Нахт оттеснил его к небольшому возвышению, обрамлённому колоннами. Лики богов безразлично взирали с расписанных стен. Противники кружили, примеряясь. Хаэмуасет был опытным солдатом, прошедшим войну, просчитывавшим каждый шаг противника наперёд. На стороне Нахта было его искусство меджая и молодость.
Хопеш кушита, длиннее и тяжелее оружия Нахта, был снабжён острым внутренним изгибом, чтобы вскрывать щиты в строю. Клинок покачивался в руке военачальника, будто змея, готовившаяся к броску.
Обсидиановые глаза следили за каждым движением меджая. И когда Нахт сделал очередной выпад, Хаэмуасет резко поднял щит, подставляя под удар. Бронза врезалась в дерево. Клинок застрял лишь на пару мгновений, но этого оказалось достаточно. Кушит ударил. Хопеш скользнул по краю щита меджая, едва не срезав пальцы. Нахт отпрянул, кожей ощутив близкий холод Дуата. Из неглубокой раны на предплечье заструилась кровь.
– Неплохо, щенок. У кого учился? – прошипел Хаэмуасет. – Знакомый наградной хопеш…
– Это клинок Усерхата.
– Ты! – военачальник рассмеялся. – Последний солдат своего гарнизона.
Теперь кушит направлял их танец. Его удары, точные и короткие, как жалящие стрелы, заставляли меджая отступать. Тяжёлый хопеш бил стремительно, удивительно для такого тяжёлого клинка. Хаэмуасет искал бреши между щитом и доспехом, целился в сухожилия, в горло, в ноги. Каждый его выпад сопровождался смещением влево – кушит старался не нагружать раненую ногу.
Меджай чувствовал, как с каждым ударом щит становится тяжелее. Дерево трещало под могучими ударами.
Хаэмуасет снова ударил сверху. Клинок полоснул по краю. Кушит чуть повёл рукой, и крюк на хопеше зацепил окантовку щита. Хаэмуасет резко дёрнул на себя.
Едва не выпустив из руки щит, меджай потерял равновесие, упал на одно колено. Хопеш кушита взвился для последнего удара. Чудом Нахт успел увернуться, больно ударившись плечом о собственный щит.
Бронза клинка звонко ударила в плиты пола, оставляя зарубку на камнях.
А вокруг кипела битва. Кто-то рухнул к ступеням у пустующего уже трона с рассечённым горлом. Один из воинов пытался спастись, отползал к сражающимся меджаю и кушиту, но его настиг тяжёлый топор.
Всё это потеряло значение. Противники были сосредоточены лишь друг на друге, не уступая друг другу в силе.
С ненавистью меджай смотрел на человека, обрекшего его близких на мучительную смерть. И казалось, что, как в гробнице в Абджу, призрачные тени поднимались вокруг Нахта. Только теперь он узнавал их – своих братьев по оружию и ведущего их командира.
Видение промелькнуло, угасая, но придало сил.
Левая рука почти онемела. Щит был повреждён ударами тяжёлого клинка. Откинув его, чтобы двигаться быстрее, Нахт снова бросился в атаку. На этот раз его движения были прицельнее, стремительнее.
Меджай заходил сбоку, бил вполсилы, вынуждая кушита разворачиваться на раненой ноге. Хаэмуасет упустил миг, парируя удар, и хопеш Нахта срезал один из кожаных ремней противника. Щит кушита упал с глухим стуком.
Но даже без щита военачальник был опасен. Его тяжёлый клинок взметнулся, едва не распоров Нахту живот. Меджай отпрыгнул, кожей ощутив смертоносное движение воздуха.
Удар слева, справа – Нахт закрутил кушита в воронке атак, заставляя отступать к колонне. Бронза звенела о бронзу, высекая снопы искр. Хаэмуасет оступился, припал на раненую ногу, рухнув на одно колено.
Выбив у противника клинок, меджай занёс хопеш для последнего удара. Лезвие остановилось у самой шеи.
Дрожа от напряжения, Нахт прижимал клинок к горлу своего врага. И казалось, что весь мир вокруг затих, словно они стояли на пороге Дуата.
– Ну, что же ты медлишь? – прошипел кушит. Его глаза пылали ненавистью, пробивающейся сквозь усталость. – Или ждёшь, что буду умолять?
Нахт смотрел на него сверху вниз, вспоминая свою клятву: «Убью его, клянусь Богами… да так, что хоронить будет нечего!»
Этот человек сжёг его родной гарнизон.
Этот человек предал своего правителя.
Он не заслуживал лёгкой смерти в бою.
– Судить тебя будут Боги и Владыка Усермаатра.
Глава XXXX
1-й год правления Владыки
Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Ими
Всё смешалось: боевой клич, звон оружия, ругань и призывы к справедливости. Ими не понимала, кто на чьей стороне сражается. Она успела лишь оттащить Шепсет в укрытие небольшой колонной галереи, украшавшей тронный зал, убедилась, что Шуит затаилась рядом, и обернулась.
Чёрные псы заметались среди солдат, стараясь не попасть под удар. Ветер вцепился кому-то в ногу, коротко взвыл, когда его ударили, и устремился к девушкам, чтобы уже никого не подпускать к ним.
Вторая собака замешкалась, отсечённая от них сражающимися.
Рамсес, стоя на возвышении у своего трона, выкрикнул:
– Убей тварь для меня!
