– Да, – ответила Элис, – Фортала понимает, как такие дела делаются. Официальное оглашение и церемония, конечно, будут устроены во дворце. Я пыталась помочь Лаисе разобраться в хитростях традиционного барраярского платья, хотя мы еще обсуждаем, не подойдет ли для помолвки комаррский фасон. Но на самой свадьбе невеста, безусловно, должна быть в барраярском наряде… – Она села на своего любимого конька, принявшись пространно рассуждать о, как это мысленно окрестил Майлз, «социально-технических аспектах своей работы». Тема была удачной и успокаивающей, и какое-то время Майлз с Иллианом поддерживали рассказ Элис наводящими вопросами.
Когда Мартин убрал со стола, Майлз предложил сыграть в карты, чтобы убить время. Конечно, целью на самом деле было не убить время, а устроить скрытую проверку неврологических функций Иллиана, и этот нюанс от него не ускользнул. Но Иллиан согласился.
Звездный тарот «очко сверху» был в меру сложной игрой, требующей для выигрыша определенного умения следить, какие карты вышли, какие на руках у партнеров и какие, возможно, придут. Никогда в жизни Майлз не видел, чтобы кто-нибудь выигрывал у Иллиана несколько партий подряд, разве что благодаря ошеломляющему везению при вытягивании карт из колоды. Через шесть партий Майлз с леди Элис поделили между собой очки, а Иллиан пожаловался на усталость. Майлз тут же уступил. Иллиан выглядел измученным, черты лица обострились, на нем обозначилось беспокойство. Но Майлз не думал, что усталость – истинная причина того, что Иллиан вышел из игры. Руибаль не преувеличивал. У Иллиана практически не осталось кратковременной памяти и способности оценивать детали. Он мог поддерживать праздную болтовню, где одно замечание в плавной последовательности влекло за собой другое, но…
– Так что ты думаешь о человеке, назначенном Гарошем для обеспечения безопасности на свадьбе Грегора? – без связи с предыдущей репликой спросил Майлз.
– А кого он назначил? – спросил Иллиан.
– А кого бы в первую очередь выбрал ты?
– Думаю, полковника Форталу. Он знает столичную жизнь лучше всех моих людей.
– А! – произнес Майлз. Элис, уже поднимавшаяся, чтобы уйти, вздрогнула. Иллиан внезапно нахмурился, прищурил глаза, но ничего больше не добавил. С легким вызовом он отмахнулся от Майлза, жестом велев ему оставаться на месте, и с педантичной галантностью сам пошел проводить леди Элис до машины.
Майлз встал и потянулся. Он устал гораздо больше, чем можно было бы оправдать сделанным за сегодня. «Странновато же это будет».
Новый – но по-прежнему спокойный – распорядок дня установился быстро. Майлз с Иллианом вставали, когда хотели. По утрам, когда они забредали на кухню в поисках завтрака, их пути могли пересечься, а могли и нет. Хотя встречи за приготовленным Матушкой Кости обедом и ужином носили более официальный характер. Майлз ежедневно отправлялся в Имперский госпиталь, огромный медицинский комплекс на другом берегу реки, ущельем делившей Старый город на две части. В первый день его заставили подождать в коридоре, как любого другого ветерана, обратившегося за медицинской помощью; он как бы ненароком обронил замечание о своем новом статусе и.о. Имперского Аудитора, и больше такого не случалось. Что ж, должна хоть на что-то сгодиться шоколадная цепочка Грегора.
На следующий вечер зашел Дув Галени. То, что Иллиан переехал жить в комнаты старого графа, оказалось для Галени сюрпризом; он попытался было отказаться от ужина, но Майлз не позволил. Уроженец Комарры чувствовал натянуто и неловко, ужиная со своим грозным бывшим начальником; вся эта история давит ему на мозги, подумал Майлз. Галени дипломатично делал вид, что не замечает частых огрехов памяти Иллиана, и быстро подхватил майлзов метод пересыпать беседу фразами-напоминаниями, помогающими Иллиану не терять нить разговора или, по крайней мере, поддерживать иллюзию этого.
Леди Элис заглядывала часто, как и обещала, хотя темп ее жизни все возрастал по мере того, как близилась церемония императорской помолвки. У нее в кабинете во Дворце сидел уже не один, а целых два личных секретаря. Забегал и Айвен, всегда в такое время, чтобы можно было напроситься на угощение. Заходили поприветствовать Иллиана и человек шесть знакомых его возраста, пожилых военных; те тоже быстро научились объявляться к чаю. В их число входил и начальник Департамента СБ по делам Комарры Ги Аллегре, но у него, к счастью, хватило ума не волновать Иллиана разговорами о работе.
Охрана СБ, из вежливости оставленная у особняка отсутствующего вице-короля Сергияра, выросла с одного человека в смену до более серьезной цифры три. В качестве несчастного побочного эффекта капрал Кости лишился персонального завтрака в отдельной упаковке; но он регулярно после дежурства забегал с визитом на кухню, так что Майлз решил, что опасность умереть от голода капралу не грозит. Продовольственные счета особняка Форкосиганов сделались весьма впечатляющими, хотя пока им было далеко до сумм, которые тратились на домашнее хозяйство при графе.
