Мертвецы. Это были мертвецы. Но всё происходящее настолько превосходило пределы его понимания, что Нахт воспринял их появление со странным спокойствием.
Твари оправились от первого страха перед непокорным пламенем Сета. Устремились к меджаю, предвкушая пир из плоти и крови, и не угасшей ещё души. Хека бросилась им наперерез.
Нахт инстинктивно заслонился своим щитом, но тот истаял как дым, рассыпался прахом. Каким-то чудом меджай успел увернуться от удара жадных когтистых… рук? Лап? Рубанул по ним хопешем, и оружие Сета яростно полыхнуло. От многоголосого визга в уши словно вонзили раскалённые иглы.
Времени осмыслить всё не было. Нахт понял лишь, что это пространство жило по своим законам. Вот почему Шепсет велела ему найти изображения на стенах! Но теперь из оружия у воина был только чужой клинок.
Меджай даже не мог толком разглядеть своих врагов, оценить их слабые места. В этом пространстве они были не тенями, а зримыми формами, но слишком чудовищными, непостижимыми. И Нахт сосредоточился на привычным. Вдох, выдох. Уворот. Удар за ударом – туда, где у зверя и человека могло бы быть сердце или голова. Куда же ещё метить?
Отпрыгнуть, отклониться, рубануть. Непривычно было, что левая рука пустует, и он перехватил хопеш обеими, усиливая удар.
Резкий разворот – уйти из-под броска змеевидного тела. Что там Шепсет говорила про змей с ногами? Смертоносная скорость?
Отсечь уродливую башку, выглянувшую из ниоткуда прямо перед ним.
Тьма кишела образами – слишком много, чтобы удержать взглядом их все. Нахт был быстр – от этого зависела его жизнь. Он двигался настолько стремительно, что взмахи огненного хопеша оставляли за собой неугасающий огненный шлейф. Окружали меджая пламенными спиралями, словно несокрушимый доспех.
Хотя бы Шепсет была в безопасности, под защитой своих мертвецов.
Твари наступали, давили. В какой-то момент, уходя из-под удара, меджай потерял равновесие. Успел сгруппироваться – упал и тут же перекатился на одно колено. Вскинул хопеш в отчаянной попытке отразить удар, грозивший снести ему голову. Инстинктивно зажмурился…
Но конец не настал. Нахт застыл в замершем мгновении, и пространство сместилось с порывом ветра. Чья-то сухая шершавая ладонь легла ему на плечо, а тьму за сомкнутыми веками снова сотряс пронзительный многоголосый визг.
Когда Нахт распахнул глаза, то понял, что оказался в центре отряда. Медленно меджай поднялся, не решаясь посмотреть, кто стоит за его плечом и помогает ему встать.
В призрачном сиянии, исходящем сразу отовсюду, он увидел мёртвых. Оплавленная, изуродованная огнём плоть и почерневшие кости. Искажённые смертью и мукой лица со слепыми провалами глазниц и застывшим оскалом.
Нахт крепче стиснул хопеш, готовясь к последнему своему бою… но мертвецы не напали. Вместо этого они заслонили собой меджая, принимая на себя всю ярость потусторонних тварей.
Кто-то сунул щит в его освободившуюся руку – простой и надёжный щит, похожий на его собственный. И тогда Нахт шагнул вперёд, занимая своё место в жутком отряде. Единственный живой среди них, следовавший за безмолвными приказами мёртвого командира.
Шепсет
Когда Руджек и остальные телохранители поднялись перед ней, заслоняя собой, жрица почти не удивилась. Она чувствовала их присутствие незримо и прежде, но теперь мир живых отступил, и пришло время мёртвых. И рядом с ней они выглядели… целостнее, чем прежде. Их руки снова могли держать оружие.
– Спасибо, – прошептала жрица, зная, что воины услышат её.
Шепсет чувствовала и видела своё второе Ка и получила из её рук другой ритуальный нож, имевший здесь силу. Они обе действовали слаженно, осматривая ларцы, собирая восковые ушебти, стирая проклятия и нанося титул Маахеру. При этом девушка не могла управлять Той – во всяком случае, не так, как собственным телом. Эта сущность была отдельна от Шепсет и вместе с тем неразрывно с нею связана. Их объединяло общее намерение и безмолвное понимание.
Звон оружия разносился призрачным эхом. Мёртвые держали строй, не издавая ни звука, жуткие в своём безмолвии. Принимали на себя удары жаждущих крови тварей и поднятых злой волей Сенеджа искажённых ушебти – и разили, разили. Всё больше мертвецов примыкало к отряду Руджека – мужчин и женщин, освобождённых Шепсет, пришедших на зов жрицы. Стоило ей и её второму Ка стереть магическую формулу и напомнить несчастной душе, кем он или она были, – и тот переставал быть врагом.
Жрица обернулась к Нахту, убеждаясь, что мёртвые защищали и его.
Сердце заколотилось где-то в горле, когда она увидела, как меджай и Хека сражаются со Странниками. Оружие Сета в самом деле обрело здесь силу и плоть – как Шепсет и предполагала! Но Нахт был один, пусть даже рядом с чудесной вестницей Инпут. Он был человеком, а не потусторонней сущностью, и его силы иссякали. Полученные прежде раны ослабляли меджая.
Шепсет не удержалась, вскрикнула, когда уродливая змееподобная тварь из темноты бросилась на воина, сбивая с ног. Девушка хотела уже было устремиться к меджаю, когда что-то неуловимо изменилось.
