Указующий луч, как перст…
Неужели бездна боится
Бесконечной бездны окрест?!
Ведь галактика – лишь частица
Тех, пока не познанных, мест.
У вселенной – своя граница,
А за ней – Голгофа и крест.
Люди! Сядьте на свой насест.
«Есть дверь и есть замок в квартире…»
Есть дверь и есть замок в квартире,
И ты совсем один. А все ж
В огромном мире, странном мире
Ежесекундно ты живешь.
И радио шумит, как примус, —
Прибор давно минувших лет,
И воздух обретает привкус
Не только крепких сигарет.
Он пахнет хлебом, хлевом, морем,
Бензином, гарью иногда,
Он пахнет ложью, пахнет горем…
Пахнет – и сгинет без следа.
Лечу по круговой орбите,
Лечу с восходом на закат,
И тесен мир, как общежитье,
Где койки выстроились в ряд.
Всего полметра иль полвека,
Но мы – различные миры,
И для другого человека
Другие правила игры.
Мы не ведем об этом речи,
И, покидая отчий кров,
Доверчиво идем навстречу
Скитальцам из других миров.
«Словарь… А в нем слова, как в сотах…»
Словарь… А в нем слова, как в сотах
Пчелиный выстраданный мед…
Ах, сколько надобно полетов,
Чтоб их упрятать в переплет!
Слова таинственны и святы —
Сто тысяч чувств, сто тысяч лиц,
И точные координаты
На территории страниц.
А мне всего одно найти бы,
Ну, хоть не слово, только след…
Слова безмолвствуют, как рыбы,
Они известны сотни лет.
Они давно в употребленьи —
Из уст в уста, из уст в уста.
И стерлось их первозначенье,
И потускнела чистота.
Ну, что мне делать? Пусто в горле,
Нагая мысль меня томит…
Но в сердце, как в кузнечном горне,
Огонь неистово горит.
Я старое расплавлю слово,
Не доверяя словарям,
Тебе на счастье, как подкову,
Его когда-нибудь отдам.
«В пожарище, в мой сорок третий год…»
В пожарище, в мой сорок третий год
Войдете, ноги вытерев у входа,
И пояснения экскурсовода
Благоговейно впишете в блокнот…
В люминисцентном свете я молчу,
Передавая вам мое наследство —
И самодельную коптилку детства
И юности горящую свечу.
К чему вам жизни беглый пересказ,
Папье-маше в искусной панораме.
Вы приговор нам вынесете сами,
И нас самих поймете лучше нас.
«Вопрошаю тебя, о Боже!..»
Вопрошаю тебя, о Боже!
Почему дела мои плохи?
Я сама – порожденье эпохи,
Я во всем на эпоху похожа.
Я и в том себе потакаю,
Чтобы совести был неподсуден
Равнодушный итог моих буден, —
Эти будни я пропускаю.
Кто движенье мое направил
К невозможному ускоренью?
Кто забыл про законы тренья,
Узаконив игру без правил.
Да и что за игра такая,
Если нужно играть поневоле…
Чтоб не выть по-бабьи от боли,
Эти игры я пропускаю.
О, фольга картонной короны
И фольга моей веры, где вы?
Я дошла от созвездия Девы
До созвездия Скорпиона.
Но кого же я упрекаю?
Кто велел мне плыть по теченью?
Горечь саморазоблаченья
Осторожно я пропускаю.
Вдовы плакали о кормильцах,
О любви своей выли когда-то…
В переулке вблизи Арбата
Храм «Успения на могильцах»,
К водостокам новым стекая,
Слезы канут, не тронув храма…
Чтобы впредь не изведать срама
Эти слезы я пропускаю.
На могильцах живу – и простила
Мне земля и покой и усталость.
Ничего за душой не осталось —
Слишком многое я пропустила.
«Беззащитно мое семейство…»
Беззащитно мое семейство,
А его все мордует Бог…
Он забыл мне выделить детство,
А ошибку забыть не смог.
Но себя обвинить не в силах,
И задуматься не успев,
Он теперь на всех моих милых
Расточает свой Божий гнев.
