Вся еда теперь отдавала вином, напоминая Коллу о без малого двух потерянных годах беспробудного пьянства, когда он погружался в тёмные глубины страдания так, как может утопать только человек, упоённый жалостью к себе. Он был бы рад теперь назвать человека, которым был, незнакомцем, но у мира была неприятная привычка незаметно вертеться, и то, к чему ты вроде бы повернулся спиной, возникало вдруг прямо перед носом.
Даже хуже, для него попытки самопознания были воронкой в песке, на дне которой ждала паучиха. И Колл понимал, что легко может сам себя сожрать.
Мурильо вновь вошёл в зал.
— Муравей пляшет вслепую, — произнёс Колл.
— Что?
— Старая детская сказка, помнишь её?
— Ты свихнулся, да?
— Пока что нет. По крайней мере, не думаю.
— Но очень на это похоже. В конце концов, сам-то не узнаешь, свихнулся или нет, Колл.
Тот смотрел, как Мурильо вновь развернулся, сделал шаг и скрылся за углом.
Мир незримо вращается вокруг нас. Слепой танец по кругу. Нельзя убежать от себя самого, и все мечты — яркие ночью, но тусклые днём. И те, и другие — заведомо губительны. Как звали того прокля́того поэта? Злопамятный. Утверждал, что сирота. И написал тысячу историй, чтобы запугивать детишек. Толпа его побила камнями в Даруджистане, но он уцелел. Думаю, дело происходило много лет назад. А сейчас его истории живут на улицах. Дети играют и поют песенки-считалочки.
Проклятый ублюдок, как по мне.
Колл встряхнулся, пытаясь очистить разум перед новой волной воспоминаний. Прежде чем украсть его титул, прежде, чем уничтожить его, Симтал сказала, что у неё будет от него ребёнок. Колл гадал, а был ли ребёнок вообще — Симтал сражалась ложью там, где другие использовали кинжал. Не было никакого торжественного объявления о рождении. Впрочем, Колл вполне мог пропустить такую весть, поскольку именно тогда усердно опускался на самое дно. Но друзья должны были знать. Должны были сказать ему, если не тогда, то сейчас…
Мурильо опять появился в поле зрения.
— Погоди-ка, — пробасил Колл.
— Что теперь? Жуки опрокинулись на спину? Черви ползают в норах по кругу?
— Вопрос, Мурильо.
— Ну, если настаиваешь.
— Ты когда-нибудь слышал о ребёнке Симтал?
Он пристально следил за лицом друга, сощурив глаза.
— Не тот вопрос, который стоит задавать в этом храме, Колл.
— Я уже его задал.
— Не думаю, что ты готов…
— Не тебе судить и не тебе лучше знать об этом, Мурильо. Проклятье, я сидел в Совете месяцами! И я все ещё не готов? Что за глупость считать…
— Хорошо-хорошо! Ответ такой: ходят слухи.
— Не ври мне.
— Не вру. Сразу после твоего, кхм… падения… она больше, чем несколько месяцев, не показывалась на людях. Объяснялось, конечно, трауром, но все понимали…
— Я знаю, что они понимали. Значит, она пряталась некоторое время. Продолжай.
— Ну, мы думали, она укрепляет позиции. За кулисами. Раллик следил за ней. По крайней мере, я думаю, что следил. Он должен знать больше.
— И вы двое никогда не обсуждали подробности того, что она замышляет или как она выглядит? Мурильо…
— Ну что Раллик знает о материнстве?
— Когда бабы ждут ребёнка, у них животы раздуваются, и грудь набухает. Полагаю, наш убийца видел парочку-другую брюхатых женщин на улицах Даруджистана — или он думал, они проглотили по арбузу целиком?
— Можно и без сарказма, Колл. Я говорю только, что он не был уверен.
— А как насчёт слуг поместья? Недавно родившие женщины?
— Раллик никогда не упоминал…
— Ого, какой наблюдательный убийца.
— Ладно! — прервал его Мурильо. — Вот что я думаю! У неё был ребёнок. Она отослала его. Куда-то. Она бы его не бросила просто так, потому что рано или поздно ребёнок бы пригодился — его можно было бы представить законным наследником, устроить выгодный брак, да что угодно. Симтал не была благородного происхождения: какие бы связи у неё ни сохранились из прежней жизни — она их скрывала ото всех, включая тебя самого, как ты прекрасно знаешь. Думаю, она кому-то из таких знакомых передала ребёнка, отослала туда, где никто и не подумает искать.
— Почти три, — произнёс Колл. Медленно откинулся, оперев голову о стену. Прикрыл глаза. — Три года…
— Наверное. Но всё это время не было никакого способа найти…
— Вам всего-то и нужна была моя кровь. И тогда Барук…
— Ну да, — оборвал Мурильо, — мы бы просто ночью пришли и пустили бы тебе кровь, пока ты был в стельку пьян.
— Почему нет?
— Потому, дубина, что от этого не было бы никакого проку!
— Убедил. Но я уже несколько месяцев как завязал, Мурильо.
— Так сделай это, Колл. Пойди к Баруку.
— Пойду. Теперь-то я знаю.
