– Зачем? – удивилась Шепсет.
– Поверь, это просто необходимо сделать, – заверила её Мутнофрет.
Нетакерти, бросив взгляд на них с Нахтом, поднялась.
– Я сама провожу Шепсет. Сдаётся мне, вам тоже есть что обсудить без нас.
Меджай хотел было возразить, но девушка с готовностью поднялась вслед за своей наставницей. А когда посмотрела на воина – в её глазах была безмолвная просьба. Скорее всего, она хотела, чтобы Нахт попытался ещё что-то узнать о судьбе её культа. Сам меджай ничего не хотел обсуждать с Певицей Амона, но сейчас было не время для капризов.
Когда обе жрицы Инпут в сопровождении своих собак покинули трапезную, Нахт налил себе вина из кувшина.
– Будешь? – сухо спросил он.
Мутнофрет покачала головой, неотрывно глядя на сына. Смотрела, как он разламывает на мелкие кусочки суховатую лепёшку, просто чтобы занять руки, и размачивает в вине. Вино, кстати, оказалось очень даже неплохим. У всех храмовых кладовых были свои секреты.
Певица Амона протянула было руку, чтобы коснуться его волос, но вовремя опомнилась и сцепила пальцы в замок.
– Сколько же ты перенёс, Нахт…
– Я – меджай, – напомнил он, словно это всё объясняло.
– Страж. Защитник, – с улыбкой дополнила она. – И всё же я бы хотела для тебя другой судьбы.
– Как есть.
– Я ведь так и не успела сказать тебе, знаешь… Кое-что очень-очень важное. Позволь мне, потому что теперь уже не знаю, когда мы увидимся снова.
– Что ещё? – он посмотрел на Мутнофрет исподлобья, пытаясь разгадать возможную уловку.
Но Певица Амона смотрела на сына прямо и даже без обычной своей надменности. Словно что-то случилось такое, что заставило её в чём-то измениться. Но ведь люди не меняются так легко! Тем более такие люди, как она. Нахт уже давно не обманывался.
И всё равно не был готов…
– Я очень горжусь тобой, Нахт. Всегда гордилась. Да, тайно, издали, так, что ты даже не подозревал.
Меджай молчал. Ещё несколько лет назад он отдал бы всё за эти слова, за один её тёплый взгляд, за одно объятие. Теперь уже было слишком поздно.
– Лучше скажи мне, что ты не лжёшь этим людям. Я понимаю, что ты, как всегда, ведёшь свою игру. Но скажи: ты действительно сохранишь, защитишь их самих и их знания?
– Действительно, – серьёзно ответила Мутнофрет.
Конечно, а что бы она ещё ему ответила?
– Хорошо.
– Нахт, ты помнишь, какое обещание дал мне в Уасет? – мягко спросила она. – Помнишь, какова была цена моей помощи?
Меджай усмехнулся.
– Конечно, помню. Когда всё закончится, я должен вернуться в Ипет-Сут. К тебе.
– Ты обещал вернуться и дать мне шанс хотя бы попытаться, – тихо поправила Мутнофрет, не сводя с воина глаз. Нахт даже не помнил, когда ещё она смотрела на него так. – Ведь каждый заслуживает возможности хотя бы попробовать всё исправить…
– Что тут исправлять? Мой отец давно мёртв, а я уже давно не ребёнок.
– У всех должен быть шанс на искупление, на новый виток. Мы семья, Нахт. Нравится тебе или нет, ты – моя плоть и кровь. Я – твоя мать.
– Мать, которая сама отказалась от меня? Которой никогда толком не было рядом?
– Не говори так, прошу. Ведь другой матери у тебя не осталось… Теперь друг у друга есть только мы.
Нахт вскинул голову. В его голосе зазвенел металл.
– О чём ты говоришь?
Во взгляде Мутнофрет отразилось сочувствие, а потом она всё-таки потянулась и взяла его руки в свои.
– Мне очень жаль, сын. Очень жаль… Этот бешеный пёс, сорвавшийся с привязи, не сказал никому.
– О чём ты говоришь? – повторил Нахт хриплым шёпотом, не желая понимать, не желая даже слушать дальше. Словно скажи она ещё хоть одно слово – и что-то изменится безвозвратно.
– По приказу Хаэмуасета твой гарнизон сожгли, – её голос дрогнул. – Не выжил никто.
Меджай поднялся так резко, что сбросил чашу и кувшин с вином.
– Ты лжёшь. Лжёшь! Усерхат подозревал его. Он помог нам сбежать и велел искать твоей помощи – потому что знал! Они были готовы! Это же не просто воины… это гарнизон Долины Царей. Да ты себе даже не представляешь, с кем нам доводилось сражаться! И там есть меджаи. Меджаи, как я, как отец! Хаэмуасет никогда не застал бы нас врасплох, никогда, слышишь?
Мутнофрет молчала, неотрывно глядя на сына, не в силах – и не вправе – даже обнять его.
– Прости меня. Прости, что именно мне приходится причинить тебе эту боль… рассказать об этом… – Нахт резко покачал головой, не желая слушать, но мать продолжала: – Спроси у своей жрицы Инпут. Она ведь слышит голоса мёртвых… и ей ты поверишь.
– Ты лжёшь, – выдохнул он и резко вышел из трапезной.
Нахт не думал даже о том, что оставил там щит и оружие. Ему просто необходимо было побыть одному хоть немного, сбросить с себя груз этих слов – и дышать, дышать, дышать…
Снаружи, в колонной галерее, было тихо и безлюдно, только ветер шептал среди древних камней. Над храмом разверзлась целая бездна звёзд, но сейчас их свет казался колким и холодным. Древние верили, что души Владык обитают среди нетленных звёзд. А где обитают души родных, ушедших раньше срока?.. Нет.
