— Ай, — наконец прошептал он, — здесь много слоёв. Раненая плоть… раненый дух. Мне нужно излечить всё это. Так что… вы мне поможете?
Капитан понял: вопрос адресован не ему, — и не ответил.
Молоток вздохнул, не открывая глаз.
— Вы готовы принести такие жертвы ради этой женщины? — Он прервался, всё ещё не открывая глаз, затем нахмурился. — Я не вижу нитей, о которых вы говорите. Ни в ней, ни в Остряке, ни в мужчине рядом со мной…
Рядом с тобой? Во мне? Нити? Боги, почему вы просто не оставите меня в покое?
— …но я вам верю. Начнём?
Тянулись мгновения, целитель неподвижно сидел рядом с женщиной. Затем она шевельнулась на тюфяке, тихо застонала.
Навес разорвался, затрещали тросы. Паран удивлённо вскинул голову и увидел стоявшего над ними Остряка, его грудь вздымалась.
— Что? — выдохнул даруджиец. — Что?..
Он отступил на шаг, повинуясь мощной хватке Тротца на своих плечах.
— Не бывает слишком поздно, — прорычал баргаст.
Подходящий к ним Мураш ухмыльнулся.
— Привет, Капастан. Мостожоги пришли.
На рассвете звуки сражения доносились с севера и востока. Кланы Белолицых наконец столкнулись с врагом. Позже Хватка и остальные узнали о внезапной кровавой схватке, которая произошла на пристанях и берегу реки Серп. Кланы Барахн и Ахкрата столкнулись с новоприбывшими полками бетаклитов и бетруллидской кавалерии. Вместо того, чтобы защищать плохо подготовленные оборонительные позиции, командир решил контратаковать, и вскоре баргастам, атакованным со всех сторон, пришлось окапываться. Барахны сломались первыми. Последовавшая резня укрепила решимость ахкратов, и они продержались до полудня, когда Тор отвёл племя Гилк от вылазки в город и отправил закованных в черепашьи панцири воинов на помощь. Равнинный клан, закалённый в бесконечных войнах с конными противниками, сцепился с бетруллидами и дал ахкратам возможность разнести бетаклитов и захватить понтонные мосты и баржи. Последних солдат паннионской средней пехоты они загнали на мель в реке, и вода окрасилась алым. Выжившие бетруллиды сбежали от гилков, направившись вдоль берега на север, к болотам — и совершили роковую ошибку, так как их кони застряли в солёной грязи. Клан Гилк преследовал паннионцев, чтобы возобновить избиение, которое завершилось только в сумерках. Подкрепление септарха Кульпата было уничтожено.
Атака Хумбролла Тора на город вызвала паническое бегство. Отряды провидоминов, урдомов, беклитов, скаланди и бетаклитов были окружены и разъединены десятками тысяч тенескаури, которые бежали от мечей и копий баргастов. Главные улицы превратились в потоки людей — бурлящее наводнение, рвущееся в западном направлении, изливающееся на равнину через пробоины в стенах с той стороны.
Тор не мешал своим кланам пуститься в яростную погоню, загнавшую паннионцев ещё дальше на запад.
Прижавшись к крыше, Хватка посмотрела вниз, на орущую, охваченную паникой толпу. Человеческий прилив врезался в гору тел, прорубая в ней просеки — узкие проходы меж стен холодной плоти. Каждый такой проход запрудили люди, и другим приходилось карабкаться поверх них, иногда — на расстоянии меньше удара длинной пики от малазанских позиций.
Несмотря на тот ужас, который она наблюдала внизу, Хватка чувствовала, будто с её плеч свалилась тяжкая ноша. Проклятые браслеты больше не сдавливали руку. Чем ближе малазанцы подходили к городу, тем теснее и горячее становились торквесы — ожоги опоясывали плечо Хватки, а глубокая боль по-прежнему отзывалась в костях. Вся эта история порождала множество вопросов, но Хватка не была готова размышлять над ними.
С улиц восточнее донеслись уже привычные звуки бойни, рокочущим фоном которым служили нестройные боевые кличи баргастов. Паннионцы сформировали что-то вроде арьергарда: остатки беклитов, урдомов и провидоминов сомкнули ряды в попытке задержать наступление Белолицых. Этот арьергард быстро распадался, уступая баргастам числом.
С крыши не уйти, пока не пройдёт убегающий враг, как бы Вал ни ныл про трещины в фундаменте и тому подобное. Хватка была этому весьма рада. «Мостожоги» вошли в город. За стеной и у северных ворот было трудно, но за вычетом этого всё прошло легко — легче, чем она ожидала. Морантская взрывчатка смогла уравнять шансы, если не полностью переменить картину битвы.
Клинки ещё ни разу не пришлось пускать в ход. Прекрасно. Мы уже не так хороши, как бы ни храбрился Мураш.
Хватка гадала, далеко ли Дуджек и Бруд. Капитан Паран отправил Вывиха к ним, как только стало ясно, что Хумбролл Тор объединил племена и готов дать команду идти на Капастан. Быстрый Бен вышел из строя, а Штырь слишком боялся испытывать Пути, так что узнать, удалось ли Чёрному моранту добраться, было невозможно.
Кто знает, что с ними сталось. Сказки баргастов о немёртвых демонах-рептилиях на равнине… и заражённые Пути. Кто докажет, что яд этот — не дорога для какой-нибудь дряни? Штырь говорит, будто Пути больны. Что если их просто захватили? Может, кто-то пользуется ими прямо сейчас. Может, кто-то пришёл по Путям и врезал им со всей мочи. Может, где-то на равнине уже гниют тридцать тысяч тел. Может, мы — последние из Войска Однорукого.
