— Свистнуть хочу, — провозгласил он народу свою последнюю волю.
— Так свисти, — предложили из толпы — без особого, впрочем, радушия.
Кайнор объяснил, что свистнуть ему хочется в свисток, а тот висит на шее; или развязывайте руки, или пусть кто-нибудь подойдет и вложит ему свисток в рот.
Господин Хожмур собственной персоной снизошел (вернее, поднялся на помостец) и, морщась, ткнул Гвоздю в губы свисток. Рыжий двинул бровями, мол, не заслоняй пейзажа в последние-то минуты, не на тебя же, злыдня, смотреть во время финального свиста, верно? Жрец отвалил.
Кайнор набрал воздуха в легкие и засвистел, переливчато, узорчато. Впрочем, свисток предназначался для Друлли, так что народ-то ничего и не услышал.
Им сейчас не до того было.
Дряхлым занавесом вздернулось и заплясало небо, грачи наконец-то оторвались от ветвей и с карканьем взмыли вверх, а по дороге, прямо на помостец, скакали гвардейцы, гвардейцы!.. «Вы чем тут занимаетесь, в-вашу!..» — «Да мы… да он… да сами видите…» Гвардейцы видели, гвардейцы ой как видели и ой как карали, вот уже и девятихвостки пошли выписывать по спинам и плечам, господин К'Дунель не останавливал, он только фургонам Жмуновым велел остановиться да, спешившись, скорым шагом направился к помостцу. Лично резал веревки на Гвозде, улыбался в усы.
«Сейчас еще обниматься полезет», — подумал Кайнор.
И действительно, господин капитан заключил его в свои крепкие, можно сказать, братские объятия. А заключивши, прошептал на ухо, чтоб другие не слышали: «Еще раз попытаешься сбежать, я всех твоих акробатов на хрен повырежу, понял? И псину твою живьем крысам скормлю. Если понял — кивни».
Кайнор — человек негордый и неглупый — понял и кивнул.
И даже похлопал К'Дунеля по спине в приступе ответной братской любви.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Иль по снегу бреду,
иль пустыней, в бреду, —
словно грешник в аду,
я пощады не жду.
Кто-то спросит:
«Живешь для чего ты, бродяга?»
«Не живу! Я лечу…
пусть — вот-вот упаду!»
Рыбацкая деревушка со звучным названием След Бердальфа, по сути, принадлежала монастырю Акулы Неустанной. Считалось, что именно здесь почти пятьсот лет назад великий мореплаватель и воин, основатель династии иншгурранских правителей, впервые ступил на берег Ллаургина — тогда еще не Отсеченного. Он приплыл сюда во главе множества искателей приключений, оставивших свои дома и отправившихся в новые земли «по веленью сердец своих» (а также, не сомневался Иссканр, из-за манящего сияния баснословных заморских богатств). Самого же Морепашца призвала в дорогу Неустанная. Именно она охраняла великую армаду Востока от невзгод, которые обрушивались на корабли, — потомки мореплавателей по сей день любят рассказывать истории о невиданных чудовищах, исполинских волнах, летающих черепахах, штормах, длившихся неделями… И хотя до падения Сети мореходство было такой же обычной профессией, как лекарство или зодчество, мало кто из приплывших в Ллаургин желал проделать этот путь еще раз по своей воле. Пусть даже новая земля оказалась совсем не тем взлелеянным в мечтах и расписанным в сказках краем с медовыми реками и золотыми горами.
Ну а теперь-то мысль о таком путешествии никому и в голову не взбредет! Большую часть кораблей, приплывших с Востока, разрушило время, меньшую — люди, ведь после падения Сети громадные парусники-дома оказались никому не нужны. Их сохранилось меньше десятка, дряхлых свидетелей былой славы. А прибрежные воды, куда только и отваживаются выходить предки былых мореходов, бороздят сейчас небольшие галеры да рыбацкие лодчонки. Правда, в распоряжении короля осталось несколько древних боевых трирем, предназначенных, впрочем, не для морских сражений, а для перевозки войска.
Время покорителей волн прошло — и не вернется уже никогда. Ни один человек в здравом рассудке не рискнет отправиться на восток дальше, чем на день-другой пути. Чем ближе к Пелене, тем пустынней выглядят воды, а та жизнь, что кишит в них… лучше человеку с нею никогда не встречаться, Акула Неустанная — свидетель!
Такие невеселые мысли Иссканру навеял вид деревушки, в которую он пришел осенью 698 года, покинув в Дьенроке «родной» караван. В Следе Бердальфа Иссканр надеялся найти кого-нибудь, кто согласится отвезти его на остров Йнууг, где находился монастырь Акулы Неустанной. Хотя за время путешествия он успел прочесть некоторые из записей брата Гланнаха и догадывался, что попасть на остров будет не так просто. Да и на острове…
«Иногда мне мнится, что Баллуш обрадовался бы, если бы у Йнууга появилась собственная Пелена. Нет, я не осмелюсь обвинять отца настоятеля в стремленьи отгородиться от мира — однако ни для кого не секрет, что больше Тихохода заботят Пелена и прошлое, нежели мирские дела и настоящее.
