Нахт даже перестал жевать и удивлённо посмотрел на девушку.
– А что не так? Нас же угощают.
– Да не в этом дело! Просто… ай, да что там говорить, – она расстроенно отмахнулась.
– Что тебя так встревожило?
– Ты хочешь сказать – что из всего? – она невесело усмехнулась. – Просьба чати, которую мы не можем не исполнить. Поиски наследника. А ночью? Где мы оказались и с кем говорили… Тебя это совсем не тревожит?
– Я предпочитаю об этом просто не думать, – признал меджай, закидывая в рот ещё несколько орешков. – То, что для тебя привычно, для меня… ну… Хотя, пожалуй, после произошедшего в гробнице в Сет-Маат принимать какие-то вещи мне легче.
И всё же ему хотелось понимать больше. Покончив с мягкой ароматной лепёшкой, меджай решился спросить.
– Мне не показалось? – воин заставил свой голос звучать почти беспечно. Сделать это оказалось не так трудно, потому что разум просто не мог охватить и осмыслить всё произошедшее. – Тот жрец, вышедший к нам, и правда был… мёртвым?
Шепсет скованно кивнула.
– Ну дела… Думать обо всём этом как о странном сне куда проще. А остальные? Как считаешь?
– Живые и мёртвые… я не знаю, – тихо признала жрица и обняла себя за плечи. – Я не знаю даже, жива ли по-настоящему сама.
На этих словах псица, лежавшая между ними, вскинула голову и озабоченно посмотрела на девушку, словно чуяла сомнения, одолевавшие её подопечную.
«Ты стоишь гораздо ближе к нам, чем к нему», – так ей сказал тот… мертвец. Жрец был иссушен временем и бальзамирующими составами настолько, что это нельзя было списать на игру света и тени. Просто Нахт уже не мог в тот момент позволить себе изумляться, а уж тем более ужасаться. Да и сейчас не то чтобы мог признать до конца увиденное и услышанное.
– Эй, – тихо позвал воин. – Мы уже это как-то обсуждали, помнишь?
«Не говори так. «Умерла», «при жизни». От этого не по себе становится. Да и будь ты мертва, мне бы не приходилось охранять нас ночью – ты бы стояла в дозоре без устали. А уж сколько б еды мы сберегли!»
Шепсет снова кивнула, но смотрела на него так потерянно, что сердце кольнуло от жалости. Глаза у неё были огромные, тёмные, бездонные. В её взгляде отражалась какая-то совсем не юная мудрость, словно ей довелось увидеть то, что для обычных людей не предназначено. Но ведь так оно и было! Каково это – видеть одновременно и мир людей, и Дуат? Каково умереть и вернуться? Нахт не был уверен, что хотел знать.
Вместе с тем Шепсет оставалась просто девушкой, которая не просила о такой судьбе, не желала оказываться в сердце всех этих событий, обрушившихся на неё. И не желала, чтобы обычные люди боялись её из-за каких-то великих задач, возложенных на неё Богами.
«Не бойся меня». Эта тихая просьба оставила в нём отпечаток даже сильнее, чем он думал, поднимая внутри какую-то необъяснимую нежность. Хотелось закрыть её, защитить.
– Я не боюсь тебя, – тихо заверил девушку Нахт и осторожно коснулся ладонью её щеки, отводя упавшие на лицо тонкие косы.
Её кожа была гладкой и тёплой, как согретый ласковым солнечным светом плод священной сикоморы. Живой.
Девушка ошеломлённо смотрела на него, но не отстранилась. Нахт чуть подался вперёд и поцеловал её легко, едва ощутимо. К лицу жрицы прилила краска, придав золотистой коже оттенок меди. В глазах вспыхнула смесь возмущения… и чего-то ещё.
Меджай медленно распрямился. Наверное, не стоило проявлять такую дерзость. Ну что ж, зато это явно отвлекло Шепсет от тяжёлых мыслей.
– Это тоже из жалости? – спросила она, прищурившись.
Нахт опешил, не сразу даже поняв, о чём она. Потом вспомнил.
«– Почему ты мне помогаешь?
– Может, это глупо. Просто мне стало тебя жаль».
– Э… нет.
– Обычная девчонка со странностями, я помню, – её губы не дрогнули, лицо оставалось серьёзным…
Но глаза искрились смехом. И вообще она едва сдерживала веселье.
Меджай улыбнулся. Такой она нравилась ему ещё больше.
«Погоди-ка, Нахт… ещё больше?» – пронеслась мысль – и тут же угасла.
– Давай я осмотрю твои раны, – деловито предложила девушка.
– Вроде всё не так уж плохо, – усмехнулся он. – Забавно, в святилище я вообще не чувствовал боли, словно…
– Словно время застыло, – понимающе кивнула Шепсет, аккуратно ощупывая повязки. – Оно и правда течёт иначе по Ту Сторону и на границе. Многое не то, чем кажется, но воображение рисует нам привычные формы. Это как с Богами и духами, чьи истинные образы непостижимы, но нашим предкам нужно было как-то их описать и изобразить. Например, ты знаешь, почему некоторые сущности Дуата в священных текстах изображаются как змеи с ногами?
– Чего? – переспросил Нахт, пытаясь представить себе такое существо.
– Змеи. С ногами, – терпеливо повторила Шепсет. – Иногда ещё с крыльями.
