— Москва! Спутник!
Я записал историю в блокнот, не подозревая, что через несколько лет прочту в «Правде» о встрече советского журналиста с Г. В. Кришна Рао в маленьком индийском городке Гунтура.
Оказывается, Амер не все знал о своем смелом и честном земляке.
Г. В. Кришна Рао написал книгу о Льве Толстом. А в 1921 году издал первую в Индии биографию Владимира Ильича Ленина.
Сельский учитель
Широкая песчаная полоса на берегу моря — обычное место встреч. Особенно оживленно здесь по вечерам. Кажется, весь многомиллионный Бомбей стремится на Чаупати. Даже бедный человек пытается весело провести время на этой набережной. За мелкую монету он купил себе бетель. Энергичный продавец ловко завернет в зеленый листок специи и с уважением протянет: «Жуйте на здоровье!» Ну, а завороженный сын смотрит на сладости. Ему пусть самую дешевую конфету, которая слишком плотно обернута цветной бумагой, — а купить тоже надо.
На Чаупати веселятся, шумят или, замерев, смотрят на известного йога.
В этот вечер мы снова отправлялись на Чаупати. Идти далековато. Нужно еще миновать шикарную Марин Драйв, набережную, которую еще называют жемчужным ожерельем королевы.
Но что поделаешь! На Чаупати как раз та яркая, пестрая Индия, удивляющая приезжего человека.
Недалеко от отеля мы поздоровались с продавцом книг. Мы уже с ним познакомились и подружились. Как же иначе! Амер — особый человек. Он продает книги советских авторов, знает несколько русских слов.
На этот раз Амер разговаривал с юношей, который держал в руках связанную стопку книг.
— Сахир, — представил юношу Амер, — студент и учитель.
Мы посмотрели на книги. На всех корешках знакомое имя: Ленин.
— Сахир из деревни… Бывает в Бомбее редко.
— Много работы… — сказал юноша.
— Сегодня можешь отдохнуть.
— Утром нужно работать.
Продавец, наконец согласившись, кивнул.
— Ему далеко… От Бомбея почти двадцать миль…
Но мы знали, что отсюда до окраины огромного города еще добрых шесть-семь миль.
— В деревне собрали деньги. Прислали его. Там создают библиотеку.
Мы внимательно рассмотрели купленные книги. «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме», «Государство и революция», «К деревенской бедноте».
— Вы раньше читали Ленина? — спросили мы Сахира.
Продавец знал язык лучше. Поэтому он ответил за юношу.
— Читал… Он много читал.
Книги Ленина издаются в Индии давно и на разных языках — на хинди, урду, бенгали, тамили, телугу, пенджаби, маратхи…
Амер перечислил и другие языки, которых мы раньше и не слышали.
Нам известны пророческие слова Владимира Ильича Ленина, написанные в 1908 году: «Пролетариат и в Индии дорос уже до сознательной политической массовой борьбы».
Вот перед нами стоит юноша со стопкой ленинских книг, смущенно поглядывает на продавца: Сахиру и хочется поговорить с советскими людьми, и нужно ехать. Уже вечер. Когда он доберется до своей деревни.
Сахир снова склонился над книгами. Теперь он перебирал тоненькие сборники стихов.
— Здесь много добрых строк о вашем народе, о ваших воинах, — продавец кивнул на поэтические сборники. — Вот, например…
Амер взял одну из книжек, перелистал, нашел нужное стихотворение.
— Оно так и называется: «Двадцать второго июня сорок первого года». Поэт Бишну Де верил в вашу победу.
Амер переводит несколько строк…
Во мраке военных дней
Порой кажется, что нет надежды…
Но победа обязательно придет,
За свою землю сражаются солдаты России.
— Эти стихи написаны на бенгали… А вот другой сборник… Маннулал Шарма Шиль пишет на хинди… Стихи называются «На страже мира…» О героях Москвы и Ленинграда…
Сахир выбирает несколько поэтических сборников.
— Эти книги тоже нужны! — говорит он.
Мы прощаемся… Сахир подходит к велосипеду, прислоненному к стене, привязывает стопку книг. Еще раз кивком прощается с нами.
…На Чаупати я несколько раз посмотрел на часы.
— Сколько? — спросил мой спутник.
Я ответил.
— Он только выбрался из Бомбея, — сказал спутник…
— Да… Только выбрался…
Я отвечал машинально, продолжая думать о Сахире. Доберется он до деревни в полночь. На рассвете ему нужно будет встречать ребят, учить их буквам…
А вечером учить взрослых большой, самой нужной науке…
Мирный мед
Эта встреча произошла во время Олимпийских игр в Токио, на стадионе Мейдзи.
Мой товарищ сказал мне на узбекском языке одну незначительную фразу.
Невысокий, солидный японец, который только что подошел к стойке бара, резко повернулся к нам, удивленно развел руками, словно собираясь броситься в объятия.
А потом с шиком произнес два слова:
— Саломат… Рахмат…
Довольный, он весело засмеялся, осматривая нас, как давних знакомых.
— Здравствуйте…
Был жаркий день. На стадионе Мейдзи бушевали болельщики. Некоторые уходили с трибун стадиона, чтобы выпить бутылочку холодной воды. Но все торопились, не желая задерживаться в баре. Не было времени и у нас. Но японец отвел в сторону, усадил за маленький столик, сам принес несколько запотевших бутылочек.