— Послушай, друг, я видел много пьяниц за свою жизнь. Ты держишься четыре, пять месяцев, и тебе это кажется вечностью. Но я-то до сих пор вижу человека, который счищает рвоту с одежды. Человека, который может скатиться обратно в любой момент. Я не собираюсь давить — ещё слишком рано…
— Я услышал тебя и не виню за такое решение. Ты прав в своих опасениях. Но то, что я вижу теперь — причину. Наконец-то настоящая причина, чтобы держать себя в руках.
— Колл, я надеюсь, ты не собираешься просто так взять, прийти в чей-то дом, где вырос твой ребёнок, и забрать его?
— Почему нет? Он мой.
— А дальше его ждёт место на каминной полке, да?
— Думаешь, я не смогу вырастить ребёнка?
— Я знаю, что ты не можешь, Колл. Но если ты всё-таки хочешь это сделать правильно, то можешь заплатить, чтобы видеть, как он растёт и что у него есть возможности, которые иначе он не получит.
— Тайный благодетель. Ха. Это будет… благородно.
— Давай по-честному: это будет удобно, Колл. Не благородно, не героично.
— И ты называешь себя другом.
— Да.
Колл вздохнул.
— Имеешь полное на то право, в то время как я понятия не имею, что сделал, чтобы заслужить такую дружбу.
— Я не хочу вгонять тебя в ещё большее уныние, так что обсудим это как-нибудь попозже.
Тяжёлые каменные двери в гробницу распахнулись.
Рыцарь Смерти шагнул в коридор и встал точно перед Мурильо.
— Принесите женщину, — произнёс воин. — Приготовления закончены.
Колл подошёл ко входу и заглянул внутрь. Посреди гладкого каменного пола в центре залы зияла огромная дыра. У боковой стены валялась груда битого камня. Внезапно похолодев, даруждиец протиснулся мимо Рыцаря Смерти.
— Худов дух! — воскликнул он. — Да это же саркофаг!
— Что? — взвыл Мурильо, стремглав кинувшись к Коллу. Он вытаращился на погребальную яму, затем обернулся к Рыцарю. — Мхиби жива, ты, болван!
Воин вперил безжизненный взгляд в Мурильо.
— Приготовления завершены, — повторил Рыцарь Смерти.
Мхиби брела пустошью, по щиколотку утопая в пыли. Тундра исчезла вместе с её преследователями, демоническими охотниками, которые так долго составляли ей непрошеную компанию. Мхиби поняла, что опустошение вокруг оказалось гораздо хуже. Ни травы под ногами, ни сладкого прохладного ветерка. Жужжание мух, этих мелких жадных до её плоти созданий, тоже исчезло, хотя кожа всё ещё чесалась, словно несколько насекомых избежали уничтожения.
Рхиви слабела. Молодые мышцы будто каким-то невообразимым образом истончились. Не только усталость, но и что-то вроде постоянного растворения. Она медленно таяла, и понимание этого было страшней всего.
На бесцветном небе над головой не было ни облака, ни даже солнца, хотя из невидимого источника лился слабый свет. Небо казалось невозможно далёким — смотреть вверх грозило потерей рассудка, сознание отказывалось понимать то, что видели глаза.
Поэтому Мхиби старалась смотреть только перед собой. Взгляду, куда ни кинь, было не за что зацепиться. Она, должно быть, уже ходила по кругу, пусть и очень большому, но собственных следов пока не встречала. У неё не было целей в этом путешествии духа, как и воли, чтобы попытаться изменить гибельный пейзаж, теперь Мхиби это понимала.
Её лёгкие болели, будто тоже отказывались работать. Мхиби казалось, что она и сама скоро растворится, это юное тело умрёт совсем не так, как она боялась так долго. Её не разорвут на части волки. Волки исчезли. Нет, она знала, что всё изменилось — стало другим, таинственным, обернулось загадкой, которую она ещё не разрешила. А сейчас слишком поздно. Небытие пришло и к ней.
Бездна, которая являлась к ней в кошмарах давным-давно, была оплотом хаоса, ярости, взращённой в душах, ядовитых воспоминаний, которые множились и разлетались всё дальше на крыльях бури. Наверное, те видения породил её собственный разум. Теперь, куда бы ни устремила взгляд, она видела истинную Бездну…
Что-то нарушило неясную линию горизонта справа, что-то чудовищное и сгорбленное, звериное. Этого создания не было там мгновение назад.
Или, может, было. Может, этот мир был очень изогнут, и когда она сделала несколько шагов, увидела то, что лежало за краем.
Рхиви в ужасе закричала, когда её ноги сами изменили направление, понесли её прямо к чудовищу.
С каждым пройдённым шагом оно становилось всё больше, кошмарно разрасталось, пока не заняло треть неба. Розовые прожилки, хрупкие, вздымающиеся вверх кости, клетка из рёбер, каждое испещрено шрамами, узловатыми канатами, пористыми наростами, трещинами, сколами и надломами. Натянутая кожа между костями просвечивала, открывая взору внутренности. Кровеносные сосуды пронизывали кожу, дрожали и пульсировали тусклым красным светом.
Для этого существа буйство жизни заканчивалось. Как и для неё.
— Ты моё? — спросила Мхиби дрожащим голосом, когда подошла ещё на двадцать шагов к кошмарной клетке. — Это моё сердце лежит внутри? Замедляясь с каждым ударом? Ты — это я?
Внезапно её захлестнули чувства — не её собственные, а пришедшие откуда-то из глубины клетки. Мука. Невыносимая боль.