Остряк увидел, что Корбал Брош вдруг заулыбался.
Боги, не приведите такое увидеть — никогда, пожалуйста.
— Теперь же, полосатый капитан, — проговорил Бошелен, — будь так любезен, и уберись с дороги. Но прежде, с твоего позволения, я задам один вопрос.
— Какой?
— Я недавно получил записку. Ужасный почерк, и, хуже того, написано на берёзовой коре. Похоже, некий Джиб Валун и его братья вознамерились нанести мне визит. Ты случайно не знаешь ли этих благородных господ? Я бы не отказался от совета по этикету — как их принять?..
Остряк улыбнулся.
— Надевай всё лучшее, Бошелен.
— Вот как. Благодарю, капитан. А теперь, сделай любезность…
Остряк махнул ему рукой и пошёл дальше.
«Серые мечи» разбили временный лагерь в пятидесяти шагах к востоку от внушительного, блестящего кургана, который уже получил название — Дар Итковиана. Потрёпанные группы тенескаури — измотанных и больных — вышли из Чёрного Коралла и лесов, и теперь все расположились вокруг лагеря. Весть о… перерождении Анастера распространилась среди них, и в этих словах — обещание спасения.
Рекрутируют. Эти тенескаури уже никогда не смогут стать теми, кем были прежде. Им тоже необходимо переродиться. Незнакомцу в теле Анастера — этому новому Смертному мечу Тогга и Фандереи — предстоит много работы…
Остряк решил, что пришло время присмотреться к нему внимательней. Из него-то, небось, получится Смертный меч получше, чем из меня. Наверное, самодовольный ханжа — вон как расселся на своей дрянной кобылке. Ладно, надо признать, я уже готов этого ублюдка возненавидеть.
Остряк направился к Анастеру, который медленно ехал на лошади по старому лагерю тенескаури. Исхудавшие люди-скелеты тянулись к нему со всех сторон, касались его самого и лошади. В полудюжине шагов позади шагала Дестриант, и Остряк почуял, как вокруг неё вихрится целительная магия — объятия Устава Волка уже раскрылись.
Анастер наконец выехал за пределы лагеря. Единственный глаз сразу заметил Остряка, и юноша натянул поводья, чтобы дождаться даруджийца.
Он заговорил, прежде чем Остряк успел раскрыть рот:
— Ты — Остряк, Смертный меч Трейка. Дестриант мне о тебе рассказывала. Я рад, что ты пришёл. — Анастер оглянулся на тенескаури, которые остались в лагере, словно по его границе протянулась невидимая, неприступная стена, затем юноша спешился. — Кованый щит настаивает, что я должен оставаться на виду, — проворчал он и поморщился, разминая ноги. — Если так продолжать, я скоро ходить начну, как виканец.
— Говоришь, рад, что я пришёл, — пробурчал Остряк. — Почему?
— Ну, ты же Смертный меч, верно? Меня они тоже так называют. Я подумал, ну, в общем… Что это вообще означает, кстати?
— Ты не знаешь?
— Нет. А ты?
Остряк долго молчал, затем ухмыльнулся.
— В общем, тоже толком не знаю.
С нескрываемым облегчением Анастер вздохнул. Шагнул ближе.
— Слушай. Прежде чем — ну, попасть в это тело, я был разведчиком в малазанской армии. И уж точно считал, что храмы — это такие дома, где бедняки скидываются на дорогое вино для жреческих подвалов. Не нужны мне «последователи». А Дестриант у меня, да что там, Кованый щит — вот уж жёсткая женщина! Они на меня навалили столько надежд и ожиданий — чувствую себя так, как, наверное, чувствует этот парень, Итковиан, под курганом, хотя он-то, думаю, уже ничего не чувствует. Худов дух, только назвал его по имени, и уже сердце ноет, а я ведь его даже не знал.
— Я его знал, Анастер. Расслабься, парень. По всем поводам. Думаешь, я просился в Смертные мечи Трейка? Да я был охранником каравана, притом жалким, и очень тому радовался…
— Радовался, что был жалким?
— До самых печёнок.
Анастер вдруг улыбнулся.
— Я тут обнаружил бочонок эля — в лагере «Серых мечей». Нам надо прогуляться, Остряк.
— Ага, в лесочек. Я найду Скаллу — это подруга. Тебе она понравится, наверное.
— Женщина? Она мне уже нравится. Я пошёл за элем, встречаемся здесь же.
— Хороший план, Анастер. Только ни слова Дестрианту или Кованому щиту…
— Ни слова, даже если они меня будут пытать… — Голос его сорвался, и Остряк заметил, что юноша вдруг стал бледнее обычного. Затем встряхнул головой. — До скорой встречи, друг.
— Ага.
Друг… Да, наверное, так.
Он смотрел, как Анастер взлетел в седло, — человек, которым он был прежде, явно недурно умел ездить на лошади.
Нет, не «человек, которым он был». Человек, которым он есть. Остряк ещё некоторое время смотрел вслед Анастеру, а затем повернулся и пошёл искать Скаллу.
Пар и дым по-прежнему валили от чётырёх фургонов Тригалльской торговой гильдии, которые стояли у подножия холма. Быстрый Бен убежал, чтобы поговорить с начальником каравана — роскошно разодетым толстяком, смертельную усталость которого легко было разглядеть даже с пятидесяти шагов.
Паран вместе с «мостожогами» ждал Дуджека на гребне холма. Отсюда он видел, как чародей и тригалльский маг завели длинный разговор, итог которого, похоже, поставил Бена в тупик. Затем к ним подошёл даруджиец Крупп, и спор продолжился — с новым накалом.