Изощренно мучает дочку,
Мужу сердце когтями рвет…
Не пора ли поставить точку
И закрыть этот старый счет?
Ах, фразер, демагог и практик!
В нашей крови Твои персты…
Но на свете столько галактик —
Я не знаю, в которой Ты?
Ни проклятия, ни молитвы
Не тревожат Твоих ушей,
Даже рифмы мои и ритмы
Гонишь Ты от себя взашей.
Не смутить ни криком, ни стоном
Педантичного божества.
Объясняешь Ты все законом
Сохранения вещества.
Ты молчишь. Значит, все в порядке.
Зря я дую в мою дуду…
Я не знаю Твоей разгадки
И Тебя вовек не найду.
Для чего Ты создал планету,
Где беда, как душа, в судьбе…
Может, скажешь мне по секрету
Для чего мы – люди – Тебе?!
Дайте срок
Жизнь затвержена, словно урок…
Полустертое новой главою,
Встанет прошлое, снова живое.
Дайте срок!
Слишком часто нам память не впрок…
Вдруг забудутся все оправданья
И откроется правда страданья —
Дайте срок!
Прилетят, словно со́рок соро́к,
Сорок дней или сорок историй,
Станет тесной душа для теорий —
Дайте срок!
Может, в миг этот щелкнет курок,
Словно краткий сигнал излеченья,
Или вырвется вздох облегченья…
Дайте срок!
Как регламент у времени строг!
Как медлительность наша жестока!
Вдруг уйти мне придется до срока?..
Дайте срок!
Народные промыслы
Вологодские кружева
Оживут в узорах последних.
Я имею на них права,
Как прямой, упрямый наследник.
Кисти палехских мастеров
Сохраняют секреты цвета,
Как секреты трав и цветов
Сохраняет потомкам лето.
Но осталась тень ремесла
Этих древних, как мир, изделий.
По закону сего числа
Мастеров согнали в артели.
По секрету из рода в род
Доносили люди уменье,
Но принес коллективный подход
Коллективное вырожденье.
«Я знаю клинопись моей тревоги…»
Я знаю клинопись моей тревоги
Никем не расшифрована пока.
Так быстротечна времени река,
Историки медлительны, как боги.
Прочтут. Меня при жизни осудить
Им все равно, что оправдать посмертно.
Они в тревоге роются посменно,
Чтобы ее отменно осветить.
А я ее в глазах моих несу:
Смотрите, люди добрые, читайте,
И непохожести мне не прощайте,
Как чернокожему кольца в носу.
Ну, что ж, исследуйте мою беду —
Я вечно беззащитна перед вами.
В чужую печку, с мокрыми дровами
Свои глаза – сухие – я кладу.
«Неправда это все, неправда…»
Неправда это все, неправда,
Что нужен поводырь в пути.
Когда хочу идти направо,
Налево тянет он идти.
Хочу бежать на плач кукушки,
А он ведет меня, как всех,
На канарейкины частушки
И соловья счастливый смех.
Неутомимей светофора
Он зажигает красный свет —
И нету на пути забора,
А все равно дороги нет.
Меняет он свои обличья
Десятки раз в теченье дня…
Он неприметен. Он обычен.
Он добр.
Он мучает меня!
Цирк в коммунальной квартире
В квартире, словно в цирке шапито,
И потолок, и стены слишком зыбки,
И по белилам красные улыбки
Рисует деликатное ничто.
В синкопах эксцентрических кастрюль
Преобладает кухонная тема,
И гордо ноги удлиняют тело
До сбивчивого уровня ходуль.
Тарелками играя, как жонглер,
Один актер в домашнем этом цирке
Уже спешит к иллюзиону стирки
И хищников выводит на ковер.
А я одна под куполом кружусь,
Отчаянно работаю без сетки,
И желтый, любопытный глаз соседки
Все жжет, все ждет – когда же я сорвусь.
Сияют лампы в тысячу свечей,
Взбесился на стене электросчетчик,
Опять не приходил водопроводчик —
Дробь капель вторит дерзости моей.
Когда-нибудь не соберу костей!
Сны
Мне никогда не снится Сатана,