Путь Теланн, место не «где», а «когда». Время юности. Юности мира. И моей.
Она подняла руки, увидела их янтарную гладкость, жилы и вздутые вены были почти не видны, скрыты упругой плотью.
Я молода. Я такая, какой должна быть.
Это был не подарок. Пытка. Она знала, что это сон; знала, что́ увидит, когда проснётся.
Небольшое стадо каких-то древних, давно вымерших животных мерно катилось, рокотало, сотрясая твёрдую землю под её обутыми в мокасины ногами, шло в том же направлении, что и она, – вдоль холмов. Горбатые спины зверей то появлялись, то исчезали над гребнем, будто мутный поток цвета жжёной умбры. Что-то внутри неё дрогнуло, отозвалось тихим торжеством при виде величия этих существ.
Родня бхедеринов, только крупнее, с развесистыми широкими рогами, массивные, царственные.
Взглянув вниз, она остановилась. Дорогу дальше пересекали следы. Обутые в шкуры ступни оставили дыры в ломком лишайнике. Восемь, девять человек.
Имассы из плоти и крови? Заклинатель костей Пран Чоль и его спутники? Кто разгуливает в моих снах на этот раз?
Она моргнула и уставилась в пахнущую плесенью темноту. Тупая боль пронзила истончённые кости. Волоски на узловатых руках встали дыбом от холода. Мхиби почувствовала, как глаза наполняются влагой, сморгнула, посмотрела на расплывающееся скошенное перекрытие шатра из шкур и сделала медленный мучительный вдох.
– О духи рхиви, – прошептала она, – заберите меня сейчас, молю. Оборвите эту жизнь, пожалуйста. Ягган, Ирут, Мендалан, С’рэн Таль, Пахрид, Нэпрул, Манэк, Ибиндур – заклинаю вас всех, заберите меня, о духи рхиви…
Хриплое дыхание, тяжёлый стук сердца… духи оставались глухи к её молитвам. С тихим всхлипом старуха села и потянулась к одежде.
Неверной походкой она заковыляла к мутному свету. Лагерь рхиви медленно просыпался. Мхиби почувствовала непрекращающийся гул, дрожью отдающий по земле, потом услышала мычание бхедеринов и выкрики юношей из племени, которые охраняли стада ночью. Из ближних шатров начали выходить рхиви, тихо выводя голосами ритуальное приветствие рассвету.
Ирут мэт инал барку сэн нэтрал… ах’рхитан! Ирут мэт инал…
Мхиби не пела. Ей новый день жизни не сулил радости.
– Девочка моя, у меня есть кое-что специально для тебя.
Она обернулась на голос. Даруджиец Крупп вразвалочку подошёл к ней, держа в пухлых ручках небольшую деревянную шкатулку.
Рхиви выдавила из себя кривую улыбку.
– Прости, если я не решусь принять твой подарок. Прошлый опыт…
– Крупп зрит сквозь морщинистый покров, моя дорогая. Во всех смыслах. Так, сегодня его полуночной возлюбленной стала Вера – преданная советница, чьё нежное прикосновение Крупп столь высоко ценит. Корыстные интересы, – продолжил он и подошёл ближе, не сводя глаз с шкатулки, – несут зачастую счастливые, пусть и неожиданные дары. В недрах этой скромной скорлупки лежит сокровище, которое я тебе предлагаю, дорогая моя.
– Мне не нужны сокровища, Крупп, но я благодарю тебя.
– Крупп уверяет: это история, достойная рассказа. В запутанной паутине тоннелей, что ведут к прославленным пещерам с бесценным газом, которые лежат под прекрасным Даруджистаном, там и сям находили высеченные в камне чертоги. На стенах отобразились бесчисленные удары сделанных из рогов заступов, и на сих волнистых поверхностях обнаружили славные сцены из седого прошлого. Нарисованные слюной и углём, гематитом и кровью, соплями и Худ знает чем ещё, но и это не всё. Воистину, есть кое-что сверх того! Пьедесталы, вырезанные в форме грубых алтарей, а на алтарях – это!
Он откинул крышку шкатулки.
Сначала Мхиби думала, что видит набор кремнёвых лезвий, укреплённых на странных браслетах, сделанных, по виду, из того же хрупкого материала. Потом её глаза распахнулись шире.
– Да, – прошептал Крупп. – Сделаны как будто из кремня. Но, нет, они медные. Холодной ковки, когда сырая руда добывается из залежей в скале, а затем сбивается ударами камней. Слой за слоем. Обретая форму, превращаясь в символ наследия. – Он поднял взгляд маленьких глаз на Мхиби. – Крупп видит боль в твоих скрюченных костях, моя дорогая, и он глубоко опечален. Эти медные вещицы – не орудия, но украшения, которые носят на теле – ты найдёшь у лезвий застёжки, подходящие для кожаного шнурка. Там есть браслеты на руки и ноги, торквесы и… эм… ожерелья. Своей силой они… облегчат твою боль. Медь, первый дар богов.
Смущённая тем, что так расчувствовалась, Мхиби смахнула слёзы с испещрённых морщинами щёк.
– Спасибо тебе, милый Крупп, друг мой. Наше племя хранит знание о лечебных свойствах меди. Хоть она и не лечит старость…
Глаза даруджийца блеснули.