— Чего это у них там? — поинтересовалась Хватка.
Паран покачал головой.
— Понятия не имею, лейтенант.
— Сэр?
Что-то в её тоне заставило Парана обернуться.
— Да?
— Нельзя было меня оставлять за главного — я всё провалила, сэр.
В её глазах Паран прочёл острую боль, и не отвёл взгляд, хотя очень хотелось.
— Не ты, лейтенант. Это ведь в конечном счёте был мой приказ. Это я вас бросил.
Хватка покачала головой.
— Бен нам рассказал, что вы делали, капитан. Вы были там, где должны были быть, сэр. Хорошо отыграли. Мы-то думали, что уж в этом месиве никакой победы не найти, а теперь знаем, что это не так — а такое значит больше, чем вы думаете.
— Лейтенант, ты вышла из цитадели сама и вывела выживших. Никто бы не справился лучше.
— Согласен, — прорычал новый голос.
Внезапное появление Дуджека заставило обоих замолчать. Первый Кулак словно постарел на десять лет за одни сутки. Он сутулился, единственная рука дрожала.
— Лейтенант, собери «Мостожогов». Я хочу поговорить со всеми вами.
Хватка повернулась и жестом подозвала пятерых солдат.
— Хорошо, — буркнул Дуджек. — Теперь, слушайте меня. Вон там половина Тригалльского фургона забита задержанным жалованьем. Жалованьем для роты, известной как «Мостожоги». В полном составе. Довольно, чтобы каждому из вас купить по усадьбе и жить в заслуженной идиллии. Тригалльцы отвезут вас в Даруджистан — не рекомендую возвращаться обратно в Империю. Что до меня, Тайшренна и Кулака Арагана — для нас ни один «мостожог» живым из цитадели не вышел. Нет, ни слова, солдаты! Именно так Скворец и собирался всё для вас обустроить. Худов дух, и для себя тоже! Уж это-то уважьте! К тому же у вас есть ещё одно задание, и оно требует, чтобы вы оказались в Даруджистане. Тригалльцы привезли кое-кого. Он сейчас под опекой Высшего алхимика Барука. И этот человек не здоров — думаю, вы ему нужны. Малазанцы. Солдаты. Сделайте для него в Даруджистане всё, что сумеете, а когда решите, что больше ничего не способны сделать, можете быть свободны. — Дуджек помолчал, разглядывая их, затем кивнул и сказал: — Это всё, «Мостожоги». Тригалльцы вас ждут. Капитан, задержитесь на миг — хочу с вами с глазу на глаз перемолвиться. Да, Хватка, пошли Высшего мага Быстрого Бена сюда, хорошо?
Хватка заморгала.
— Высшего мага?!
Дуджек поморщился.
— Этот ублюдок не может дальше прятаться. Тайшренн настоял.
— Так точно, сэр.
Паран смотрел, как маленький отряд начал спускаться с холма.
Дуджек провёл дрожащей рукой по лицу, отвернулся.
— Пойдём со мной, Паран.
Капитан последовал за Дуджеком.
— Вы хорошо всё устроили, сэр.
— Нет, плохо, Ганос, но это всё, что я могу сделать. Я не хочу, чтобы последние «мостожоги» погибли на поле боя или в каком-нибудь безымянном городке, который до последнего бьётся за свою свободу. Я поведу остатки своего Войска в Семь Городов, чтобы усилить карательную армию адъюнкта Тавор. Если хочешь…
— Нет, сэр. Я бы отказался.
Дуджек кивнул, будто такого ответа и ждал.
— Там для тебя тоже дюжина-другая столбиков лежит, у фургонов. Отправляйся со своей ротой — и моим благословением. Запишу тебя в список погибших при исполнении.
— Благодарю, Первый Кулак. Наверное, я просто не гожусь для того, чтобы быть солдатом.
— Ни слова об этом, капитан. Думай, что хочешь, но мы тебя будем помнить, каким знали — благородным…
— Аристократом.
— Да не в этом смысле благородным, Ганос. В том смысле, который надо заслужить, только он чего-то и стоит. Потому что в наши дни и годы это большая редкость.
— В этом, сэр, я при всём уважении не могу с вами согласиться. Про эту кампанию я твёрдо запомню одно — как раз за разом оказывался поражён и посрамлён теми, с кем мне выпала честь служить.
— Иди к остальным «мостожогам», Ганос Паран.
— Слушаюсь, сэр. Прощайте, Первый Кулак.
— Прощай.
Спускаясь вниз по склону, Паран споткнулся, но тут же восстановил равновесие. К остальным «мостожогам»… что ж, всё-таки меня причислили к ним, пусть и ненадолго.
Я стал «мостожогом».
Не обращая внимания на суровых солдат повсюду, Ток — Анастер — натянул поводья у небольшого шатра, который выделили ему «Серые мечи». Да, я помню Анастера, и это, может, его тело — но не более того. Он соскользнул с седла и вошёл.
Порывшись, Ток отыскал небольшой бочонок, спрятал его в кожаном мешке, который повесил на плечо, а затем поспешил обратно.
Когда Ток вновь забирался в седло, к нему подошёл человек.
Ток нахмурился, глядя на него сверху вниз. Это был не тенескаури, и не «Серый меч». Мехами и потёртой кожаной одеждой он скорее походил на баргаста.
Всё тело покрыто шрамами — столько боевых шрамов Ток никогда прежде не видел на одном человеке. Но вопреки всему этому было в его лице что-то мягкое, благородное. На вид незнакомцу нельзя было дать больше двадцати, лицо резко очерченное, костистое, длинные чёрные волосы без единого фетиша или косички. На Тока смотрели глубокие карие глаза.