Они стояли в воде, плескавшейся у их ног, мерцавшей матовым блеском, словно ртуть. Темнота уже привычно разбивалась на сотни отражений, дробилась на тысячи обличий. Смертному разуму было не под силу разглядеть и осознать их все, а в языке не было слов и священных символов, чтобы запечатлеть их.
Лёгкое перо медленно опускалось из темноты, и из-под покрова вод проступали очертания Весов. Шепсет ждала, смотрела, как перо ложится на одну чашу. На другую должно было лечь сердце – сердце того, кого она искала здесь.
Губы её второго Ка разомкнулись для призыва, и полился речитативом нездешний шёпот – имена и воспоминания, сотворявшие зримые формы.
Мертвецы поднимались из тёмных, мерцающих ртутью вод, вставали вокруг неё, жуткие и изломанные в своём страдании. Шепсет была готова – она уже видела их прежде, хоть и предпочла бы помнить иными. Жрица воссоздала первую встречу с ними на Той Стороне в своей памяти, и такими мёртвые явились ей. Возможно, они и сами уже не помнили, какими были при жизни, ведь их тела никто не потрудился сохранить так, как положено.
Три юных девушки. Одна держала в руках флейту, другая – тамбурин, третья – цветы для праздничного алтаря. Их глаза были вырваны, и по лицам стекали кровавые слёзы. Их голоса были призрачным шепчущим хором:
«Нас заставили замолчать, потому что мы увидели».
Четверо мужчин. Их руки были изувечены, истерзаны, более не в силах поднять оружие, брошенное к их ногам. Их голоса были подземным рокотом:
«Наш долг нам не позволили исполнить, потому что мы не отступили».
Все семеро встали вокруг, глядя на Шепсет невидящими взорами. Они желали говорить с ней по своей воле – призвать их не составило труда.
«Мы будем рядом… рядом с тобой».
– Храбрый Руджек… – её собственный голос был едва ощутимым призрачным шёпотом. Жрица протянула руку к воину, вспоминая, как впервые увидела его в саду Владыки – живого, весёлого, шутившего о собаках. Мёртвое лицо было преисполнено мрачной торжественности, и улыбка не тронула рассечённые губы.
Шепсет хотела благодарить его за помощь в бою с Сенеджем, но воин и так знал всё, что она собиралась сказать об этом. И теперь ждал иную её просьбу.
– Старший царевич Рамсес, сын Владыки Рамсеса Усермаатра-Мериамона и Владычицы Тиити.
Каждое имя имело силу, и эта сила заставляла слова прокатываться потусторонним эхом здесь, в этом пространстве, посылая вокруг рябь – как круги по воде. Шепсет и сама невольно вздрогнула, чувствуя, как далеко прокатилось эхо. Рэмеч[45]говорили, какую власть имеет Рен[46], составляющая души. Здесь эта власть была зрима и ощутима, имея своё воплощение.
Руджек склонил голову набок, прислушиваясь. Воины и музыкантши переглядывались в безмолвном разговоре. Шепсет терпеливо ждала, пока эхо проносилось в незримых глубинах тёмных пещер и переходов. А потом улеглось, угасло…
«Того, кого ты ищешь, нет среди мёртвых». Руджек покачал головой. Его голос был не вполне голосом – скорее мыслью, рождённой его присутствием, безошибочно знакомым, но не таким, как он звучал при жизни.
«Нет среди мёртвых», – подтвердили воины и музыкантши.
Это должно было бы вызвать радость и надежду, но Шепсет ощутила и странную лёгкую горечь. Разочарование. Она словно сама внутренне ждала и предвкушала другой ответ – не потому что желала старшему царевичу смерти, нет.
А потому что тогда не пришлось бы выбирать…
Но теперь у неё был ответ для Таа.
Жрица чуть поклонилась, благодаря мёртвых. Девушка уже обещала помочь им, и они знали, видели её намерение. Знали, что Шепсет уже идёт по этому пути. «Вернуть память. Вернуть истину», – как они и просили.
Было ещё кое-что…
«Ты можешь помочь мне услышать Его голос?» – с безумной надеждой спросила Шепсет у Руджека.
Но мертвец лишь смотрел на жрицу тёмными глазами, словно говорил, что ответ был не у него, а у неё самой.
В следующий миг Руджек протянул изувеченную руку, сжал её плечо и чуть потянул девушку, словно желая увести за собой. Его изуродованное лицо исказилось мукой, а рот разверзся в безмолвном крике. Шепсет испуганно распахнула глаза, когда все мёртвые лица вокруг неё стали масками боли и ужаса.
«Смотри…»
«Смотри!»
«СМОТРИ!»
Всё исчезло. Жрица стояла на пристани одна, и прохладная вода лизала ступни. Солнечная ладья опускалась за красноватые горы Западного Берега, заливая всё алой медью. И воды Итеру у её ног тоже казались алыми, словно расплавленный металл. Свет полыхнул красным заревом догорающего заката.
Западный Берег горел в лучах умирающего Атума.
Горел…
Горел!