Нет.
Мутнофрет ошиблась или вовсе сказала это, чтобы обратить его на свою сторону. Пользовалась тем, что он сейчас далеко от Уасет и не может сорваться туда, проверить сам. Но Нахт вернётся и во всём убедится сам!
Некая часть его понимала, насколько беспомощны эти мысли. Но думать иначе он просто не мог. Потому что Боги не могли допустить, чтобы все, кого Нахт знал и любил, погибли.
Он услышал тихие шаги и резко развернулся. Нетакерти шла по галерее ему навстречу в сопровождении своего чёрного пса. Видеться сейчас не хотелось ни с кем, но Нахт сделал над собой усилие, чуть поклонился жрице.
– Вы уже поговорили? – осведомилась она.
– Можно и так сказать.
– Тогда, если позволишь, я бы хотела сообщить тебе кое-что важное, меджай, – мягко проговорила Нетакерти. – Не для себя, не для тебя – для неё. Для Шепсет.
И было в её голосе что-то такое, что заставило его остановиться и слушать, отставив все прочие мысли и страхи.
– Я не знаю, переживу ли даже ближайшие несколько дней. И уж точно уже никак не смогу помочь ей, защитить её… Я очень благодарна тебе, что ты был рядом с Шепсет, – голос женщины был пронизан теплом, таким странным для жрицы богини смерти. – Ты очень нужен ей, Нахт. Даже не представляешь себе, насколько нужен. В самый тёмный отчаянный час она обратится не к Богам – к тебе.
Сердце забилось сильнее от этих слов, простых и искренних. И даже тень Рамсеса, вставшая между ними, в этот момент не имела значение, как что-то совершенно неважное.
– Но ты ведь знаешь правду, Нахт, да? – продолжала жрица. – Всегда знал это, просто старался не думать.
– Я… не понимаю.
Нетакерти погладила своего пса.
– Земная жизнь Шепсет закончилась ещё тогда, во дворце, где её заставили выпить яд. А эта, новая, данная Богами взаймы, закончится, как только она исполнит то, зачем её призвали.
Шепсет
Шепсет не понимала, зачем понадобилась эта встреча. Ну а Нетакерти ничего не стала объяснять, сказала только: «Сейчас сама всё увидишь».
Пройдя по коридору к комнатам жрецов, наставница постучала в одну из них.
– Входите-входите, – отозвались оттуда.
Нетакерти лишь мягко подтолкнула Шепсет, и вошла девушка уже одна, в сопровождении только верной Хека.
Комнатка была небольшая и уютная, с ложем из мягких циновок, застеленных чистым льном, и большим плетёным сундуком для вещей, алебастровой чашей для омовений и небольшим алтарным столиком, в ящичках которого можно было хранить снадобья или косметику. Шепсет когда-то и сама жила в такой.
Тёплый свет масляного светильника разгонял вечерние тени, и становилось особенно уютно. Окно выходило в храмовую рощу, и лёгкий ветерок играл с тонкой занавесью.
В ноздри ударил запах целебных бальзамов. Хозяйка комнаты сидела в центре и возилась с какими-то маленькими сосудами и мешочками.
Шепсет подумала, что глаза подводят её. Или это была жестокая шутка Богов?
Слёзы хлынули, когда целительница увидела гостью и, выронив свои снадобья, устремилась к ней, заключая в объятия.
– Мама, – всхлипнула жрица, уткнувшись в плечо Анат. – Мамочка…
Анат беспорядочно целовала дочери лоб, щёки, гладила по волосам, то обнимала, то отстраняла, чтобы рассмотреть получше. Они плакали и смеялись, обмениваясь бессвязными словами нежности, благодаря Богов за эту невозможную встречу.
А потом целительница заглянула в глаза дочери и тихо, серьёзно сказала, утирая слёзы:
– Я никогда – слышишь? – никогда не верила в то, что мне сказали о тебе. А потом ходила к оракулу Джосеркара, и он тоже говорил о твоей невиновности. Мне было всё равно, что говорят другие. Я знала тебя и твоё сердце. Милостивая Яхмес-Нефертари всё же вернула тебя мне…
О многом, очень о многом Шепсет так и не смогла рассказать матери, хотя та расспрашивала обо всём. Она солгала, что чудом выжила, рассказала, как Нахт спас её и привёл в свой гарнизон.
Шепсет лежала на коленях у матери, и Анат ласково расчёсывала и переплетала ей волосы. Потом пришёл черёд целительницы рассказывать.
Сенедж в самом деле посещал Сет-Маат и расспрашивал о Шепсет. Приходили и другие. Но потом за Анат и Хенет пришли меджаи из гарнизона Усерхата. Анат понимала, что её могут использовать против дочери, и отправилась с ними. В гарнизоне она пробыла недолго, как гостья Усерхата и его замечательной супруги Садех. Потом ей помогли перебраться в Уасет, где Анат и приняла Мутнофрет. Усерхат хотел, чтобы его супруга тоже осталась при храме Амона, переждать бурю, но та наотрез отказалась.
Что до сестры Шепсет, Хенет, – та и не подумала покидать Сет-Маат, заявив, что городу мастеров нужна хотя бы одна целительница, и неважно, во что там впуталась их младшенькая. Но она клятвенно пообещала матери, что будет скрываться в гробницах Долины Царей, пока буря не минует.