Лена протягивает мне телефон.
— Он хочет поговорить с тобой.
Я беру у нее трубку и подношу ее к уху.
— Да?
— Бен? Это ты?
— Да.
— Послушай, сейчас ты должен делать вид, что мы с тобой просто разговариваем, ладно?
— Да.
Я встаю из-за стола и поворачиваюсь к остальным спиной.
— Я совсем рядом, в сарае на поле. Йо-Йо со мной. Мы достали тарелку! Бен? Ты меня слышишь?
— Да.
— Говори нормально, а не только «да»! Иначе они что-нибудь заподозрят!
Я поворачиваюсь к сидящим за столом. Они перестали есть и пить и ждут новостей от Масловецки. Даже Карл смотрит на меня своим особым взглядом, выражающим бурное негодование, словно от нашего разговора зависит его жизнь.
— Просто отлично! — говорю я и выдавливаю из себя улыбку. Остальные улыбаются мне в ответ, и Карл тоже.
— Сейчас мы запустим тарелку! Через десять минут я буду у вас! Проследи, чтобы малышка не напилась! Она должна быть трезвой, когда увидит НЛО!
— Ясно. И будьте осторожны.
— Что ты несешь, Бен? — шипит Масловецки мне в ухо.
— Я говорю, не зевай за рулем!
Я отключаюсь и возвращаю телефон Лене.
— Ну как? Они выпустили Йо-Йо из тюрьмы? — спрашивает Курт.
— Да, — отвечаю я, — все в порядке.
Все радуются и выпивают по такому случаю. Хотя Карл ничего не понял, на его лице читается облегчение, и он подставляет свой стакан каждому, кто хочет с ним чокнуться.
Между тем солнце село, и небо стало темно-синим. Зажглись несколько звезд. Я забираю у Карла пустую тарелку и пластиковые приборы, вытаскиваю из-за воротника его рубашки салфетку и бросаю все это в мусорное ведро.
Лена подходит ко мне. В одной руке у нее стакан с красным вином, в другой — кусочек хлеба.
— Как твоя голова?
— Спасибо, хорошо.
— Милое местечко.
— М-м.
— Георгий был твоим другом?
— Я бы так не сказал. Вообще-то я почти не знал его.
— Думаешь, его убила Анна?
— Чушь. Он сам себя убил. Георгий был болен. Депрессия. Ты бы видела порезы у него на руках.
Лена отпивает глоток вина и смотрит в поле. Если бы было не так темно и у нее было орлиное зрение, она бы заметила Масловецки и Йо-Йо, которые как раз сейчас наполняют тарелку гелием. Но сегодня новолуние, с востока к нам тянет все новые облака, и вокруг так темно, что даже сарай в поле не разглядеть.
— Эй, Бен! Идите сюда!
Отто машет нам и явно хочет, чтобы мы вернулись за стол.
— Сфотографируемся! — кричит Курт и приглаживает ладонью остатки волос на голове.
Мы с Леной встаем между Хорстом и Куртом за скамейкой, на которой сидят Альфонс и Карл. За нашей спиной покачиваются на ветру фонарики.
— Может, подождем Масловецки и Йо-Йо? — спрашивает Вилли и кладет Курту руку на плечо.
— Да ладно, — говорит Отто и подносит дешевую камеру к лицу. — Я сперва просто попробую.
Он делает шаг назад и садится на корточки.
— А теперь все дружно сказали «фе-е-е-ерма»!
Хотя я чувствую себя идиотом, я послушно повторяю «ферма» в общем хоре.
— Фе-е-е-ерма!
На слоге «фе-е-е» Отто жмет на кнопку и встает в полный рост.
— Вспышки не было! Вы видели вспышку? Вроде она не сработала?
— Не сработала, — подтверждает Курт.
— Вспышки не было, — говорит Вилли. Он смотрит на нас с Леной. — Вы видели вспышку?
Я мотаю головой. Даже крот с завязанными глазами увидел бы, что вспышка не сработала.
— Нет, — говорит Лена.
— Вторая попытка, — говорит Отто и садится на корточки. — На счет «три». Раз, два, три!
— Фе-е-е-ерма!
Снова никакой вспышки.
— Чертова мыльница, ты посмотри! — кричит Отто, трясет камеру и бьет по корпусу рукой.
— Потому их и называют одноразовыми, — поясняет Курт и достает еще одно холодное пиво.
Хорст садится рядом с отцом, Вилли театрально вздыхает, а я сажаю Карла обратно на его складной стул.
Лена подходит к Отто, который как сумасшедший жмет на кнопку.
— Можно я посмотрю?
Она берет у Отто камеру и рассматривает ее.
— Ого. Да это музейный экспонат.
— Она еще с моей свадьбы. В 95-м.
Лена улыбается.
— Отжила свое.
Отто кивает и забирает у Лены камеру. Он вертит в руках маленький пластиковый аппарат и шумно выдыхает.
— Хильтруд живет в Золингене. У нее там другой. Дизайнер по интерьерам.
С улицы доносится протяжный гудок, сразу же раздается визг тормозов, и громко хлопает дверца.
— Это Масловецки и Йо-Йо! — кричит Курт.
Лена даже не догадывается, как ей повезло. Если Отто начинает рассказывать о разводе, можно либо смириться с судьбой, либо притвориться мертвым. Правда, я пережил это всего лишь раз, но одного раза хватило. Теперь я знаю все о его браке, его бывшей жене и подлых махинациях адвокатов при разводе. Еще я знаю, чем занимается дизайнер по интерьерам, хотя никогда не интересовался такими вещами.
