Бринн уже собрался к выходу. Он зажал под мышкой молитвенный посох и сунул в карман «Руководство к праведной жизни» Норстеда. Никогда не выходил он из дому без этого надежного провожатого.
Напоследок он приколол к отвороту пиджака серебряный значок в виде серпа – эмблему его сана. Бринн был посвящен в сан аскета второй степени западнобуддистской конгрегации, и это даже вселяло в него известную гордость, конечно, сдержанную гордость, дозволительную аскету. Многие считали, что он еще молод для звания мирского священника, однако все соглашались в том, что Бринн не по возрасту ревностно блюдет права и обязанности своего сана.
Он запер квартиру и направился к лифту. Здесь уже стояла кучка жильцов, в большинстве – западные буддисты, но также два ламаиста. Когда лифт подошел, все расступились перед Бринном.
– Славный денек, брат мой! – приветствовал его бой, нажимая на кнопку лифта.
Бринн склонил голову ровно на дюйм, в знак обычного скромного приветствия пастыря пасомому. Он неотступно думал о Бене Бакстере. И все же краешком глаза приметил в клетке лифта прелестную, холеную девушку с волосами черными как вороново крыло, с пикантным смугло‑золотистым личиком. Индианка, решил про себя Бринн, и еще подивился, что могло привести чужеземку в их прозаический многоквартирный дом. Он знал большинство жильцов по внешнему виду, но счел бы нескромностью раскланиваться с ними.
Когда лифт спустился в вестибюль, Бринн уже и думать забыл об индианке. У него выдался хлопотливый день. Он предвидел трудности в разговоре с Бакстером и хотел все заранее взвесить. Выйдя на улицу в серенькое, пасмурное апрельское утро, он решил позавтракать в «Золотом лотосе». Часы показывали двадцать пять минут одиннадцатого.
– Остаться бы здесь навсегда и дышать этим воздухом! – воскликнула Джанна Чандрагор.
Лан Ил слабо улыбнулся.
– Возможно, нам удастся дышать им в наше время. Как он вам показался?
– Уж очень доволен собой и должно быть, ханжа и святоша.
Они следовали за Бринном на расстоянии полуквартала. Его высокая фигура выделялась даже в нью‑йоркской утренней толчее.
– А ведь глаз не сводил с вас в лифте, – заметил Ил.
– Заметила. Видный мужчина, не правда ли?
Лан Ил удивленно вскинул брови, но ничего не сказал. Они по‑прежнему шли за Бринном, наблюдая, как толпа расступается перед ним из уважения к его сану. И тут‑то и началось.
Углубившись в себя, Бринн налетел на осанистого румяного толстяка, облаченного в желтую рясу западнобуддистского священника.
– Простите, младший брат мой, я, кажется, помешал вашим размышлениям? – молвил священник.
– Это всецело моя вина, отец. Ибо сказано: пусть юность рассчитывает свои шаги, – ответствовал Бринн.
Священник покачал головой.
– В юности живет мечта о будущем, и старости надлежит уступать ей дорогу.
– Старость – наш путеводитель и дорожный указатель, смиренно, но настойчиво возразил Бринн. – Все авторы единодушны в этом.
– Если вы чтите старость, – возразил священник, – внемлите же и слову старости о том, что юности надлежит давать дорогу. И пожалуйста, без возражений, возлюбленный брат мой!
Бринн с обдуманно любезной улыбкой отвесил низкий поклон. Священник тоже поклонился, и каждый пошел своей дорогой. Бринн ускорил шаг: он крепче зажал в руке молитвенный посох. До чего это похоже на священника ссылаться на свой преклонный возраст как на аргумент в пользу юности. Да и вообще в учении западных буддистов много кричащих противоречий. Но Бринну было сейчас не до них.
Он вошел в кафе «Золотой лотос» и сел за один из дальних столиков. Перебирая пальцами сложный узор на своем молитвенном посохе, он чувствовал, что раздражение его проходит. Почти мгновенно вернулось к нему то ясное, бестревожное единство разума и чувства, которое так необходимо адепту праведной жизни.
Но пришло время помыслить о Бене Бакстере. Человеку не мешает помнить и о своих преходящих обязанностях наряду с религиозными. Посмотрев на часы, он увидел, что уже без малого одиннадцать. Через два с половиной часа он будет в конторе у Бакстера и…
– Что вам угодно? – спросил официант.
– Воды и сушеной рыбки, если можно, – отвечал Бринн.
– Не желаете ли картофеля фри?
– Сегодня вишья, и это не положено, – ответствовал Бринн, из деликатности понизив голос.
Официант побледнел, сглотнул и, прошептав: «Да, сэр, простите, сэр!», поспешил уйти.
Напрасно я поставил его в глупое положение, упрекнул себя Бринн. Не извиниться ли?
Но нет, он только больше смутит официанта. И Бринн со свойственной ему решительностью выбросил из головы официанта и стал думать о Бакстере. Если к лесной территории, которую он собирается купить, прибавить капиталы Бакстера и связи Бакстера, трудно даже вообразить…
Бринн почувствовал безотчетную тревогу. Что‑то неладное происходило за соседним столиком. Повернувшись, он увидел давешнюю смуглянку; она рыдала в крошечный носовой платочек. Маленький сморщенный старикашка безуспешно пытался ее утешить.