Шепсет узнала то самое жуткое видение, исполнения которого она так боялась. Жрица вскинула руки, прижав пальцы к губам, не в силах сделать ни шага. Но пространство преломилось само, приблизив её к месту, где девушка страшилась оказаться, откуда хотела исчезнуть бесследно.
Крики, свист стрел, звон оружия. Вспышкой она видела зарево первого неравного боя. Видела защитников, не готовых дать бой, павших, потому что…
… потому что те, кто приходил, были друзьями.
А потом Шепсет оказалась в самом сердце огня, но не ощущала его жар. Языки пламени лизали её, но будто не касались вовсе, не заключали в свои погибельные объятия. Она была гостьей здесь, беспомощной наблюдательницей. Слышала крики и плач, но не могла вмешаться.
Сокрушительная волна чужого горя и страха окатила её, убивая изнутри так, как не могла убить стихия. Ноги подкосились, и жрица упала на колени, беспомощно озираясь. Шепсет видела, как корчились в огне домики, как бежали изломанные, охваченные пламенем фигуры, тянула руки и не могла помочь. Никому не дано было сбежать отсюда, даже ей.
Она боялась вглядываться в лица павших, боялась узнавать тех, кто успел стать ей дорог. Мужчины и женщины, старики и дети, собаки, скот – пламя не щадило никого. И когда огонь – одичавший гость, приглашённый врагом, вдосталь напировавшийся, – улёгся, Шепсет так и не сумела подняться с колен. В наступившей неестественной тишине она не рыдала – хрипло выла, впиваясь пальцами в остывающий пепел. И в тот миг девушке казалось, что она обезумела, что разум её со скрипом рухнул, обрушился, как один из домов гарнизона. Мёртвые кричали, взывая к ней – к единственной, кто слышал их. Молили о справедливости, просили вывести их обратно, не позволить кануть в забвении. «Живы, мы живы, всё не могло оборваться так! Укажи путь, собачья жрица, расставь всё по местам!»
Шепсет вскинула голову. На одной из скал некрополя, примыкавших к гарнизону, стоял отряд – совсем маленький отряд, лишь горстка тех, кто приходил сюда в этот день и равнодушно наблюдал за всеобщей казнью. Жрица разглядела могучего высокого кушита, который выступил вперёд, сжимая лук. И откуда-то Шепсет знала совершенно точно, что именно он пустил первые зажжённые стрелы, давая приказ остальным.
Хаэмуасет, гость командира Усерхата, влиятельный союзник.
Союзник?..
Лицо его не выражало ни скорби, ни злобы – застыло в мрачной маске. И эхом в разуме Шепсет отдавались слова, которых она не могла нигде услышать, но которые имели смысл и вес. Слова, сказанные когда-то даже не ей.
«Мы ведь уже предлагали тебе. Тогда выбор стоял остро, но Владыка был ещё жив…»
«Тебе ведь тоже предстоит решить, где ты и с кем ты, когда новый Владыка вступит на трон. Уже скоро…»
«Ты можешь помочь. Присоединяйся к нам, Усерхат. Подумай о будущем Та-Кемет…»
– Такова участь предателей Пер-Аа! – торжественно провозгласил кушит, обращаясь к своим воинам. А потом, уже тише, добавил, глядя на пепелище: – Тебе просто нужно было занять правильную сторону, мой упрямый друг…
Тьма поглотила их. Шепсет судорожно вздохнула. Она всё так же стояла на коленях, но не среди догорающих углей, а в тёмных свинцовых водах. Мёртвые толпились вокруг, только теперь их стало больше, намного больше! И сокровища слов, которые её память бережно сохранила, осыпа́лись вокруг неё отголосками воспоминаний.
– Собачья жрица! Собачья жрица! – радостно кричали мальчишки.
Их вёл юный сын кузнеца, хваставшийся, как гостья гарнизона вылечила его. Они приносили фрукты и сладкие медовые соты, и теперь дары падали в тёмные воды, растворяясь хрупкими искрами.
– Ты обещала рассказать страшные истории!
– И научить отгонять Тех, с перевёрнутым лицом! Посмотри, теперь мы тоже видим их, совсем как ты… Ты же поможешь, отгонишь?
Глаза горели от слёз. Она не хотела узнавать знакомые черты в лицах, изуродованных смертью, но память сама надевала на них погребальные маски, смягчая ужас.
Целитель Имхотеп грустно улыбнулся. О, эти его слова она запомнила навсегда.
– Возможно, чтобы выйти к самой себе навстречу, тебе тоже нужно пережить некое значимое событие.
«Хорошим… я хотела, чтобы это событие было хорошим, поймите же вы все!» – пыталась крикнуть она, но ни единого слова не вырвалось.
Шепсет наткнулась на серьёзный и печальный взгляд Садех. Женщина смотрела на неё без осуждения, а в руках сжимала алтарную статуэтку Беса, которую ещё недавно подарила жрице и сказала тогда:
– Смотрю на тебя и думаю: тебя словно гонит какое-то зло…
«Да, зло идёт за мной по пятам, несёт вам беду…»
– Не ты привела его, – возразила Садех на её невысказанную мысль. – Но теперь оно всё же пришло за нами…
Жители гарнизона перешёптывались, и круг сжимался всё теснее. Они осуждали? Роптали? Ждали помощи?