Ланселот изложил свой план. Инга и Жерар согласились сразу: Инга потому, что с первой минуты безоглядно доверилась Ланселоту, а вот Жерар, похоже, моментально понял суть плана Ланселота и все его выгоды. Ванда и мальчик сказали, что подумают, но было видно, что предложение Ланселота их не только удивило.
ГЛАВА 11
Прошла неделя и наступил день старта. На винтовую дорогу их вывели еще на одном из подземных ярусов Башни. Выпускали паломников пятерками с интервалом в час. Все было предусмотрено и рассчитано: за такое время участники успевали растянуться по дороге, и пока зрителям было на что смотреть, следующую пятерку не выпускали.
Паломники уже слышали разговоры между служителями и другими участниками из их сотни о том, что немало зрителей поставили свое золото на троих из их пятерки, большей частью на Жерара, но также на Ланселота и даже на мальчика. На Ванду с Ингой не поставил никто.
— Тем лучше, — заметил Жерар. — А вы, девушки, не огорчайтесь, вам популярность ни к чему, вы у нас темные лошадки: чем меньше на вас ставят, тем больше будет ваш выигрыш.
— Будет ли он, выигрыш? — спросила сумрачно Ванда.
— А как же! Ты посмотри, какие парни на тебя ставят! - Ванда в недоумении оглянулась.
— Не туда смотришь, я говорю про себя и Ланселота.
Ванда слабо улыбнулась бескровными губами.
В отличие от Ванды болельщики—служители достоинства Ланселота и Жерара заметили сразу и обсуждали их, не смущаясь присутствием обсуждаемых.
— Поглядите, какие мускулы у этого парня на руках и плечах! На верхних ярусах он сможет отдыхать не на холодном бетоне, а в своей коляске, — говорили ставившие на Ланселота.
— Если наш не догадается перевернуть его коляску, пока он спит, — усмехались поставившие на Жерара. — И далеко он тогда уйдет без коляски?
Кроме самой Инги, на нее так никто и не поставил. Люди рассуждали вполне здраво: до первого финиша некоторые паломники бегом бежали, а ей где уж! Ланселот, отдавший служителям батарейку Тесла из коляски, получил за нее пять планет золотом и отдал их Инге. Ей же вручил свой последний золотой Жерар. Инга заполнила карточки игрока за полчаса до начала гонок, в зале, где перед стартом собрали игроков. Она протянула их распорядителю, тот взглянул, громко заржал и тут же сообщил о причине смеха коллегам. Поднялся общий хохот.
Увидев слезы на глазах Инги, Ланселот приобнял ее и шепнул:
— Инга, успокойся! Это здорово, что все будут в курсе твоей ставки: ты получишь все деньги сполна — слишком много свидетелей, чтобы тебя решились обмануть при расплате: Жерар говорит, что такое случается. Ты только не забудь, что ты должна сделать, когда получишь кучу денег.
— Зря вы на меня рассчитываете, — вздохнула Инга, — у меня все равно ничего не получится, я только подведу вас. Мне вообще не везет и никогда не везло, и я знаю, что мне живой с этой башни не спуститься.
— Еще какой живой будешь, когда спустишься с нее здоровой и с карманами, набитыми золотом! — сказал Жерар. — А рассчитываем мы, детка, не на тебя одну, а на всю нашу пятерку.
— Ты, главное, деньги береги, как получишь выигрыш, по сторонам не зевай, а хватай сразу велотакси и кати подальше от Башни, — сказал девушке Тридцать пятый. — Но смотри, если ты нас бросишь и удерешь со всеми деньгами…
— Не смей так говорить, парень! — одернул его Ланселот. — Если мы не будем доверять друг другу, нам не выиграть эту игру.
— Странные вы люди, — вздохнула Ванда. — Ни за что бы с вами не связалась при других обстоятельствах.
— Это ты просто не успела к нам приглядеться, красавица, и не заметила нашего скрытого обаяния, — пошутил Жерар. — Но у тебя еще будет время — когда мы с Ланселотом и Тридцатьпятиком будем проходить последние ярусы. Вот уж там мы будем на высоте!
— Тридцатьпятик! — улыбнулся Ланселот. — Неплохо звучит.
— Вот так и будем тебя звать, раз ты не хочешь говорить свое имя, — сказала мальчику Ванда.
— Много чести тебе будет знать мое имя!
— Уж такое у тебя громкое имя! — усмехнулась Ванда.
В ответ мальчишка показал Ванде шелудивый красный кулак.
— Не надо ссориться, — тихо попросила Инга.
— Седьмая пятерка — на старт! — объявили по местному радио.
Они вышли на середину трассы: Инга в фиолетовой куртке, Ванда в синей, Тридцатьпятик в желтой, Жерар в оранжевой и Ланселот — в красной. Увидев сразу трех участников, претендующих на высокие финиши да еще идущих в одной пятерке, зрители одобрительно взревели. Распорядитель повел пятерку к стартовой черте.
Встав у белой черты, они ждали сигнала. Как только раздался короткий и резкий хлопок стартового пистолета, зрители на балконе над стартом замерли в полном недоумении, стараясь понять, что там такое происходит внизу?
