глаза, янтарные, как и у него самого. Округлое, сужающееся книзу лицо, грубоватые черты.
О суровая королева, отчего твой вид разбивает мне сердце?
Женщина приблизилась, села, уложила массивную голову тигра себе на колени. Маленькие ладони стёрли кровь и засохшую пену у его глаз.
– Они уничтожены, – сказала женщина на древнем наречии, языке Первой империи. – Это было легко – ты измотал их, Беззвучный Охотник. Воистину, от легчайшего касания они просто развалились на куски.
Врёшь.
Она улыбнулась.
– Наши дороги уже пересекались, Трич, но я не приближалась, помня твою ярость и гнев, когда мы уничтожили вашу империю.
Они давно остыли, имасс. Вы сделали лишь то, что было необходимо. Вы исцелили раны…
– Имассы не могут поставить это себе в заслугу. Другие исцеляли разбитый Путь. Мы лишь перебили твой народ – тех, кого смогли найти. Это – наше особое умение.
Убивать.
– Да. Убивать.
Я не могу принять свой человеческий облик. Не могу его найти в себе.
– Слишком много времени прошло, Трич.
Теперь я умираю.
– Да. Я не владею умениями целителя.
Трич внутренне усмехнулся.
Лишь умениями убийцы.
– Лишь убийцы.
Тогда положи конец моим страданиям.
– Это говорит человек. Зверь бы никогда о таком не попросил. Куда пропало твоё упрямство, Трич? Где твоя хитрость?
Издеваешься надо мной?
– Нет. Я здесь. Как и ты. Скажи, кто же тогда третий?
Третий?
– Кто освободил твою память, Трич? Кто вернул тебе – тебя? Сотни лет ты был зверем, мыслил как зверь. Из такого забвения нет возврата. Однако…
Однако я здесь.
– Когда твоя жизнь уйдёт из этого мира, Трич, ты попадёшь, как мне кажется, не к Вратам Худа, а… в другое место. Ничего не могу сказать наверняка. Но я чувствую движение. Старший бог вновь действует, быть может, – самый Старший из всех. Он делает незаметные ходы. Некоторые смертные были избраны и сейчас изменяются. Зачем? Чего хочет этот Старший бог? Не знаю, но думаю, что он желает отвести смертельную – и огромную – угрозу. Думаю, началась игра, которая долго ещё будет разыгрываться.
Новая война?
– Не ты ли – Тигр Лета? Война, в которой, как счёл Старший бог, ты будешь нужен.
Горькое веселье затопило мысли Трича.
Я никогда не был «нужен», имасс.
– Произошли изменения. И похоже, со всеми нами.
Так значит, мы снова встретимся? Я бы этого хотел. Я бы желал вновь увидеть тебя в облике полуночной пантеры.
Женщина рассмеялась низким, гортанным смехом.
– И вот – пробуждается зверь. Прощай, Трич.
В этот, последний миг она увидела то, что тигр лишь чувствовал. Тьма сомкнулась вокруг него, мир сжался. Поле зрения сузилось… из двух глаз… до одного.
Один. Он смотрел, как на широкую, укрытую травой прерию опускалась ночь, видел, как огромный тигр-оборотень устало замер над тушей могучего ранага, которую терзал прежде. Заметил парные огоньки его холодного, вызывающего взгляда. Всё это… так давно…
Затем тьма.
Затянутая в перчатку рука отвесила ему крепкую пощёчину. Ток Младший осоловело приоткрыл единственный глаз и увидел раскрашенную маску Сену.
– Ух…
– Странное время, чтобы спать, – ровным тоном произнёс сегулех, выпрямился и отошёл.
В воздухе разлился сладковатый запах жареного мяса. Ток со стоном перекатился на бок, затем медленно сел. Внутри звенело эхо воспоминаний – невыразимая печаль, полуосознанное раскаяние, бесконечно долгий последний вздох. О, боги, только не надо больше видений. Пожалуйста. Малазанец попытался собраться с мыслями, огляделся. Тлен и Баальджагг словно и не шелохнулись: оба стояли неподвижно и смотрели на север с – как вдруг понял Ток – нескрываемым напряжением. И ещё он понял почему.
– Она недалеко, – сказал он. – Быстро приближается.
С наступающей ночью, следом за убегающим солнцем. Смертоносное величие; древние, такие древние глаза.
Тлен обернулся.
– Что ты видел, Арал Фэйл? Куда странствовал?
Малазанец неуверенно поднялся на ноги.
– Ох, храни меня Беру, как же я проголодался. Съел бы и сырую антилопу. – Он замолчал, глубоко вздохнул. – Что я видел? Я стал свидетелем смерти Трича, т’лан имасс. Трейка, как его в этих местах называют, Тигра Лета. Где? К северу отсюда. Недалеко. И нет, я не знаю, почему это произошло.
Тлен помолчал, затем просто кивнул и сказал:
– Хэн’ре арал лих’фэйл. Менгир, сердце памяти. – Он резко обернулся, Баальджагг внезапно вскочила, шерсть у неё на загривке поднялась.
Пантера, прихода которой ожидал Ток, наконец явилась: огромная, в два человеческих роста длиной, глаза немногим выше глаз Тока, иссиня-чёрный мех поблёскивает. Пряный запах покатился перед нею, словно мощный выдох, и одиночница начала превращаться, замерцало неверное марево, будто сама тьма проваливалась внутрь себя. Затем перед ними возникла невысокая женщина. Она смотрела на Тлена.
– Здравствуй, брат.
