю с местной? Но все были заняты своей работой.
– Твои стежки слишком длинные, – сказала она. – Тебе будут платить больше, если ты станешь лучше работать.
А затем, не дав мне опомниться, она схватила эспадрилью, над которой я работала, и показала, как следует шить. Определенно, эта девушка знала свое дело.
– Ты давно тут работаешь? – спросила я ее вполголоса.
– Нет, всего несколько месяцев. Но я и раньше любила шить.
Ее глаза вспыхнули темным блеском.
– Я занимаюсь образцами. Шью эспадрильи, которые рассылают, чтобы привлечь новых клиентов. Они должны быть сшиты ровно и аккуратно.
У нее было необычное произношение, забавная манера говорить. Она протыкала подошву огромной иглой, вытягивала нить. Я следила за ловкими движениями ее сильных рук. И не успела я глазом моргнуть, как она уже закончила самую прекрасную пару эспадрилий, которую я когда-либо видела.
– Но, как хорошо известно, лучше всех работают испанки, – добавила она.
Я вернулась к работе, но ей хотелось поговорить.
– Ты живешь в «деревянном городе»[1]?
– Нет, в верхнем, – шепнула я. – А ты?
Я украдкой глянула на испанок. Одна из них наблюдала за нами. Я тотчас же опустила голову.
– В Шероте. Знаешь, где это?
Название этой деревушки неподалеку от Молеона было мне смутно знакомо. Я кивнула.
– Да, там живет учительница.
– Я живу вместе с ней. В доме с синими ставнями.
Я удивленно подняла голову.
– Ты живешь с мадемуазель Терезой?
– Да, с ней!
– Это твоя бабушка?
Она уже открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент Санчо грохнул кулаком по столу. Я вздрогнула, чуть было не проткнув руку иглой.
– Тихо!
И тут моя соседка положила свою работу на стол. Медленно повернулась к бригадиру и с вызовом посмотрела ему прямо в глаза.
– Нам, месье, платят за каждую пару. А вовсе не за то, чтобы мы молчали.
У меня перехватило дыхание. Глядя на огромный сжатый кулак толстяка, я подумала, что настал ее последний час. Он таращился на нее целую вечность. Она не опускала глаз. Затем раздался звон колокола. Время обеда.
– До встречи! – бросила она Санчо, вставая и задвигая под стол свой стул.
Так в моей жизни появилась Колетт.
14
Через несколько дней в зал, где мы работали, ворвалась веселая мелодия – ее принесли тромбон, барабан и труба. При виде этого трио лицо Колетт просияло. Первые же ноты заставили мое сердце биться сильнее. Трое мужчин в беретах с улыбкой переглянулись – женское общество их явно радовало. Самый тощий, с барабаном на животе, запел. В мастерской заиграли улыбки, головы закачались в такт, ботинки начали отбивать ритм. Должно быть, Санчо куда-то позвали, потому что он исчез, и с его уходом начался настоящий праздник. Девушки встали, взялись под руки и пустились в пляс. Платья и косы закружились среди станков. Колетт первой приподняла юбки. Подбадриваемая швеями, она забралась на стол. Девушки разразились радостными возгласами.