Баргасты, похоже, не собирались воевать после освобождения Капастана. Они хотели вернуть кости своих богов, вот-вот племена их добудут и тогда, наверное, направятся домой.
Если мы останемся одни… что решит Паран? Вид у треклятого аристократа полудохлый. Больной он. Ему в мысли боль гвозди заколачивает, а это не хорошо. Совсем не хорошо.
За спиной Хватки скрипнули сапоги, кто-то ступил на край крыши. Она посмотрела вверх и увидела рыжеволосую женщину, которую Молоток вернул почти с того света. В правой руке она держала рапиру с обломанным на треть от рукояти клинком. Кожаный доспех был изодран и покрыт бесчисленными пятнами засохшей крови. На её лице застыло странное выражение — ломкое и почти… удивлённое.
Хватка выпрямилась. Снизу доносились оглушительные крики. Она пододвинулась к женщине и сказала:
— Осталось уже недолго. Отсюда видны передние ряды баргастов. — Хватка указала рукой.
Женщина кивнула, затем сообщила:
— Меня зовут Скалла Менакис.
— Капрал Хватка.
— Я говорила с Дымкой.
— Удивительно. Она не из разговорчивых.
— Она рассказала мне о торквесах.
— Рассказала, значит?
Скалла пожала плечами, поколебалась, но спросила:
— Ты… ты посвящённая Трейка, или что-то в этом роде? Многие солдаты присягали ему, как я понимаю. Тигр Лета, Повелитель Битвы…
— Нет, — проворчала Хватка. — Не присягала я никому. Просто решила, что они колдовские — торквесы эти.
— Значит, ты не знала, что избрана доставить их. Передать… Остряку…
Хватка окинула женщину взглядом.
— Это тебя с толку сбило, да? Твой друг Остряк. Ты бы ни в жизнь не поверила, что он может стать… ну, тем, кем стал.
Скалла скривилась.
— Если честно, — кто угодно, но не он. Остряк — циничный ублюдок, любитель выпить. О да, он умён, насколько бывают умны мужчины. Но теперь, когда я смотрю на него…
— Не узнаёшь.
— Дело не только в отметинах. Его глаза… Это кошачьи глаза, глаза тигра. Такие же холодные, такие же бесчеловечные.
— Он сказал, что сражался за тебя, женщина.
— По-твоему, я послужила ему оправданием.
— Не то, чтоб я видела здесь разницу.
— Но она есть.
— Как скажешь. В любом случае, правда — вот она, прямо перед тобой. В этом проклятом доме-склепе. Подери нас всех Худ, она — во всех спутниках Остряка: не он один тут в полоску, правда? Этот человек встал между паннионцами и тобой, и этого было достаточно, чтобы втянуть остальных. Это Трич всё устроил? Может, и правда он, и может, я тоже сыграла свою роль — явилась с торками на руке. Но теперь-то я со всем этим покончила, и меня это устраивает.
И я не собираюсь больше об этом думать.
Скалла покачала головой.
— Я не склонюсь перед Трейком. Клянусь Бездной, я нашла себя у алтаря другого бога. Я уже сделала свой выбор, и это не Трейк.
— Хм. Возможно, тогда твой бог решил, что из всей этой истории с Остряком будет польза. Не только люди нити плетут и паутину прядут, верно? Не только мы ходим в ногу и работаем вместе, чтобы получить что-то выгодное обоим — и ничего не объясняем остальным. Я не завидую тебе, Скалла Менакис. Внимание смертельно, если оно — внимание бога. Но всякое бывает…
Хватка замолчала.
Ходим в ногу. Её глаза сузились. И держим остальных в неведении.
Хватка развернулась, оглядела группу у палаток, взглядом отыскала Парана. Капрал повысила голос:
— Эй, капитан!
Он поднял взгляд.
А что у тебя, капитан? Хранишь свои секреты? Лови догадку.
— Есть вести от Серебряной Лисы? — спросила она.
Все «Мостожоги» уставились на офицера-аристократа.
Паран отпрянул, будто его ударили. Одна рука прижалась к животу, словно от приступа боли. Стиснув зубы, он смог поднять голову и встретиться глазами с Хваткой.
— Она жива, — процедил капитан.
Я так и думала. Это ты неосторожно, капитан. Выходит, ты кое-что скрывал от нас. Плохое решение. Когда нас, «Мостожогов», последний раз заставили блуждать впотьмах, там почти все и погибли.
— Они близко? Насколько, капитан?
Хватка видела, какой эффект производили её слова, но какая-то часть её продолжала злиться, достаточно для того, чтобы быть жестокой. Офицеры всегда что-то скрывали. Именно это «Мостожоги» особенно презирали, когда речь шла о командирах. Неведенье было смертельным.
Паран медленно заставил себя выпрямиться. Сделал глубокий вдох, затем другой, заметно подавляя боль.
— Хумбролл Тор гонит паннионцев к ним навстречу, капрал. Дуджек и Бруд сейчас, наверное, в трёх лигах отсюда…
Брызгая слюной, Мураш спросил:
— А они об этом знают?
— Да, сержант.
— Откуда?
Хороший вопрос. Насколько тесная связь между тобой и перерождённой Рваной Снастью? И почему ты нам не сказал? Мы — твои солдаты. Мы должны биться за тебя. Так что это отличный растреклятый вопрос.