– Ну, змея с крыльями – это хотя бы красиво.
– Всё это – символ их смертоносной скорости. Как и у того огромного змея из «Сказания о потерпевшем кораблекрушение»[38].
– Мне не рассказывали…
– Как-нибудь расскажу, если захочешь. А пока подожди меня – я схожу в дом за сумкой со снадобьями.
Нахт даже кивнуть не успел – она быстро поднялась и ускользнула. Хека ткнулась влажным носом в плечо меджая и пошла следом за жрицей. Воин некоторое время смотрел им вслед, гадая, как же его так угораздило…
Оставшись один, он всё-таки решился – снял с пояса мешочек, развязал и высыпал содержимое в ладонь. У него в руке оказался амулет, отлитый, как ему показалось, из чистого золота. Плоть Богов, металл вечности, из которого создавались украшения для Владык. Говорили, что покровителем золотодобычи был сам Сет. А множество золотоносных рудников находились на родине предков Нахта, в царстве Куш[39].
Вторым подарком жрецов был небольшой округлый каменный сосуд, наглухо запечатанный. В таких иногда хранили косметику или ритуальные благовония. Что было внутри – Нахт не решился смотреть. Жрец говорил что-то о плоти Сета, песках Дешрет. Может, там в самом деле был просто песок из пустыни, подступавшей к некрополю Нубта.
Он всё смотрел на оба артефакта, и разум медленно впитывал одну-единственную мысль: всё случившееся было по-настоящему. Они с Шепсет в самом деле говорили с живыми и мёртвыми, а древний город Нубт каким-то немыслимым образом существовал по обе стороны бытия.
А ещё Нахт теперь, похоже, знал, кому именно должен передать эти дары. Если старший царевич Рамсес ещё жив – они найдут его. И дело было не только в поручении чати. Усерхат верил, что это человек достойный, незаслуженно подверженный опале. А мнению своего названного отца Нахт доверял.
Но что если права Шепсет, и надежду Та-Кемет теперь воплощал в себе другой человек?
Глава X
1-й год правления Владыки
Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Шепсет
Дом казался всё таким же пустынным, хотя из-за закрытых дверей до Шепсет доносились приглушённые разговоры. Она не стала никого окликать или тем более заглядывать – прошла до отведённой ей комнаты, где никого не оказалось. Погладила статуэтку Беса, улыбавшегося всё так же загадочно и лукаво. Он словно знал о её ночном путешествии и даже был с ней в навеянном Сетом видении, где противоречивый Бог бурь предупреждал об опасности и об истинной её связи с чёрной собакой.
Шепсет поднялась и хотела уже было вернуться к Нахту, но замерла, привалилась спиной к стене, переводя дыхание. Коснулась ладонью щеки, повторяя его жест, и провела кончиками пальцев по губам.
Он заставлял её чувствовать себя живой, даже когда она сомневалась в себе. Его рука была крепкой и надёжной, его присутствие заземляло даже в святилище на границе между мирами.
«Меджай, страж. Защитник», – всплыли в памяти слова. Самые первые его слова, обращённые к ней.
Но как же?..
Сколько раз она втайне мечтала оказаться подле него вот так, наедине? Её мысль едва ли уходила дальше, даже в самых смелых желаниях. А теперь она любовалась им и не могла насмотреться. Огонь обрисовывал мистические тени на его прекрасном лице. От отца он унаследовал орлиный нос и высокие скулы, но мягкие губы и ярко-зелёные глаза были от красавицы-матери.
Её пальцы дрогнули, вспоминая иные касания – последний поцелуй. Единственный.
Жрица любовалась царевичем, не в силах насмотреться, надеясь, что каждая тончайшая чёрточка останется в памяти души. Подавшись вперёд, она сама коснулась его губ своими нежно и отчаянно, растягивая последние мгновения…
Перед смертью…
Имела ли она право на что-то иное? Разве не вверила себя – добровольно! – человеку, с которым ей никогда не суждено быть вместе? И даже тогда, до всех этих страшных событий, её судьба была начертана и предрешена совсем по-иному.
«Попробуй вернуться к началу, когда только узнала его…» – так предлагали жрецы Сета.
Конечно же, она помнила. Никогда бы не забыла.
30-й год правления Владыки
Рамсеса Усермаатра-Мериамона
«Великая честь, великая честь», – только и шептались вокруг, омывая её кожу в пенных благоуханных ваннах, втирая ароматные масла, переплетая и украшая волосы.
Были ещё те, кто говорил: «Чем заслужила такую честь? Да ещё так быстро! Ведь совсем недавно во дворце!» Тайком, конечно, думая, что она не слышит.
Девушка и рада была бы не слышать, да только слишком обострились чувства, и все звуки, запахи, цвета были словно чьи-то настойчивые пальцы, игравшие на струнах восприятия.
Её пригласили ко двору. Она теперь была одна из вельможных дам Ипет-Нэсу.
И сегодня – уже сегодня! – её представят самому Владыке.
Эта мысль внушала ей не восторг, а трепет, граничащий со страхом. Живой Бог народа рэмеч, защитник Та-Кемет до самых дальних пределов, первый над всеми жрецами, хранитель Маат в Обеих Землях… До сих пор Шепсет не видела его даже издалека.