На земле отпечатались следы, оставленные людьми и их животными. Хэл призадумался над тем, где могут быть трактирщик и его жена. Он вспомнил слова служанки, что хозяйка закрылась от пьяного мужа в погребе. Неужели она продолжала сидеть там даже тогда, когда трактир охватило пламя? Если так, значит, ее тело лежит где-то под угольями, ибо, когда дом запылал как свечка, спастись у нее не было ни малейшей возможности.
Он прошел по следам на дорогу. Похоже, что ночные всадники ускакали на северо-запад. Хэл воротился к холму, бросил взгляд на свежие могилы, снова обошел пепелище, гадая, что за люди могли сотворить такое, и опасаясь в душе, что знает ответ на свой вопрос. Он постоял минуту-другую в нерешительности, а затем двинулся по склону холма в том же направлении, в котором умчался отряд воинов. Уши его настороженно ловили звуки, он пристально глядел себе под ноги. В паре миль от того места, где стоял трактир, Хэл обнаружил его хозяина, того самого человека, которого видел через окно накануне вечером, когда он колотил посуду и крушил мебель. Трактирщик болтался на короткой веревке на нависавшем над дорогой суку исполинского дуба. Руки его были связаны за спиной, голова неестественно вывернулась набок. Легкий ветерок раскачивал тело взад и вперед. На плече мертвеца примостилась серая с белым птичка: она пила кровь, что бежала струйкой у трактирщика изо рта. «Скоро, – подумал Хэл, – налетят и другие птицы».
Запрокинув голову, он глядел на повешенного. Ему было горько – и страшно.
Оставив мертвеца висеть на дубу, Хэл пошел дальше. Судя по следам, всадники торопились. Лошадиные копыта глубоко впечатались в грязь – значит, отряд двигался галопом.
Хэл покинул дорогу и полез на холм. Заблудиться он не боялся, ибо отчетливо помнил все ориентиры, которые наметил себе по пути сюда. Вскоре, миновав бурелом и продравшись сквозь кустарник, он вышел к скалистому уступу, где путешественники устроились вчера на ночлег за несколько часов до рассвета. Чердачный гоблин Оливер и Енот еще спали, тесно прижавшись друг к другу. Трое остальных сидели у края уступа, закутавшись в одеяла. Хэл подошел к ним почти вплотную, прежде чем они заметили его.
– Ты вернулся, – проговорил Джиб. – А мы-то все спорили, куда ты подевался. Ну что, разведем костер?
Хэл отрицательно помотал головой.
– Надо спешить, – сказал он. – Пора уносить ноги.
– Но я набрал хвороста, – возразил Джиб. – Дыма от него будет совсем мало. Мы продрогли и проголодались…
– Надо спешить, – повторил Хэл. – Трактир и конюшня сгорели дотла. Хозяйки я не нашел, а хозяин болтается на дереве. Так что медлить нельзя никак.
– Я разбужу Оливера и Енота, – сказал Джиб, – и тронемся в путь.
Глава 14
Они шли без остановки, не тратя времени ни на отдых, ни на еду. Корнуолл беспокоился за девушку, но та как будто без труда поспевала за остальными; по крайней мере, она не жаловалась.
– Вы, наверно, корите себя за то, что связались с нами, – сказал он, но Мэри лишь покачала головой.
Корнуолл мысленно похвалил ее: молодец, что промолчала, бережет дыхание для утомительных подъемов по склонам холмов и не менее утомительных спусков.
Им пришлось сделать один обход, когда вдалеке показалась хижина дровосека. Наконец, уже под вечер, они остановились на берегу ручья, вернее, прямо в его высохшем русле. Когда-то здесь текла вода и выбила в камне чашу с узким отверстием, куда изливался в незапамятные времена поток. На дне чаши, в самой ее середине, еще стояла крохотная лужица. Путники расположились у стены из песчаника, над которой нависал известняковый выступ, откуда низвергался когда-то водопад, и разожгли костер. До еды, которую они, изголодавшись, проглотили в один присест, разговор как-то не клеился, зато теперь, у огня, можно было и поболтать.
– Ты уверен, – спросил Корнуолл у Хэла, – что это был Бекетт?
– Я не могу утверждать, – отозвался Хэл, – но посуди сам, кто же еще? Торговцы не подковывают своих лошадей, и потом, они гораздо охотнее пользуются мулами. А у тех, с кем мы столкнулись, были одни лошади. И кто еще, скажи на милость, способен на такие зверства?
– Они же не знали, что трактирщик и его жена ни при чем, – возразил Корнуолл.
– Разумеется, не знали, – согласился Хэл. – Они просто решили заранее, что те виноваты, и все. Хозяина они, должно быть, пытали, а затем, ничего от него не добившись, повесили. Хозяйка же, вполне вероятно, сгорела заживо, когда они подожгли дом. – Он посмотрел на Мэри, сидевшую напротив. – Извините, мисс.
– За что? – спросила девушка, проводя ладонью по волосам. – Мне жаль их, по-человечески жаль, что они умерли такой смертью, но, по совести говоря, они мне никто. Нехорошо так говорить, однако, сдается мне, они пострадали заслуженно. Хозяина я боялась; в моей жизни не было ни мгновения с тех пор, как я пришла в трактир, чтобы я его не боялась. А хозяйка была немногим лучше. Всякий раз, когда я подворачивалась ей под горячую руку, она дубасила меня поленом. Хотите, покажу вам синяки?
– Почему же ты не ушла раньше? – удивился Джиб.
– А куда? – ответила она вопросом на вопрос. – Когда вы нашли меня на сеновале, я уже решила, что сбегу, но куда – по-прежнему не представляла, и тут подвернулись вы.