И вот Масловецки появляется на крыше, весь мокрый от пота и запыхавшийся, но в отличном настроении.
— Всем привет! — кричит он, ставит деревянный ящик на стол и вытирает платком лоб. Он хлопает Отто и Виллик по плечу, делает вид, что собирается шутки ради ткнуть Хорста в живот, одним махом опрокидывает в себя пиво, которое подает ему Курт, и только заметив Лену, начинает вести себя как взрослый мужчина. Он снимает шляпу и берет ее руку.
— Лена, как чудесно, что сегодня вечером вы оказали нам честь и пришли сюда.
Лена выглядит немного удивленной и смущенной, но дает пожать себе руку.
— Ну что вы, — говорит она.
Масловецки демонстрирует легкий поклон, подбрасывает шляпу в воздух и кричит:
— Почему я не слышу музыки?
— Но где Йо-Йо? — спрашивает Вилли.
Масловецки издает глубокий вздох. Готов поспорить, он отрепетировал в машине то, что сейчас скажет.
— Я вынужден сообщить вам, друзья, что Йо-Йо не сможет прийти, — бормочет он так тихо, что Хорсту приходится повторить его слова своему отцу.
Новость вызывает разочарованные ахи и охи и целое море вопросов. Я тоже делаю вид, что огорчен. Только Карл сидит на своем стуле и продолжает улыбаться, потому что минуту назад Масловецки ущипнул его за щеку.
— Все случившееся очень расстроило его, — объясняет Масловецки. — Он до сих пор не может прийти в себя и просто не в состоянии провести сегодняшний вечер вместе с нами. Надеюсь, вы понимаете.
Все бормочут что-то одобрительное.
— Где он сейчас? — спрашивает Хорст.
Масловецки, конечно, ждал такого вопроса.
— В отеле в Штрерице.
— В Штрерице есть отель? — удивляется Курт.
— Ну, скорее, маленькая гостиница. Но там Йо-Йо сможет отдохнуть спокойно.
Масловецки смотрит на часы.
— Ну а мы с вами посвятим остаток вечера нашему дорогому другу Георгию Булатову, царствие ему небесное.
— Аминь, — бормочет Вилли и крестится.
«Аминь» стал своего рода сигнальным выстрелом. Компания сразу оживилась. И вот уже Хорст помогает Альфонсу достать из чехла аккордеон и кладет ему подушку под попу. Отто меняет догоревшие свечи в фонариках на новые, а Курт отправляет на гриль следующую партию колбасок. Порыв ветра кружит над столом салфетки и уносит несколько штук с собой. Они танцуют в воздухе, как белые летучие мыши, а потом исчезают в темноте.
Когда Альфонс растягивает гармонь, инструмент издает протяжный жалобный звук — многоголосый вздох, радостный и грустный одновременно, как щебетание птицы в клетке. Тогда Альфонс закрывает глаза и начинает играть. Первая песня привезена им из России, где он солдатом попал в плен в шестнадцать лет. Очень печальная песня, и если бы с нами был Петр, он бы точно зарыдал.
Масловецки открывает ящик, в котором обнаруживаются бутылка и дюжина стопок с золотой каемочкой.
— Самая хорошая водка, какую только удалось раздобыть, — поясняет он и ставит бутылку на стол. — Как раз то, что надо, чтобы выпить за Георгия.
Он отвинчивает крышку и наполняет восемь стопок.
Чтобы Карл не чувствовал себя обделенным, я наливаю для него в стопку яблочного сока. Когда песня заканчивается, все разбирают свои стопки и выжидательно смотрят на Масловецки. Это первая за долгое время смерть в деревне, и каждый из нас, даже Лена, считает, что сейчас Масловецки должен сказать речь. От порывов ветра шуршит мусор в ведре и качаются фонарики. Такое впечатление, будто мы стоим на палубе корабля и ждем, когда будет говорить капитан.
Масловецки незаметно смотрит на часы, откашливается и набирает побольше воздуха в легкие.
— Дорогие друзья, — начинает он, — повод, который собрал нас здесь, отнюдь не радостный. Но мы не будем грустить. Мы просто вспомним Георгия.
Он делает паузу и смотрит на собравшихся.
— Для каждого из нас Георгий был разным, — продолжает Масловецки. — Те, кто познакомился с ним, когда он только приехал сюда, больше десяти лет назад, помнят того худощавого молодого человека, приветливого и отзывчивого, но и очень робкого и молчаливого. Все знали, что Георгий воевал в Чечне, но я думаю, что никто из нас даже представить себе не мог, какие ужасы он там пережил. Анна самоотверженно заботилась о Георгии, но даже ее любовь и забота не смогли помочь ему избавиться от призраков прошлого. Ее преданность не спасла его и от пьянства. Как не могла уберечь от попыток свести счеты с жизнью во искупление грехов, совершенных на войне. На войне, на которую родина…
— Господи! — вдруг кричит Отто, показывая куда-то рукой. — Там!
Мы все смотрим туда, куда он показывает.
А там — оно.
Разноцветные огоньки НЛО мерцают, пока тарелка медленно поднимается в воздух. Я никогда не одобрял план Масловецки, но сейчас, когда НЛО плывет по небу, как светящийся корабль по ночному морю, я не могу не наслаждаться красотой зрелища.
Остальные тоже под впечатлением. Как в трансе, Отто и Курт опрокидывают в себя по стопке водки. Даже Рюман, налопавшийся колбасок до отвала и налакавшийся пива, неотрывно смотрит вдаль, тихонько скуля. Карл встает со стула и следит за тарелкой, открыв рот.