ни что сумеешь о Ночной Стуже – из всех доступных источников. Молоток, расскажи о Паране Штырю – вы все трое должны держаться рядом с ним, так близко, чтоб волоски в носу подсчитать могли. – Командир подобрал поводья и развернул коня. – Даруджийцы с минуты на минуту прибудут в ставку Бруда – поехали обратно.
Они спустились с холма лёгким галопом, оставив слепней без толку гудеть над вершиной.
Скворец натянул поводья у шатра, который предоставили Дуджеку Однорукому. Конь тяжело дышал после скачки: командир промчался через весь лагерь «Мостожогов», где оставил Быстрого Бена и Молотка, а затем – через раскинувшийся на равнине лагерь Бруда. Скворец спрыгнул с седла, поморщившись, когда наступил на больную ногу.
Вышел знаменосец Артантос.
– Я возьму поводья, командир, – заявил юноша. – Коня нужно почистить…
– И не его одного, – проворчал Скворец. – Однорукий внутри?
– Так точно. Он вас ждёт.
Без лишних слов командир вошёл в шатёр.
– Ты очень вовремя, – прорычал Дуджек с лежанки и с кряхтением сел. – Налей себе эля, вон он, на столе. Стул возьми. Голодный?
– Нет.
– Я тоже. Выпьем.
Оба молчали, пока Скворец переставлял мебель и наливал эль. Молча допили первые кубки, затем командир наполнил их вновь.
– Семя Луны, – проговорил Дуджек, вытер губы и снова потянулся к кубку. – Если повезёт, снова его увидим, но только у Коралла или даже позже. Выходит, Аномандр Рейк решил бросить свою – и Семени – силу против Паннионского Домина. Причины? Неизвестны. Может, ему просто нравится воевать.
Скворец нахмурился.
– У стен Крепи мне показалось, что он не слишком-то рвался воевать, Дуджек.
– Только потому, что его тисте анди были заняты в другом месте. И это хорошо, а то нас бы просто уничтожили.
– Возможно, ты прав. Так выходит, что мы поднимаем большие силы против средненькой империи фанатиков, Дуджек. Знаю-знаю, Домин с самого начала пах плохо, будто что-то там затевается. Но всё же…
– Ага. – Дуджек помолчал и пожал плечами. – Увидим то, что увидим. Ты с Вывихом поговорил?
Скворец кивнул.
– Он согласен, что его летунов никто не должен видеть – так что никакого подвоза припасов на марше, если это вообще возможно. Послал разведчиков подыскать тихое местечко рядом с Паннионской границей для лагеря. Тайное, но так близко, чтобы нанести оттуда стратегический удар, когда придёт время.
– Хорошо. Наша армия готова выступить из Крепи?
– В целом готова. Остаётся вопрос снабжения.
– Обсудим, когда прибудут эмиссары из Даруджистана. Теперь – Серебряная Лиса…
– Трудно сказать, Дуджек. Собрание т’лан имассов – это тревожно, особенно если учесть, что она утверждает, будто нежить нам понадобится в Паннионском Домине. Первый Кулак, мы слишком мало знаем о враге…
– Это изменится – ты приказал Быстрому Бену установить контакт с наёмниками в Капастане?
– Он уже что-то придумал. Посмотрим, проглотят ли они наживку.
– Так вот о Серебряной Лисе, Скворец. Рваная Снасть была нам верным союзником… другом…
– Она там, внутри девочки-рхиви. Они с Параном… поговорили. – Командир помолчал, затем вздохнул, не сводя глаз с кубка в руках. – В общем, дело ещё не закончено, нам придётся подождать и посмотреть.
– Любое создание, которое так пожирает собственную мать…
– Да, конечно, но, с другой стороны, когда т’лан имассы вообще проявляли хоть толику милосердия? Они ведь нежить бездушная, и давай говорить честно – союзники нам или нет – жуткая до колик. В узде их держал Император – и только он. Сражаться с ними бок о бок в Семи Городах было… неприятно. Мы это оба знаем, Дуджек.
– Холодный прагматизм всегда вызывает неприятные чувства, – пробормотал Первый Кулак. – И имассы вернулись, но теперь в узде их держит ребёнок…
Скворец хмыкнул.
– Неожиданное замечание, но я понимаю, к чему ты клонишь. Келланвед проявлял… сдержанность с т’лан имассами, если не считать резни в Арэне. Но ребёнок, рождённый мятущимися душами на Пути Телланна, обретя подобную власть…
– Скольких детей, способных проявлять сдержанность, ты знаешь? Мудрость Рваной Снасти должна выйти на первый план – и поскорее.
– Сделаем всё, что сможем, Дуджек.
Старик вздохнул, затем кивнул.
– Теперь скажи, что думаешь о наших новоявленных союзниках?
– Отсутствие Багровой гвардии – это удар, – сказал Скворец. – Разрозненный набор сомнительных наёмников и других дармоедов указывает на потерю в качестве. Моттские ополченцы лучшие из них, и это обо всех говорит исчерпывающе. Рхиви и баргасты – крепкие силы, это мы оба знаем, а тисте анди – несравненные воины. Тем не менее мы нужны Бруду. Очень.
– Может, даже больше, чем он нужен нам, – заметил Дуджек. – В обычной войне, конечно.