Майлз ежедневно звонил адмиралу Авакли, получая последние известия о достигнутом его группой прогрессе. Авакли в своих замечаниях был, как и полагалось ученому, осторожен, но Майлз сумел заключить, что они достигли устойчивого прогресса, хотя бы в плане отсеивания негативных гипотез. Майлз не давил на Авакли, требуя исчерпывающих заявлений. Это тот самый случай, когда по-настоящему недопустимы ошибки из-за спешки, как в отношении ответа «да», так и «нет». И необходимости спешить нет. Какой бы ущерб не был нанесен, он уже случился, и ни Майлз, ни Авакли, ни кто-либо другой не сможет теперь отменить сделанного.
Прорыв у медиков, которого так жаждал Майлз, наступил на шестой день, но не у группы Авакли. Криохирургу и невропатологу Имперского госпиталя, сообща бьющимся над случаем Майлза, удалось наконец инициировать у него припадок прямо в лаборатории. Майлз вынырнул из так хорошо знакомой россыпи цветных конфетти и темноты и обнаружил, что по-прежнему лежит на лабораторном столе, голова у него закреплена в сканере размером в половину комнаты, а тело беспорядочно опутано проводами. Трое настороженных медтехников стояли вокруг него – возможно, их туда поставили не дать ему свалиться на пол во время конвульсий, но куда вероятнее – следить за правильной регулировкой мониторов. Полковник доктор Ченко, невропатолог, и капитан доктор де Гиз, криохирург, просто пели и подпрыгивали на месте, показывая друг другу восхитительные данные. Это определенно было самое лучшее зрелище с тех пор, как на Хассадарскую ярмарку привезли обученного ездить на велосипеде медведя, перепугавшего всех лошадей. Майлз застонал, но и это не привлекло к нему немедленного внимания; мониторы явно были куда увлекательнее.
Врачи так и не заговорили с ним, беседуя вместо этого друг с другом. Тогда Майлз оделся и пошел дожидаться их в кабинет доктора Ченко. На этот раз даже его статус Имперского Аудитора не заставил их поторопиться. Наконец пришел Ченко, энергичный подтянутый мужчина средних лет, смотревшийся как ходячая реклама профессии медика; в руке он держал пачку дисков с данными. Изначальное настроение радостного возбуждения сменилось у доктора к этому моменту просто самодовольством. – Мы знаем, что с вами происходит, лорд Форкосиган, – объявил он, усевшись за комм-пульт. – Как мы и предполагали, механизм ваших припадков уникален. Но теперь он у нас есть!
– Чудесно, – бесстрастно произнес Майлз. – И что же это?
Не устрашенный его тоном, врач вставил диск в комм-пульт и вызвал на головид модели и графики для иллюстрации своих слов, параллельно рассказывая: – Предположительно, после криооживления ваш мозг стал производить нейромедиаторы на необычно интенсивном уровне. Они со временем накапливаются в хранилищах нервной системы, ненормальным образом их как бы забивая, что вы можете видеть вот здесь. А вот вам для контраста еще одна картинка – нормальный запас медиаторов, видите разницу? Затем происходит что-то, инициирующее необычно напряженную мозговую активность – стресс или, скажем, какого-то рода возбуждение – и эти хранилища каскадом высвобождают свое содержимое, все разом. Видите пик на этом графике, вот тут? Это временно парализует обычную нейронную деятельность, и, кстати, объясняет те галлюцинаторные эффекты, о которых вы нам рассказывали. Спустя минуту или две ваши хранилища нейромедиаторов опустошаются до нормального – фактически, даже ниже нормального – уровня. И соответственно вы теряете сознание. Затем равновесие начинает вступать в свои права, и вы приходите в сознание, хотя и несколько усталым. И цикл начинается заново. Это целиком биохимическая, а не фазово-электрическая, форма эпилепсии. Весьма захватывающая и уникальная. Де Гиз хочет описать ее в Военно-Медицинском Журнале – разумеется, ваша анонимность как пациента будет сохранена.
Майлз молча переварил новость насчет места, которое он скоро займет в истории медицины.
– Итак, – произнес он наконец, – что вы можете с этим сделать?
– М-м… Причина происходящего не локализована, а захватывает большой участок мозга. Хотя – быть может, к счастью – возбуждение концентрируется в лобных долях, а не в стволе, так что этот припадок не может убить вас на месте. Случай не обязательно подлежит хирургическому вмешательству.
«Эй, ты, никто не будет кромсать мой мозг!» – Рад слышать. И какому же лечению он подлежит?
– А-а. – Доктор Ченко помедлил. Фактически, просто замолчал. – А! Хм… – добавил он несколько секунд спустя.
Майлз ждал, держа в руках свое хрупкое терпение. Творческий потенциал Ченко как медика явно не улучшится, если Имперский Аудитор бросится на него через комм-пульт и попытается придушить. К тому же Майлз не был уверен, распространяется ли аудиторская неприкосновенность перед законом на случай, если Аудитор лично кого-нибудь прикончит.
– Одним из подходов к фазово-электрическому эпилептическому дефекту, – выдал наконец доктор Ченко, – является установка дестабилизирующего чипа в мозг пациента. Когда начинается припадок, биочип это распознает и генерирует встречные волны электрических импульсов, разбивая фазу мозговой волны обратной связью. Своего рода волнопоглотитель наоборот. Конечно, это не вылечивает, но смягчает основные симптомы.