Жрица не видела, откуда они пришли. Поднялись из тёмных свинцовых вод, как отряд Руджека? Соткались из теней, как напавшие на них Странники?.. Обгоревшие трупы вставали в боевой порядок, защищая Нахта. Изуродованная смертью и пламенем женщина помогла ему подняться. Один из воинов вручил свой щит. И вскоре меджай занял место среди них.
Отряд принял бой, и Нахт был вместе с ними, разя врагов, которым не мог бы бросить вызов никто из смертных.
Слёзы заструились по щекам Шепсет, а боль пригвоздила её к месту. Она видела маски смерти – то, какими помнили себя эти мертвецы по своим последним мгновениям. И вспышками видела то, какими они были прежде.
Воины, смеявшиеся и болтавшие с ней в маленьком гарнизоне Долины Царей.
«– Эй, Нахт, ты шепни потом, в какой гробнице можно выкопать себе такую красотку?
– А то сколько патрулируем некрополь, все ноги уже сбили – ни одной такой не попадалось.
– Проходи, госпожа.
– Командир уже ждёт. Ну и ты, Нахт, проходи, раз уж пришёл…»
Его друзья и братья по оружию, с которыми столько лет сражался бок о бок. И теперь не мог даже узнать… А вёл воинов командир Усерхат.
Их щиты были крепки, их оружие сверкало как новое, разя без промаха. Садех смотрела, как сражается Нахт, – стояла там, безмолвно прижав руку к груди. Это она помогла меджаю подняться, когда тот едва не принял смертельный удар.
Шепсет беспомощно озиралась, глядя на сражающихся. Ей ли было не знать, что твари Дуата неисчислимы? Насколько хватит мёртвых, защищающих живых? Как долго они смогут выстоять, уклоняясь и рубя, принимая удар за ударом?
Её Ка оказалось решительнее – устремилось к самому большому ларцу, стоявшему на незримой границе прежнего круга.
Ушебти Владыки. Вот кто мог преломить ход сражения! Шепсет поспешила вслед за своим Ка, но когда уже почти добралась – тьма за границей ожила, стремительная и смертоносная. И десятки чужих рук утянули ларец, поглощая в изголодавшемся мраке.
Ей хотелось кричать от бессилия. Тщетно жрица взывала молитвой к Инпут и Усиру, тщетно проклинала Тех. Судорожно пыталась вспомнить хоть одну подходящую магическую формулу, хоть одно заклинание!
В следующий миг из мрака она услышала детский смех – жуткий, потусторонний, но почему-то её совсем не испугавший. За границей Шепсет увидела быстрые мечущиеся светочи – яркие маленькие силуэты, чистое сияние которых разгоняло тьму. Тени чудовищ метались между ними, как перепуганные звери, но для них самих это было весёлой игрой.
Сквозь их ирреальный жутковатый смех Шепсет услышала звонкие голоса: «Смотри, смотри, собачья жрица! Теперь мы сами умеем отгонять Тех, кто с перевёрнутым лицом!»
Жрица беззвучно плакала и улыбалась. Они больше не просили страшных историй, и вместо угощений – своих скромных и таких бесценных даров – принесли ей ларец, полный проклятий. Передали своими сияющими призрачными руками.
Ужас той ночи был правдой, а не жутким видением. Все они были мертвы… но сейчас она не могла позволить себе даже оплакать их.
Заслоняемая Руджеком и его отрядом, Шепсет склонилась над ларцом, достала первую фигурку и решительно стёрла проклятия. Она почти физически чувствовала, как сопротивляется ей сеть колдовства. Формулы, вредившие Владыке, были ещё более тесным, тяжёлым, хитрым плетением. И казалось, пальцы кровоточили, словно нити, расплетаемые ею, ощетинились иглами. Продираясь сквозь знаки проклятий, Шепсет говорила себе:
– Это Абджу, легендарная Гробница Усира. Смерть здесь должна быть благостна и гармонична, согласно Маат… Здесь не место искажению. – И нараспев она повторяла слова воззвания:
«Слава тебе, Усир Ун-Нефер,
Великий Бог, обитающий в Абджу,
Управитель вечности,
Владыка бесконечности,
Преодолевающий миллионы лет в существовании своём».
– Помоги мне, Усир, Всеблагой Повелитель Вечности, Первый среди Западных. Помоги освободить моего Владыку…
Тварей было так много, и они всё приходили, нападали, силясь добраться до живых. Мёртвые кровоточили тенями, но не уходили. Нахт сражался в рядах своих собратьев, не уступая им в силе. Но мёртвые принимали на себя удары, которых живому было не вынести. Клинок Сета ярко вспыхивал во мраке непокорным пламенем, и Странники отшатывались в страхе.
Шепсет замерла над грудой восковых фигурок, высвободив последние… И снова что-то неуловимо изменилось в окружающем их пространстве, а время замедлило ход.
Она услышала родной голос, к которому так стремилось её сердце. От облегчения стало больно дышать.
– Волею Богов и моей, всё возвращается на свои места. Маат торжествует над всем.
Казалось, что стало светлее, словно первые лучи Ладьи Ра пронзили первозданный мрак. Шепсет не видела его, лишь слышала знакомую поступь за спиной. Его Ка было здесь, с ними, свободное и могучее. И поняла вдруг, что всё это время он был где-то рядом и вместе с тем – неумолимо далеко, разделённый с ней её собственным забвением и страхом, и сетью проклятий Сенеджа.