Кажется, никто не услышал приказа: все были заняты боем. Телохранители поспешно увели Владыку и госпожу Тию за трон, но не успели прорваться к потайной двери: путь им преградила свита Сенетнофрет. Рядом с ней в окружении нескольких воинов стоял немолодой мужчина, в котором Ими с удивлением узнала опального чати. Так вот кто привёл отряд, сражавшийся сейчас со стражей Рамсеса!
Она резко обернулась к дверям, увидела на пороге Хаэмуасета, уже поднявшего лук. Стрела была нацелена на собаку, беззащитную, уже не успевавшую сбежать. Шепсет закричала, но её голос потонул в общем хаосе. Ими едва удержала её, чтобы не бросилась сквозь толпу сражавшихся.
Хаэмуасет вдруг дёрнулся, и это смазало его выстрел. Собака метнулась прочь, стрела попала в неё, сбивая прыжок. Шепсет в руках Ими вдруг содрогнулась всем телом и обмякла, оседая на пол, хватаясь за плечо. Жрица Бастет потеряла собаку из вида, но что-то происходило там, потому что Шепсет судорожно хватала ртом воздух, сжималась в клубок, словно удары приходились по ней.
Вскинув голову, Ими поняла, что сбило выстрел кушита. Из коридора в него метнули копьё. В следующий миг в зал ворвался воин, в котором жрица Бастет запоздало узнала меджая. Того самого меджая, что сопровождал Шепсет.
Ими охнула, когда какой-то солдат вырос прямо перед ними. Пошатнулся, рухнул у её ног с проломленным черепом, когда чей-то удар настиг его. Ветер рычал и лаял, клацая мощными челюстями, – единственный страж, вставший между девушками и сражающимися.
Оставаться в зале было небезопасно, но и сбежать они не могли. Нужно было найти собаку Шепсет, пока ту не затоптали. Нужно было сделать хоть что-то для них обеих!
Шуит прыгнула, пронеслась лёгкой тенью среди колонн, держась в стороне от сражения. Устремилась к Сенетнофрет на другом конце тронного зала. Наставница поняла всё без слов.
Меджай и кушит кружили в поединке, казалось, забыв обо всём, что происходило вокруг. Обменивались сокрушительными ударами. Ими видела их вспышками, теряя из вида за остальными.
Солдаты продолжали жестокий бой. Рамсес выкрикивал приказы, но никто не слушал его.
Жрица Бастет с отчаянием посмотрела на распахнутые двери, но возможности сбежать из зала не было. Сражение перекинулось в коридоры.
Закончилось всё внезапно, с последним взмахом клинка. Меджай одолел кушита, поставил на колени на возвышении. Все взгляды обратились к ним. Ими не смотрела, не слушала – увидела, что Сенетнофрет со свитой нашли раненую собаку в дальнем углу, чуть в стороне от распахнутых золочёных дверей. Наставница занялась её ранами, из которых струилась не кровь – рваные тени.
Шепсет на руках Ими то теряла сознание, то приходила в себя. Кожа у неё стала сухой и холодной, отмеченная не её ушибами и ссадинами. Из плеча сочилась тёмная кровь, и жрица Бастет поспешно перевязывала рану, которую сама Шепсет не получала.
– Давай, живи, живи, – шептала Ими. – Мы почти уже победили.
Верила ли она сама в эти слова, жрица не знала.
Ворвавшийся в тронный зал гонец кричал, что Народы Моря вступили в город. Ими так устала, что ей было уже всё равно.
Шепсет
Грань между миром живых и Той Стороной совсем стёрлась. Мёртвые окружали её, рассказывали свои истории сбивчивым хором, поддерживали над тёмными водами полузабытья.
Их становилось всё больше, приходивших в преддверие Дуата. Смерть равняла всех, примиряя противоречия и сожаления.
Тех, кто с ужасом показывал ей горевшие заревом улицы Пер-Рамсеса, – простых людей, павших под клинками и стрелами.
Тех, кто с горечью показывал ей сражение, – воинов в экзотических доспехах, пришедших завоевать новые земли и лучшую жизнь для себя и своих людей. Ведь мир, который они знали, давно пал.
Тех, кто уходил с лёгким сердцем, исполнив свой долг, – рэмеч, сражавшихся подле своего героя, нового защитника Обеих Земель.
Шепсет едва чувствовала своё тело, и всё чаще то, что она видела глазами своего другого Ка, становилось ярче и ощутимее.
Чьи-то руки подхватили её, трясли. Чей-то голос убеждал очнуться. Но ещё явственнее в сознании эхом отзывался голос жреца из Нубта: «Береги свою спутницу, как она бережёт тебя. Она – твоя сила и твоя слабость, та, кто вернул тебя. Через неё тебе могут навредить, если узнают…»
Не уберегла.
Хека ранили.
Её срок на земле подходил к концу, а Шепсет ещё не успела, не успела…
Кто-то вдруг обнял её, крепко прижимая к себе, и упрямый, живой поток силы хлынул по её венам.
«Ты стоишь гораздо ближе к нам, чем к нему… Пылкая юность и юность, застывшая в этом мгновении. Вместе…»
Шёпот мёртвых отступал. Шепсет сделала судорожный вдох, распахнула глаза, встречаясь взглядом с Нахтом. Протянула руку, недоверчиво касаясь его щеки, оставляя алый росчерк.
«Прости меня», – хотела сказать она, но голос не слушался. Подняла ослабевшую руку, сжимая в пальцах маленький амулет-хопеш.
И столько всего ещё хотелось сказать, но слова осыпа́лись словно песок. Шепсет просто смотрела на меджая, зная, что лишь теперь, здесь и сейчас, была, наконец, на своём месте.