– У Бруда есть настоящая бритая костяшка в дырке – Семя Луны и Рейк. Первый Кулак, если т’лан имассы придут нам на помощь, я не вижу ни одной силы на этом или любом другом континенте, которая сумела бы нам противостоять. Боги видят, мы бы могли аннексировать полматерика…
– Вот как? – Дуджек невесело ухмыльнулся. – Скрой эту мысль, старый друг, спрячь так глубоко, чтобы она никогда больше не увидела света дня. Сегодня мы выходим на марш, чтобы поцеловать мечом тирана, а что будет дальше – это вопрос, и его мы обсудим потом. А сейчас мы оба ходим по краю обрыва…
– Да, понимаю. Каллор.
– Каллор.
– Он попытается убить девочку, – сказал Скворец.
– Нет, – возразил Дуджек. – Если попробует, Бруд его прикончит. – Однорукий склонился над столом, и Скворец вновь наполнил его кубок. Откинувшись на спинку стула, Первый Кулак пристально посмотрел на командира, затем сказал: – Сам Каладан Бруд – это настоящая бритая костяшка в дырке, друг мой. Я читал о его похождениях на плато Лейдерон в «Истории Натилога». Худов дух, его лучше не выводить из себя – друг ты или враг – Бруду всё равно, когда он поддаётся ярости. Аномандр Рейк – это холодная, аккуратная сила. С Воеводой всё иначе. Этот его молот… говорят, только он и способен пробудить Огнь. Ударить им по земле с достаточной силой, и богиня откроет глаза. А если бы Бруд не обладал такой силой, он бы даже поднять молот не смог.
Скворец подумал некоторое время, затем сказал:
– Будем надеяться, что Бруд останется защитником девочки.
– Каллор попытается переубедить Воеводу словами, а не мечом, – заметил Дуджек. – Может даже обратиться за помощью к Рейку…
Командир присмотрелся к Первому Кулаку.
– Каллор к тебе приходил.
– Ага. И говорит этот ублюдок убедительно. Сказал даже, что отказывается от ненависти к тебе лично – его физически не били уже много столетий, так он сказал. И добавил, что заслужил.
– Какое великодушие, – процедил Скворец. И очень политически выгодное. – Я не потерплю убийства ребёнка, – холодно добавил командир. – Какая бы сила или потенциал в нём ни нашлись.
Дуджек поднял глаза.
– Даже вопреки моему прямому приказу, да?
– Мы давно друг друга знаем, Дуджек.
– Да уж. Упрямец.
– Только когда это важно.
Некоторое время оба молчали, затем Первый Кулак отвёл глаза и вздохнул.
– Надо тебя разжаловать обратно в сержанты.
Скворец рассмеялся.
– Налей мне ещё, – проворчал Дуджек. – К нам едет посол из Даруджистана, и мне нужно быть весёлым и жизнерадостным на встрече с ним.
– Что, если Каллор прав?
Глаза Мхиби сузились.
– Тогда, Воевода, лучше прикажи ему убить меня вместе с дочерью.
Широкий, плоский лоб Каладана Бруда покрылся глубокими морщинами, когда он хмуро посмотрел на рхиви.
– Я ведь тебя помню. Ты из племён, которые воевали с нами на севере. Юная, пламенная, красивая. Видеть тебя такой – видеть, что с тобой сделал этот ребёнок, – мне больно, женщина.
– Мне больнее, уж поверь, Воевода, но я принимаю это…
– Твоя дочь убивает тебя – почему?
Мхиби посмотрела на Корлат. На лице тисте анди застыло отстранённое выражение. В шатре стояла удушающая жара, воздух был влажным и затхлым. Через некоторое время старуха вновь перевела взгляд на Каладана Бруда.
– Серебряная Лиса – порождение Телланна, Пути т’лан имассов, Воевода. Они ей родня, но не могут её выкормить, ибо сами – нежить, а дитя их – из плоти и крови. Рваная Снасть мертва. Как и Ночная Стужа. Родство – важнее, чем ты можешь подумать. Кровные узы – паутина, по которой движутся наши жизни – от младенчества в детство, а из детства к взрослению. Без этой жизненной силы человек истает, умрёт. Одиночество – болезнь, Воевода, не только духовно, но и физически. Я – паутина моей дочери, и в этом я одинока…
Бруд качал головой.
– Твои слова не объясняют её… нетерпения, Мхиби. Она утверждает, что будет командовать т’лан имассами. Говорит, они услышали призыв. Разве это не означает, что легионы нежити уже признали и приняли её?
Заговорила Корлат:
– Воевода, ты считаешь, будто Серебряная Лиса стремится ускорить свой рост, чтобы утвердить свою власть, когда встретится лицом к лицу с т’лан имассами? Легионы нежити отвергнут призывателя-ребёнка – так ты считаешь?
– Я пытаюсь понять, зачем она делает это со своей матерью, Корлат, – с болью в голосе ответил Бруд.
– Возможно, ты прав, Воевода, – сказала Мхиби. – Кости и плоть могут удержать лишь ограниченную силу – всегда есть предел. У таких созданий, как ты и Аномандр Рейк – и ты тоже, Корлат, – у вас есть столетия прожитой жизни, необходимые, чтобы сдержать могущество. У Серебряной Лисы – нет, точнее, воспоминания говорят ей, что есть, но детское тело отвергает подобную память. Огромная власть ожидает её, и чтобы её обрести, она должна стать взрослой женщиной – но даже тогда…
– Восхождение рождается опытом, – сказала Корлат. – Любопытное замечание, Мхиби.
– И опыт… закаляет, – кивнула рхиви.
– Вот чего боится Каллор, – пророкотал Бруд, поднимаясь из кресла с беспокойным вздохом. – Незакалённой мощи.
– Возможно, – тихонько проговорила Корлат, – это сам Каллор – причина нетерпения девочки: она желает стать женщиной, чтобы избавиться от страхов.