– Пилот, – печально сказал Джер. – Проснитесь! Большинство народа на Гломе несчастно. Лишь обычай вынуждает нас принимать кастовую форму наших предков.
– Пилот, – заметил Ильг, – все гломы рождаются бесформенными!
– А поскольку гломы рождаются бесформенными, все они должны иметь Свободу Формы, – подхватил Джер.
– Вот именно, – сказал Ильг. – Но ему этого не понять. А теперь извините меня. Я хочу подумать. – И дуб умолк.
Пид невесело засмеялся.
– Люди вас перебьют, – сказал он. – Точно так же, как они истребили другие экспедиции.
– Никто из гломов не был убит, – сообщил Джер. – Все наши экспедиции находятся здесь.
– Живы?
– Разумеется. Люди даже не подозревают о нашем существовании. Собака, с которой я охотился, – это глом из девятнадцатой экспедиции. Нас здесь сотни, Пилот. Нам здесь нравится.
Пид пытался все это усвоить. Он всегда знал, что низшим кастам недостает формового самосознания. Но это уж… это просто абсурдно!
Так вот в чем таилась опасность этой планеты – в свободе!
– Присоединяйтесь к нам, Пилот, – предложил Джер. – Здесь настоящий рай. Знаете, сколько на этой планете всяких разновидностей? Неисчислимое множество! Здесь есть формы на все случаи жизни!
Пид покачал головой. На его случай жизни формы нет. Он – Пилот.
Но ведь Люди ничего не знают о присутствии гломов. Подобраться к реактору до смешного легко.
– Всеми вами займется Верховный суд Глома, – прорычал он и обернулся Собакой. – Я сам установлю Сместитель.
Мгновение он изучал себя, потом ощерился на Джера и вприпрыжку направился к воротам.
Люди у ворот даже не взглянули на него. Он проскользнул в центральную дверь здания вслед за каким‑то Человеком и понесся по коридору.
В сумке тела пульсировал и подрагивал Сместитель, увлекая Пила к залу реактора.
Он опрометью взлетел по какой‑то лестнице, промчался по другому коридору. За углом послышались шаги, и Пид инстинктивно почувствовал, что Собакам запрещено находиться внутри здания.
В отчаянии он огляделся, ища, куда бы спрятаться, но коридор был гладок и пуст. Только с потолка свисали светильники.
Пид подпрыгнул и приклеился к потолку. Он принял форму светильника и от души надеялся, что Человек не станет выяснять, отчего он не зажжен.
Люди пробежали мимо.
Пид превратился в копию Человека и поспешил к цели.
Надо подойти поближе.
В коридоре появился еще один человек. Он пристально посмотрел на Пида, попытался что‑то сказать и внезапно пустился наутек.
Пид не знал, что, насторожило Человека, но тоже побежал со всех ног. Сместитель в сумке дрожал и бился, показывая, что критическая дистанция почти достигнута.
Неожиданно мозг пронзило ужасающее сомнение. Все экспедиции дезертировали! Все гломы до единого!
Он чуть‑чуть замедлил бег.
Свобода Формы… какое странное понятие. Тревожащее понятие.
«Это, несомненно, козни Самого Бесформия», – сказал он себе и бросился вперед.
Коридор заканчивался гигантской запертой дверью. Пид уставился на нее.
В дальнем конце коридора загромыхали шаги, послышались крики Людей.
Где же он ошибся? Как его выследили? Он быстро осмотрел себя, провел пальцами по лицу.
Он забыл отформовать черты лица.
В отчаянии он дернул дверь. Потом вынул из сумки крохотный Сместитель, но пульсация была еще недостаточно сильной. Надо подойти к реактору ближе.
Он осмотрел дверь. Между ней и полом была узенькая щель. Пид быстро стал бесформенным и протек под дверью, с трудом протиснув за собой Сместитель.
С внутренней стороны на двери был засов. Пид задвинул его и огляделся по сторонам, надеясь отыскать что‑нибудь, чем можно забаррикадировать дверь. Комнатка была малюсенькая. С одной стороны – свинцовая дверь, ведущая к реактору. С другой стороны – оконце. Вот и все.
Пид бросил взгляд на Сместитель. Пульсация была сильной. Наконец‑то он у цели. Здесь Сместитель может работать, черпая энергию от реактора и преобразуя ее. Нужно только привести его в действие.
Однако они дезертировали, все до единого.
Пид колебался. Все гломы рождаются бесформенными. Это правда. Дети гломов аморфны, пока не подрастут настолько, что можно преподать им кастовую форму предков. Но Свобода Формы?..
Пид взвешивал возможности. Без помехи принимать любую форму, какую только захочет! На этой райской планете он может осуществить любое честолюбивое желание, стать чем угодно, делать что угодно. Он вовсе не будет одинок. И другие гломы наслаждаются здесь преимуществами Свободы Формы.
Люди взламывали дверь. Пид все еще был в нерешительности. Как поступить? Свобода…
Но не для него, подумал он с горечью. Легко стать Охотником или Мыслителем. А он – Пилот. Пилотирование – его жизнь, его страсть. Как же он будет им заниматься здесь?
Конечно, у Людей есть корабли. Можно превратиться в Человека, отыскать корабль…
Нет, никак. Легко стать Деревом или Собакой. Никогда не удастся ему выдать себя за Человека.
Дверь трещала под непрерывными ударами.