Т’лан имасс медленно кивнул.
– Сестра.
– Ты состарился, – заметила она и грациозно шагнула вперёд.
Баальджагг попятилась.
– Ты – нет.
Улыбка превратила грубоватое лицо в образ удивительной красоты.
– Спасибо, Онос. Я вижу, твоя спутница – смертная волчица-ай.
– Не более смертная, чем ты сама, Килава Онасс.
– Вот как? Побаивается таких, как я, разумеется. Тем не менее прекрасный зверь. – Женщина протянула руку.
Баальджагг подошла ближе.
– Я – имасс, – прошептала женщина. – Да, из плоти и крови. Как и ты. Вспоминаешь?
Огромная волчица опустила голову, подобралась к Килаве, прислонилась плечом к плечу женщины, а та зарылась лицом в шерсть зверя, глубоко вдохнула запах, затем вздохнула.
– Это нежданный дар, – прошептала она.
– И более того, – сказал Ток Младший.
Всё у него внутри перевернулось, когда женщина посмотрела на малазанца: в этом взгляде была такая неприкрытая чувственность, такая естественность, что Ток в тот же миг понял, что является предметом этой чувственности не больше, чем всякий другой, на кого она обратила свой взор. Вот какими были имассы прежде, до Обряда. Такими бы и остались, если бы, подобно ей, отказались от его силы. В следующий миг глаза женщины сузились.
Ток кивнул.
– Я видела тебя, – сказала Килава. – Ты выглядывал из глаз Трича…
– Из обоих глаз?
Она улыбнулась.
– Нет. Лишь из одного – того, которого у тебя больше нет, смертный. Я хочу знать, что Старший бог задумал… для нас.
Ток покачал головой.
– Я не знаю. Увы, не помню, чтобы мы встречались. Даже на ухо ничего не шепчет.
– Брат Онос, кто этот смертный?
– Я нарёк его Аралом Фэйлом, сестра.
– И дал ему каменное оружие.
– Дал. Непредумышленно.
– Ты – может быть…
– Я никакому богу не служу, – прорычал Тлен.
Её глаза вспыхнули.
– А я служу? Это не наши деяния, Онос! Кто осмелился манипулировать нами? Заклинательницей имассов и Первым Мечом т’лан имассов – вертеть так и сяк! Не побоялся нашего гнева…
– Довольно, – вздохнул Тлен. – Мы с тобой – разные, сестра. Никогда не ходили в ногу. Я направляюсь на Второе Соединение.
Она напоказ презрительно ухмыльнулась.
– Думаешь, я не слышала призыва?
– Но кто призыватель? Ты знаешь, Килава?
– Не знаю и знать не хочу. Я не приду.
Тлен вскинул голову.
– Тогда зачем ты здесь?
– Это моё дело.
Она стремится… возместить. Осознание заполнило мысли Тока, и сейчас он отчётливо понимал, что это знание принадлежит не ему, но Старшему богу, который теперь говорил с ним напрямую. Голос просы́пался в мысли малазанца, словно мелкий песок. Исправить давнее преступление, исцелить старый шрам. Ваши дороги ещё пересекутся. Впрочем, это не важно. Последняя встреча меня беспокоит, но она, скорее всего, произойдёт годы и годы спустя. Ах, я проявляю недостойное нетерпение. Смертный, дети Паннионского Провидца страдают. Ты должен придумать способ освободить их. Это трудно – и невообразимо рискованно, – но мне придется послать тебя в объятья Провидца. Не думаю, что ты меня простишь.
Ток с трудом вывел свой вопрос на первый план мыслей: Освободить? Зачем?
Странный вопрос, смертный. Мной движет сострадание. Подобные деяния приносят невообразимые дары. Видящий Сны показал мне это, и, воистину, сам ты скоро это узришь. О какие дары…
– Сострадание, – проговорил Ток, которого потрясло внезапное исчезновение Старшего бога. Малазанец моргнул, увидел, что Тлен и Килава уставились на него. Лицо женщины побледнело.
– Моей сестре, – сказал Первый Меч, – неведомо сострадание.
Ток пристально посмотрел на немёртвого воина, пытаясь вспомнить, что говорилось прежде – до… богоявления. И не мог вспомнить.
– Брат Онос, ты уже должен был понять, – медленно произнесла Килава, – что всё изменяется. – Женщина вновь окинула взглядом Тока, затем улыбнулась, но уже грустно. – Теперь я уйду…
– Килава. – Тлен шагнул вперёд под лёгкий скрип костей и высохшей кожи. – Обряд, который отрезал тебя от родни, рассечение кровных уз… быть может, Второе Соединение…
Выражение её лица смягчилось.
– Дорогой брат, призывателю нет до меня дела. Моё древнее преступление не смыть. Более того, подозреваю, на Втором Соединении тебя ждёт не то, чего ожидаешь. Но я… благодарю тебя, Онос Т’лэнн, за доброе намерение.
– Я сказал, что… мы не… ходим в ногу, – прошептал немёртвый воин, с трудом выталкивая каждое слово. – Я был зол, сестра, но это старый гнев. Килава…
– Старый гнев, да. Но тем не менее ты был прав. Никогда мы не ходили в ногу друг с другом. Прошлое вечно идёт за нами по следу. Возможно, когда-нибудь мы залечим общие раны, брат. Эта встреча дала мне… надежду. – Она на миг положила руку на голову Баальджагг, затем отвернулась.
Ток смотрел ей вслед, пока Килава не исчезла под покровом сумерек.