Как мы уже догадались, он был из тех, кому удалось побывать у нас в гостях в Узбекистане.
У этого человека мирная профессия. Он — врач.
— А мой друг — садовод. Вы бы только взглянули на его деревья, на огороды! — воскликнул врач. — Это редчайшая коллекция.
И он заговорил о друге, который в плену очень интересовался узбекскими фруктами и овощами.
— Особенно дынями. Нашей работой руководил один техник, молодой, веселый узбек. Говорил, что это лучше, чем рыть окопы. — И врач вздохнул. — Он прав…
Видно, друг нашего знакомого действительно страстно любит землю и творит чудеса. Земля Японии не щедра. Нужно вложить много труда, чтобы вывести редкие сорта дынь. Врач тоже со знанием дела рассуждал о вкусе узбекских дынь, хвалил сорта «кокча», «гуляби», «койбаш». Произносил он эти названия почти без акцента, только выделял шипящие буквы.
— Вот видите, — заключил врач не без гордости и пояснил: — Мой друг только об этом и говорит. Он переписывается с узбекскими бахчеводами, получает посылки.
Обычай народа
От блестящей Гиндзы в разные стороны убегают улочки без названий, с маленькими, словно игрушечными домиками, без номерных знаков.
Говорят, что Рихард Зорге великолепно ориентировался в этом сложном токийском лабиринте.
В темных переулках он встречался со своими друзьями… Бранко Вукелич, Макс Клаузен, Одзаки, Мияги… Конечно, это не все. У него их было больше.
— У него их были миллионы… — однажды сказала Ханако Исии…
Двадцатисемилетняя женщина впервые увидела Зорге и познакомилась с ним на Гиндзе, в ресторанчике «Рейнгольд».
Рихард Зорге сидел в одиночестве, отмечая свое сорокалетие.
Это было в 1935 году.
Через девять лет его казнили.
На кладбище Тамобати мы стояли у небольшого скромного надгробия. На нем высечены латинскими буквами и азбукой канакана имя, фамилия, даты рождения и смерти.
На обратной стороне надгробия короткая надпись. Нам сделали дословный перевод с японского.
«Здесь покоится герой, который отдал жизнь в борьбе против войны, за мир во всем мире».
И конечно, цветы… Много цветов.
— Их приносят каждый день… Особенно сюда… — подчеркнул управляющий кладбищем.
Он покосился в сторону огромных, тяжелых памятников.
Тамобати — мемориальное кладбище. Здесь погребены и останки крупных генералов, тех самых, которые мечтали о мировом господстве.
У памятников никого не было.
Сейчас на могиле вместо скромного надгробия Рихарду Зорге сооружен памятник, на котором появились новые слова — Герой Советского Союза…
Есть в Японии обычай… Чтобы сохранить память о великих людях, ушедших из жизни, нужно принести цветы, зажечь курения, полить камни…
Цветы сюда приносят каждый день.
Добрый доктор
За базаром начинаются узкие, грязные улочки. Прислонившись к глиняным стенам, сидят на корточках сонные люди. Кое-кто из них лениво жует листики ката, другие уже спят.
Кат — спасение от всего… От невеселых дум, голода, нищеты. Кат растет в горных районах Йемена. Листики, похожие на березовые, содержат алкалоиды. Какие сны видят эти изможденные люди? Подскажет ли одурманивающий сок что-нибудь веселое?
Спрашиваем о вкусе ката.
— Я не знаю. Не пробовал. Зачем? — пожимает плечами наш спутник Зияд Амир.
Он автомеханик, учился в Киеве. Он совсем молод. Ему еще нет двадцати. Зияд Амир, прикусив губу, разглядывает стариков и наконец говорит:
— Так дремал мой Йемен… Годами дремал.
В переулке очень душно. Но нет мух. Там, на базаре, они носятся тучами над расплавленной от жары халвой, над цветными горками винограда, манго, слив…
— Пойдемте… — Зияд Амир чувствует себя неловко. Он, наверное, не рад, что завел гостей в этот притихший переулок. — Пойдемте…
На ходу Зияд объясняет:
— Кат, к тому же, вреден. Нервные и желудочные заболевания… Но на них не обращали внимания. Есть болезни пострашнее… А у нас все равно не было ни одного врача, — и вдруг он, что-то вспомнив, восклицает: — Пойдемте… Я вам покажу!..
Зияд Амир похож на мальчишку. Особенно, когда мы останавливались у кинорекламы. В наших городах сотни подобных афиш.
«Тахир и Зухра»… — радостно, звонко читает Зияд. — Сегодня будет!
Кажется, у него настоящий праздник. Нужно понять Зияда. Первый кинотеатр в Йемене открыли недавно, в начале шестидесятых годов. И то… при дворце имама.
В Йемене не было ни книг, ни газет. В полицейских участках, похожих на кузницы, одевали провинившихся в цепи. Приговором считалось слово хозяина. Йемен до сентября 1962 года в полном смысле слова гремел цепями…
Изменился город Ходейда за несколько лет. Советский Союз построил здесь первый порт на Аравийском полуострове.