«Мы — хранители традиций и знаний», — любит повторять он. И верно: ведь именно отец Кеввал Волны Усмиряющий из церкви Акулы Неустанной сопровождал Бердальфа в его великом походе и помогал советом в трудные минуты. Так же и Баллуш готов всегда помочь советом страждущему — и его ли вина, что порой советы эти жестоки и суровы? Таковы и зверобоги, которые властвуют над миром. Таков и мир. Таковы и люди, его населяющие».
Мухи не по-осеннему бодро роились во дворах и у побережья, где были разложены и развешаны пойманная рыба, шкуры тюленей и рыбачьи сети.
Деревенские псы так же бодро облаивали Иссканра и не теряли надежды ухватить его за пятку, а то и за что-нибудь повыше да помягче. Он лениво отмахивался от них палкой, пробираясь к причалу. Точнее, к тому, что считалось здесь причалом — к хлипкому настилу из полупрогнивших досок, на котором возились с лодкой рыбаки. На чужака ни один из них внимания не обращал.
— Добрый день! — крикнул Иссканр, подойдя ближе. — Да сопутствует вашим делам Акула Неустанная.
Один из рыбаков отвлекся от лодки, мельком глянул на Иссканра и, пробурчав: «Пусть и тебе сопутствует», — продолжил что-то втолковывать своим соотечественникам. Теперь Иссканр разглядел, что лодка, с которой они возились, пробита в двух местах, и рыбаки, похоже, решали, чинить ее или разобрать на доски.
— Скажите, уважаемые, как я могу попасть на Йнууг?
— Вплавь, — буркнул кто-то. — Как же еще.
Иссканр потянулся за мечом — собаки воспользовались моментом, и одна добралась-таки до штанины чужака.
Рыбаки оторвались от лодки, с вялым интересом наблюдая за развитием событий. Иссканр угостил обидчицу палкой, прислонился спиной к хлипкому деревцу, Проницающий ведает как выжившему на этих продуваемых ветром камнях, и вынул из поясного кошелька амулет брата Гланнаха — стилизованное изображение Акулы:
— Знаете, что это такое?
Они, конечно, знали. Тотчас отогнали собак, а один, коренастый, с кудрявой рыжей бородой, тут же пригласил гостя присесть — прямо на пробитую лодку. И сам пристроился рядом, пожевал губами.
— Ты не монах, — заявил наконец. — Тогда откуда у тебя амулет?
Иссканр объяснил, не вдаваясь в подробности. Рыбак кивнул: дело известное, многие братья погибали, отправляясь куда-либо по заданию обители.
— Давай, — протянул он руку за амулетом. — Буду на Йнууге — передам, кому следует.
— Мне нужно самому попасть на остров, — сказал Иссканр. Он подозревал, что рыбак отлично понимает это и всего лишь испытывает чужака. А настроение у Иссканра сейчас было неподходящее для испытаний, честное слово! И непонятно даже, чего больше жалко: порванной штанины или отведавших палки собак-дур, которых сердобольные хозяева вовремя не отозвали. — Когда на Йнууг отходит лодка?
— Видишь? — Рыжебородый привстал и для пущей наглядности хлопнул ладонью по продырявленному днищу. — Это насчет «когда». А вообще-то на Йнууг посторонних не пускают.
— Я не посторонний, — ответил Иссканр.
«Чудес не бывает. Я знаю это. Я верю в это. Однако же и младенчики просто так, с неба, в крестьянские огороды не падают.
Оставивши ребенка на попечении у упомянутой особы, я отправился по делам обители. Выполнив задание настоятеля, я вернулся на остров и смог наконец попасть в библиотеку. Брат Криссгон помог мне в поиске нужных свитков, где могли бы находиться ведомости, которые я искал. Увы, я не нашел почти ничего, что способно было бы хоть как-то объяснить явленье, мною увиденное. За вычетом одного сообщения из Тайдонского эпимелитства. Жрец тамошней сельской храмовенки писал Тайдонскому иерарху о странном случае, но подробности были опущены.
Испросив дозволенья у Баллуша Тихохода (и, признаюсь, введя его в заблуждение относительно истинной природы моего интереса), я покинул обитель и отправился в Тайдонское эпимелитство».
Ждать пришлось до следующего утра. Иссканра поселили в доме Фэгрика — того самого рыжебородого рыбака, оказавшегося старостой в Следе Бердальфа. До вечера Иссканр успел вздремнуть, а после ужина Фэгрик предложил ему «прогуляться» — похоже, намечался серьезный разговор, для которого днем, за обыденными хлопотами, у рыбака попросту не было времени. Они зашагали вдоль линии прибоя, Фэгрик жевал листья туманного лопуха и расспрашивал о жизни Иссканра в караване. Наконец они добрались до причала, где лежала лодка, уже почти разобранная на отдельные доски.
— Я сперва думал оставить как есть, — признался вдруг рыжебородый. — А потом понял: незачем. — Он перехватил удивленный взгляд Иссканра и ухмыльнулся — в далеком свете Йнуугского маяка видно было, что вопреки ухмылке фэгрик совсем не весел. — Ты не из морских, это сразу ясно. Иначе бы первым делом спросил, откуда взялись такие пробоины — а они… — Рыбак сплюнул комок пережеванных листьев и бросил в рот новую порцию. — Такие дыры не поставишь, налетев на камни!