– Ты говоришь, Бекетт движется на северо-запад, – произнес Корнуолл, обращаясь к Хэлу. – А что, если он опередит нас и первым доберется до епископа Башни? Пускай даже он там не задержится, но может настропалить епископа против нас, и мы встретим у него холодный прием, а в худшем случае нас закуют в кандалы.
– Знаешь, Марк, – отозвался Хэл, – по-моему, опасность невелика. В нескольких милях к северу от того места, где повесили трактирщика, дорога разветвляется на две: левая ведет к Башне, а правая – в Пустынный Край. Готов поспорить, что Бекетт выбрал правую. Мне бы, пожалуй, надо было проверить, но я торопился увести вас оттуда.
– Пустынный Край? – переспросила Мэри. – Он направляется в Пустынный Край?
Хэл кивнул.
– А вы тоже идете туда? – поинтересовалась она, оглядывая своих спутников одного за другим.
– Почему ты спрашиваешь? – осведомился Оливер.
– Потому что я, может быть, родилась в Пустынном Краю.
– Что?
– Я точно не знаю, – проговорила Мэри, – не помню. Я была тогда совсем крохотной, и воспоминаний почти не сохранилось. Правда, кое-что в памяти всплывает: большой дом на вершине холма, люди, которые были, наверно, моими родителями, странные товарищи по играм… Однако был ли то в действительности Пустынный Край? Мои родители – не настоящие, а те, что взяли меня к себе и заботились обо мне, рассказывали, что встретили меня на тропинке, которая бежала из Пустынного Края. Они жили по соседству, двое стариков, очень бедных, и у них никогда не было ребенка, которого они могли бы назвать своим собственным. Они взяли меня к себе и воспитали, а я любила их так, словно они были моими настоящими родителями. – Мэри перевела дыхание, потом продолжила: – Они упорно трудились, но оставались бедняками. Жили они в одиночестве, потому что их домик стоял чуть ли не на границе Пустынного Края, а мало кто из людей рискует селиться в такой близости от него. Но с нами ничего плохого не случалось. Мы сеяли рожь и пшеницу, сажали картошку, растили садик, ходили за дровами в лес, доили корову, но скоро она умерла от ящура, а купить другую не было возможности. Еще у нас были свиньи. Мой отец – я всегда называла его отцом, хоть он им и не был, – охотился на оленей и медведей и ставил капканы на пушных зверьков. На меха он выменивал поросят, таких симпатичных маленьких свинок. Мы держали их в доме, чтобы они не достались волкам, до тех пор пока они не вырастали. Я помню: вот отец возвращается домой, а в руках у него поросята. Он приносил их издалека, ведь поблизости не было ни единого хозяйства, кроме нашего.
– И все же вы ушли, – сказал Корнуолл. – Ваша жизнь была счастливой, и все же вы ушли.
– Прошлая зима выдалась морозной и снежной. Мои старики-родители простудились и умерли. Я выхаживала их как могла, но у меня ничего не получилось. Первой умерла мама, а на следующий день – отец. Я развела костер, чтобы растопить лед и отогреть землю, и вырыла могилу, одну на двоих. Она получилась мелкой, потому что земля так и не оттаяла. Я не в силах была оставаться там. Понимаете, просто не в силах!
– И вы пришли в трактир, – подытожил Корнуолл.
– Да, – сказала Мэри. – Они обрадовались моему приходу, хотя по тому, как они со мной обращались, этой радости не чувствовалось. Я была молодой и сильной и хотела работать. Но они все равно шпыняли меня.
– Когда мы достигнем Башни, вы сможете передохнуть, – заметил Корнуолл, – передохнуть и решить, как вам быть дальше. Никто не знает, что такое эта Башня?
– Ничего примечательного, – отозвался Хэл. – Старинное укрепление на границе с Пустынным Краем. Когда-то там стоял гарнизон, а сейчас живет один епископ, хотя зачем он там нужен и чем занимается, никому не известно. Быть может, у него наберется двое-трое слуг. Они да пара крестьян – вот и все обитатели Башни.
– Вы мне не ответили, – напомнила Мэри. – Вы идете в Пустынный Край?
– Не все, – сказал Корнуолл. – Я иду. Оливер, по-моему, тоже. Его не удержать, но, будь моя воля, я бы попытался.
– Я наблюдал начало, – заявил Оливер, – и ни за что не пропущу конец.
– Далеко еще? – спросил Джиб. – Сколько нам осталось идти?
– Три дня, – сказал Хэл. – Мы будем у Башни через три дня.
Глава 15
Епископ Башни был стар. «Выглядит он, – подумал Джиб, – моложе отшельника и все-таки дряхлый старец». Ряса, которую он носил, – златотканая, из тончайшего шелка – за долгие годы изрядно пообтрепалась. Впрочем, при взгляде на лицо епископа поношенные одежды как-то сразу забывались. Старца словно окутывал незримый покров доброты и могущества; то был не просто епископ, а епископ-воин. Стоило мысленно слегка подправить его заострившиеся черты, вообразить здоровый цвет кожи и румянец на щеках, и на месте старика возникал вдруг суровый ратник. Седые волосы на голове епископа были столь редкими, что казались случайно прицепившимся к ней пухом, который вот-вот сорвется и улетит, подгоняемый ветерком, проникавшим внутрь Башни сквозь многочисленные трещины в стенах. Огонь в очаге бессилен был справиться с холодом. Комната была обставлена весьма скудно: грубый стол, за которым сидел на колченогом стуле епископ, в углу непритязательное ложе, шаткий обеденный стол со скамьями вдоль него; в самодельном шкафчике стояла дюжина-другая книг, внизу громоздились свитки, некоторые из них были изгрызены мышами.