– История Круппа ещё не закончена, девочка. В те чертоги привели учёных, острые умы которых были посвящены тайнам древности. В каждом зале – по алтарю… всего восемь… и каждый посвящён иной силе. Рисунки представляли грубые, но непреложные изображения. Традиционные образы. Восемь пещер, каждую из которых легко распознать. Мы знаем руки, сотворившие каждую из них, – художники потрудились указать свои имена, а лучшие провидцы Даруджистана подтвердили эту истину. Мы знаем, моя дорогая, имена тех, кому принадлежали эти украшения. – Он полез в шкатулку и извлёк лезвие. – Ягган. – Крупп положил его обратно и достал ножной браслет. – С’рэн Таль. А этот маленький, будто детский, наконечник стрелы… Манэк, проказник из легенд рхиви – насмешник, верно? О да, Крупп чувствует сходство с этим маленьким пройдохой, Манэком. Ведь несмотря на все игры и обманы, у него было большое сердце, да? А вот торк. Ирут. Видишь, как отполирован? В него заключили сияние рассвета, в этот кованый металл…
– Невозможно, – прошептала Мхиби. – Духи…
– Были когда-то из плоти и крови, дорогая моя. Когда-то были смертны. Самые первые рхиви, возможно? Вера, – сказал он с мечтательной улыбкой, – всегда желанная гостья. Итак, по завершении утренних омовений Крупп ожидает узреть, как эти вещицы украсят тебя. В дни грядущие, ночи будущие стойко храни, о Святой Сосуд, эту веру.
Мхиби не могла вымолвить ни слова. Крупп протянул ей шкатулку. Старуха приняла её, ощутила тяжесть в руках.
Как ты узнал? Именно этим утром, когда я пробудилась в пепле одиночества, разочаровалась в том, во что верила всю жизнь. Как, милый мой обманчивый человечек, как ты узнал?
Вздохнув, даруджиец сделал шаг назад.
– От необходимости нести сие тяжкое бремя Крупп ужасно устал и изголодался! Указанная шкатулка чуть не оторвала сии утончённые цивилизацией длани.
Рхиви улыбнулась.
– Тяжкое бремя, Крупп? Об этом я могу тебе кое-что рассказать.
– Не сомневаюсь! Однако не отчаивайся, девочка, обрести когда-нибудь справедливую награду. – Он подмигнул, после чего развернулся и засеменил прочь. Через несколько шагов, Крупп остановился и обернулся. – О, Крупп также сообщает, что у Веры есть близняшка, воистину сладостная, имя ей – Сны. Отречься от таковой сладости – значит отказаться и от истинных даров Веры, девочка.
Он пошёл дальше и вскоре скрылся из глаз. И вправду похож на Манэка. Ты что-то здесь спрятал, Крупп? Веру и сны. Мечтания о надежде и желаниях? Или просто пустые сны?
Чей же след я видела сегодня ночью?
В восьмидесяти пяти лигах к северу Хватка откинулась на травянистый склон и, щурясь, следила за летящим на запад последним кворлом, что становился всё мельче на фоне неба цвета морской волны.
– Если мне ещё хоть раз придётся сесть на такую тварь, – пробасил голос сзади, – я благословлю того, кто прикончит меня прямо сейчас.
Капрал закрыла глаза.
– Если ты так разрешаешь свернуть тебе шею, Мураш, то держу пари, кто-нибудь из нас затащит тебя на кворла ещё до заката.
– Хватка, что за ужасные вещи ты говоришь? Почему меня так не любят? Я ж ничего никогда никому не сделал!
– Дай мне немного подумать, чтоб понять, что ты только что сказал, и я отвечу честно.
– Да нечего тут думать, женщина, я чепуху спорол, и ты это знаешь. – Он понизил голос: – Капитан виноват, как бы там ни было…
– Вот и нет, сержант, и зря ты так, это то самое ворчание, которое потом тебе же в глаза ядом плюнет. Эту сделку состряпали Скворец и Дуджек. Хочешь проклясть кого – вали к ним.
– Проклясть Скворца и Однорукого? Худа с два.
– Тогда не нуди.
– Кто говорит с непосредственным начальством в таком тоне, тот сегодня и в наряде, капрал. А может, и завтра, если я не передумаю.
– Боги, – пробормотала Хватка. – Как же я ненавижу маленьких мужиков с большими усами.
– Переходим на личности, да? Ладно, можешь ещё и котелки с мисками отдраить сегодня вечером. А у меня в голове уже вырисовывается прекрасное блюдо. Только нужен штырь да инжир…
Хватка резко села, выпучив глаза:
– Хочешь нас заставить сожрать взводного мага? В волосяной рубахе?! С инжиром?!
– Железный штырь, дура! На вертел! Чтобы зайца пожарить. Я парочку в припасах видел. И с инжиром, говорю. Варёным. Под соусом из жестяники и пресноводными устрицами…
Хватка, ворча, плюхнулась обратно.
– Нет уж, я лучше рубаху пожую, спасибо.
Путешествие было изнурительным – с редкими и слишком короткими привалами. Чёрные моранты вообще были не лучшей на свете компанией. Молчаливые, замкнутые, зловещие – Хватка ни разу не видела, чтобы кто-то из них хоть на миг снял доспехи. Моранты носили их, словно вторую, хитиновую кожу. После перелёта до подножия Баргастовой гряды с ними остался только командир морантов, Вывих, со своим кворлом. Капитану Парану было поручено поддерживать контакт с ним – и Опонновой удачи ему в этом.
Кворлы несли их высоко, летели ночью, и воздух наверху был ледяным. У Хватки ломило все мускулы. Закрыв глаза снова, она слушала, как остальные «мостожоги» собирают снаряжение и припасы в дорогу. Рядом что-то неразборчиво бормотал Мураш, оглашал практически бесконечный список жалоб.
Тяжёлые сапоги приблизились, остановились, к несчастью, прямо перед ней и загородили утреннее солнце. Через миг Хватка приоткрыла один глаз.