А происходило вот что. Сначала инвалид достал из—под себя какие—то ремни и тряпки и передал их участнику в оранжевой куртке. Тот расправил их, и оказалось, что это длинный ремень, составленный из трех брючных ремней; один конец его был прикреплен к низу коляски, а другой расходился на три петли, сплетенные из пестрых тряпок. Игрок в оранжевом стал перед коляской, просунул в одну петлю руку без кисти и согнул ее в локте, а две другие петли взяли в руки мальчишка и худая девушка, вставшие у него по бокам. По балконам прошел ропот: зрители наконец поняли, что трое из пятерки впряглись в коляску четвертого. Но когда к коляске подошла толстуха и нагло уселась на колени инвалиду, по балконам прокатился рев возмущения и восторга: такого здесь еще не видали!
Коляска тронулась. Ланселот изо всех сил крутил колеса руками, обмотанными тряпками, чтобы избежать слишком сильного трения: на упряжь и на тряпки для его рук пошла запасная пара нижнего белья Инги, у других запасной одежды не было совсем. Она и платками своими поделилась, всем дала по одному.
Коляску тащили в основном Жерар, Ванда и Тридцатьпятик. Тройке поначалу было нелегко, но потом, когда они взяли разгон, бежать стало легче: нижние ярусы Башни были не слишком крутыми, и они мчались почти со скоростью велорикши.
И вот впереди показалась спина человека, ковылявшего на костылях, последнего из предыдущей пятерки. Услышав шум бегущих, он оглянулся, с удивлением поглядел на странную повозку, проводил ее глазами и поковылял дальше.
— Один, — сказала Инга. Пока что ее частью общего дела было считать тех, кого они обогнали.
Как ни странно, минуя ярусы, тройка не теряла скорости, хотя дорога становилась круче: напротив, они вошли в ритм и бежали теперь ровно, только Жерар делал шаги длиннее и реже, чем Ванда и Тридцатьпятик. Они обогнали еще несколько паломников.
— Четыре… Шесть… Семь и восемь, — считала Инга. — Ланселот, их еще так много впереди! Мы не сумеем обойти всех! — Считай, милая, считай! Все идет хорошо! Ланселот старался не глядеть в лица тех, кого они оставляли позади на вымощенной бетонными плитами дороге. Не он устроил эти гонки. Он и его пятерка такие же жертвы чужой игры, как и те, кого они обгоняли.
Они обгоняли одного за другим тех, кто бежал, шел и тем более брел по трассе впереди них. Правда, большинство из них были в куртках разных цветов и пока не особенно торопились, берегли силы. И вот уже впереди осталось шестеро игроков, и, судя по всему, это были те, кто шел быстрым шагом или бежал, торопясь к первому фиолетовому финишу — настоящие соперники Инги. И тут вдруг начала уставать Ванда. Она спотыкалась и покачивалась на ходу.
— Жерар, Ванда устает! — крикнул Ланселот.
— Я ничего… Я еще могу… — задыхаясь крикнула Ванда, но Ланселот скомандовал остановиться. Жерар взял у нее из стиснутых рук петлю и поправил упряжку так, что бы нагрузка распределялась поровну между ним и Тридцатьпятиком.
— Ванда, иди спокойно и постарайся отдохнуть на ходу, — сказал Жерар девушке, — мы вернемся за тобой.
Ванда осталась стоять на дороге, прижимая обе руки к судорожно вздымавшейся плоской груди.
— Желаю вам удачи, — с трудом проговорила она. — Бегите дальше! И не вздумайте за мной возвращаться…
— Это ты не вздумай останавливаться, — сердито сказал Жерар. — Чем дальше ты сумеешь пройти вперед, тем меньше мы потеряем времени, когда вернемся за тобой. А мы — вернемся. Ты поняла меня? Смотри, не подведи нас!
— Да, я поняла, — ответила Ванда. — Я буду идти сколько хватит сил.
На двенадцатом ярусе они обогнали всего одного паломника, шедшего мерным спортивным шагом. Впереди оставались еще пятеро.
Вдруг Инга завозилась на его коленях, завздыхала, а потом обернулась к нему и жалобно сказала:
— Ланселот! Я больше не могу! Надо остановиться… — Что случилось, Инга? Что с тобой!
— Скажи Жерару и Тридцатьпятику, что бы остановились. Я терпела, терпела сколько могла…
— Ты можешь сказать толком, что случилось?
— Я очень хочу писать! — наконец выговорила она и громко заплакала.
— Господи, девочка! Так за чем дело встало? Эй, Жерар! Придется остановиться — нашей Инге приспичило в туалет! Только не останавливайтесь сразу, чтобы не сорвать дыхание!
Жерар и Тридцатьпятик замедлили шаг, затем остановились. На балконах притихли, с интересом глядя на них.
— Встань, Инга, зайди за коляску и спокойно делай свое дело. Чем больше воды из тебя выйдет, тем легче нам будет тебя везти, так что давай, действуй основательно и не спеша, — инструктировал Ингу Жерар. — А мы, Тридцатьпятик, давай заслоним ее от этих идиотов.
Сначала зрители не понимали, что происходит на дороге. Они только улюлюкали в адрес Инги, когда она встала с колен Ланселота и показалась во всей своей красе. Но когда она присела за коляской, и вниз по дороге потек ручеек, восторгу зрителей не было предела!
Наконец Инга облегчилась. Дрожащая и смущенная, она снова подошла к коляске под истерический хохот трибун.
— Ланселот, может быть, я теперь не много пройду своими ногами? — предложила она.
— Нет, солнышко, мы не можем так задерживаться. Как, ребята, вы готовы двигаться дальше?