Плачущая девушка бросила на Бринна исполненный отчаяния взгляд. Что мог сделать аскет, очутившийся в таком положении, как не вскочить и направить стопы к их столику!
– Простите мою навязчивость, – сказал он, – я невольно стал свидетелем вашего горя. Быть может, вы одиноки в городе? Не могу ли я вам помочь?
– Нам уже никто не поможет! – зарыдала девушка.
Старичок беспомощно пожал плечами.
Поколебавшись, Бринн присел к их столику.
– Поведайте мне свое горе, – сказал он. – Неразрешимых проблем нет. Ибо сказано: через любые джунгли проходит тропа, и след ведет на самую недоступную гору.
– Поистине так, – подтвердил старичок. – Но бывает, что человеческим ногам не под силу достигнуть конца пути.
– В таких случаях, – возразил Бринн, – всяк помогает всякому – и дело сделано. Поведайте мне ваши огорчения, я всеми силами постараюсь вам помочь.
Надо сказать, что Бринн‑аскет превысил здесь свои полномочия. Подобные тотальные услуги лежат на обязанности священников высшей иерархии. Но Бринна так захватило горе девушки и ее красота, что он не дал себе времени подумать.
– В сердце молодого человека заключена сила, это посох для усталых рук, – процитировал старичок. – Но скажите, молодой человек, исповедуете ли вы религиозную терпимость?
– В полной мере! – воскликнул Бринн. – Это один из основных догматов западного буддизма.
– Отлично! Итак, знайте, сэр, что я и моя дочь Джанна прибыли из Лхаграммы, из Индии, где поклоняются воплощению даритрийской космической функции. Мы приехали в Америку в надежде основать здесь небольшой храм. К несчастью, схизматики, чтящие воплощение Мари, опередили нас. Дочери моей надо возвращаться домой. Но фанатики марийцы покушаются на нашу жизнь, они поклялись камня на камне не оставить от даритрийской веры.
– Разве может что‑нибудь угрожать вашей жизни здесь, в сердце Нью‑Йорка? – воскликнул Бринн.
– Здесь больше, чем где бы то ни было! – сказала Джанна. – Людские толпы – маска и плащ для убийцы.
– Мои дни и без того сочтены, – продолжал старик со спокойствием отрешенности. – Мне следует остаться здесь и завершить свой труд. Ибо так написано. Но я хотел бы, чтобы по крайней мере дочь моя благополучно вернулась домой.
– Никуда я без тебя не поеду! – снова зарыдала Джанна.
– Ты сделаешь то, что тебе прикажут, – заявил старик.
Джанна робко потупилась под взглядом его черных сверлящих глаз. Старик повернулся к Бринну.
– Сэр, сегодня во второй половине дня в Индию отплывает пароход. Дочери нужен провожатый – сильный, надежный человек, под чьим руководством и защитой она могла бы благополучно доехать. Все свое состояние я готов отдать тому, кто выполнит эту священную обязанность.
На Бринна вдруг нашло сомнение.
– Я просто ушам своим не верю, – начал он. – А вы не…
Словно в ответ, старик вытащил из кармана маленький замшевый мешочек и вытряхнул на стол его содержимое. Бринн не считал себя знатоком драгоценных камней, и все же немало их прошло через его руки в бытность его религиозным инструктором в годы Второго мирового джехада. Он мог поклясться, что узнает игру рубинов, сапфиров, изумрудов и алмазов.
– Все это ваше, – сказал старик. – Отнесите камни к ювелиру. Когда их подлинность будет подтверждена, вы, возможно, поверите и моему рассказу. Если же и это вас не убеждает…
И он извлек из другого кармана толстый бумажник и передал его Бринну. Открыв его, Бринн увидел, что он набит крупными купюрами.
– Любой банк удостоверит их подлинность, – продолжал старик. – Нет, нет, пожалуйста, я настаиваю, возьмите их себе. Поверьте, это лишь малая часть того, чем я рад буду отблагодарить вас за вашу великую услугу.
Бринн был ошеломлен. Он старался уверить себя, что драгоценности, скорее всего, искусная подделка, а деньги, конечно, фальшивые. И все же знал, что это не так. Они настоящие.
Но если богатство, которым так швыряются, не вызывает сомнений, то можно ли усомниться в рассказе старика? Истории известны случаи, когда действительно события превосходили чудеса волшебных сказок. Разве в «Книге золотых ответов» мало тому примеров?
Бринн посмотрел на плачущую смуглянку, и его охватило великое желание зажечь радость в этих прекрасных глазах, заставить трагический рот улыбаться. Да и в обращенных к нему взорах красавицы угадывал он нечто большее, чем простой интерес к опекуну и защитнику.
– Сэр! – воскликнул старик. – Возможно ли, что вы согласны, что вы готовы…
– Можете на меня рассчитывать! – сказал Бринн.
Старик бросился пожимать ему руку. Что до Джанны, то она только взглянула на своего избавителя, но этот взгляд стоил жаркого объятия.
– Уезжайте сейчас же, не откладывая, – волновался старик. – Не будем терять времени. Возможно, в эту самую минуту нас караулит враг.
– Но я не одет для дороги…
– Неважно! Я снабжу вас всем необходимым… – …к тому же друзья, деловые свидания… погодите! Дайте опомниться!