Пид подошел к окну, чтобы в последний раз окинуть взглядом планету, прежде чем привести в действие Сместитель. Он выглянул – и чуть не лишился чувств, так он был потрясен.
Так это действительно правда? А он‑то не вполне понимал, что имел в виду Джер, когда говорил, что на этой планете есть все виды жизни, все формы, способные удовлетворить, любое желание! Даже его желание!
Страстное желание всей Касты Пилотов, желание еще более заветное, чем Пилотирование.
Он взглянул еще раз потом швырнул Сместитель на пол, разбив его вдребезги.
Дверь поддалась, и в тот же миг он вылетел в окно.
Люди метнулись к окну. Они выглянули наружу, но так и не поняли, что видят.
За окном взмыла вверх большая белая птица. Она взмахивала крыльями неуклюже, но с возрастающей силой, стремясь догнать улетавшую птичью стаю.
(перевод Н.Евдокимова)
СПЕЦИАЛИСТ
Фотонный шторм разразился без предварительного предупреждения, обрушился на Корабль из‑за плеяды красных звезд‑гигантов. Глаз едва у спел с помощью Передатчика подать второй и последний сигнал тревоги, как шторм уж бушевал вовсю.
Для Передатчика это был третий дальний перелет и первый в жизни шторм световых лучей. Когда Корабль заметно отклонился от курса, принял на себя удар фронта волны и чудовищно накренился, Передатчик перепугался не на шутку. Однако страх тотчас рассеялся, уступив место сильнейшему возбуждению.
«Чего бояться, – подумал Передатчик, – разве не готовили меня как раз к таким аварийным ситуациям?» Когда налетел шторм, Передатчик беседовал с Питателем, но сразу же резко оборвал разговор. Он надеялся, что Питатель благополучно выпутается. Жаль юнца – это его первый дальний рейс.
Нитевидные проволочки, составляющие большую часть тела Передатчика, были протянуты по всему Кораблю. Передатчик быстро поджал их под себя – все, кроме тех, что связывали его с Глазом, Двигателем и Стенками. Теперь все зависело от них. Пока не уляжется шторм, остальным членам Команды придется рассчитывать только на свои силы.
Глаз расплющил по Стенке свое дисковидное тело и высунул наружу один из органов зрения. Остальные он сложил и, чтобы сосредоточиться, втянул их внутрь.
Пользуясь органом зрения Глаза Передатчик вел наблюдение за штормом. Чисто зрительные восприятия Глаза он переводил в команды для Двигателя, который направлял Корабль наперерез волнам. Почти одновременно Передатчик увязывал команды по курсу со скоростью; это делалось для Стенок, чтобы те увеличили жесткость и лучше противостояли ударам.
Действия координировались быстро и уверено: Глаз измерял силу волн. Передатчик сообщал информацию Двигателю и Стенкам. Двигатель вел Корабль вперед в очередную волну, а Стенки смыкались еще теснее, чтобы принять удар.
Увлекшись стремительной, слаженной общей работой, Передатчик и думать забыл о собственных страхах. Думать было некогда. В качестве корабельной системы связи он должен был с рекордной быстротой переводить и передавать сигналы, координируя информацию и командуя действиями.
Спустя каких‑нибудь несколько минут шторм утих.
– Отлично, – сказал Передатчик. – Посмотрим, есть ли повреждения. – Во время шторма нити его спутались, но теперь он распутал их и протянул по всему Кораблю, включив каждого члена Команды в свою цепь. – Двигатель!
– Самочувствие превосходное, – отозвался Двигатель. Во время шторма он активизировал челюсти‑замедлители, умеряя атомные взрывы в своем чреве. Никакой буре не удалось бы застигнуть врасплох столь опытного астронавта, как Двигатель.
– Стенки!
Стенки рапортовали поочередно, и это заняло уйму времени. Их было более тысячи – тонких прямоугольников, составляющих оболочку Корабля. Во время шторма они, естественно, укрепляли стыки, повысив тем самым упругость всего Корабля. Однако в одной или двух появились глубокие вмятины.
Доктор сообщил, что он цел и невредим. Он состоял в основном из рук и во время шторма цеплялся за какой‑то Аккумулятор. Теперь он снял со своей головы нить, тянущуюся от Передатчика, отключился таким образом от цепи и занялся изрешеченными Стенками.
– Давайте‑ка побыстрее, – сказал Передатчик, не забывая, что предстоит еще определить местонахождение Корабля. Он предоставил слово четырем Аккумуляторам. – Ну, как вы там? – спросил он.
Ответа не было. Аккумуляторы сладко спали. Во время шторма их рецепторы были открыты, и теперь все четверо раздувались от избытка энергии. Передатчик подергал своими ниточками, но аккумуляторы не шелохнулись.
– Пусти‑ка меня, вызвался Питатель. Бедняга не сразу догадался прикрепиться к Стенке своими всасывающими трубками и успел‑таки хлебнуть лиха, но петушился ничуть не меньше, чем всегда. Из всех членов Команды Питатель был единственным, кто никогда не нуждался в услугах Доктора: его тело регенерировало самостоятельно.
Он торопливо пересек пол на своих щупальцах – их было около двенадцати – и лягнул ближайший – Аккумулятор. Огромный конус, напоминающий гигантскую копилку, приоткрыл было один глаз, но тут же закрыл его снова. Питатель вторично лягнул Аккумулятор, на этот раз вовсе безрезультатно. Тогда он дотянулся до предохранительного клапана, расположенного в верхней части Аккумулятора, и выпустил часть запаса энергии.