Память о мечте — страница 34 из 36

Павел Антокольский. Во власти внутренней тревоги

«Он оглушен был шумом внутренней тревоги», – сказал Пушкин о герое своего «Медного Всадника». Я думаю, что такая внутренняя тревога в большой степени свойственна всему нашему молодому поколению, да и всегда не чужда молодежи. Что же касается поэтов и музыкантов, то она – решающее условие их роста, возмужания, свежей оглядки на мир, их чуткости. Для тех и других – это черный хлеб познания и творческой работы.

Для поэта, выступающего здесь, Ирины Озеровой, она характерна в высокой степени. Внутренняя тревога определяет содержание ее стихов. Озеровой свойственен напряженный и всегда нелегкий поиск. Поиск самостоятельной дороги. Поиск средств выражения, совсем не сногсшибательно новаторских, – скорее уж наоборот: ясной и точной мысли, соответственной чувству. Мысль молодого поэта, по праву возраста, клубится метафорами, представляет собой некую туманность с едва брезжащими краями. Однако Озерова не дорожит такой мыслью. Она ищет формулы – ясной и в то же время многозначной, как формула алгебраическая.

Содержание ее стихов многообразно и объемно. Тут и любовь, и свой дом, и свое место в рабочем строю общества, и космическое пространство, устрашающее молодой ум, но требующее разгадки, и еще более привлекательные загадки и разгадки точных наук, и еще многое теснится в этих строфах, сделанных интересно и уверенно.

Ирине Озеровой предстоит хорошая, хотя и нелегкая дорога. Ей еще неоднажды предстоит меняться – вплоть до того момента, когда утихомирится ее внутренняя тревога. Хочется пожелать, чтобы она не покидала поэта никогда.

Юлия Друнина. Рецензия на рукопись Ирины Озеровой «Стремления»27 февраля 1963 г.

Хочу начать с цитаты:

Не в ученической тетради,

Мне было негде взять тетрадь,

А на листах военной «Правды»

Тогда училась я писать.

Доев в обед промерзший пончик,

Бралась я снова за перо.

И смешивался детский почерк

Со сводкой Совинформбюро.

Это раннее стихотворение могло быть более четким по форме, точным по слову. Но дело не в этом. В нем – биография поэтессы, то, что определило тематику всего сборника: детство, совпавшее с войной, публицистические стихи, посвященные самой острой проблеме сегодняшнего дня – угрозе ядерной войны, целина, любовная лирика, пейзаж.

Сразу же хочется отметить одно обстоятельство: Ирина Озерова стремится писать лаконично и так, чтобы в основе каждого стихотворения лежала точная мысль. Восемь, двенадцать строчек – таков размер большинства стихотворений, это хорошо.

Положительной особенностью сборника Ирины Озеровой является и то, что в лучших своих стихотворениях поэтесса идет от непосредственных жизненных впечатлений:

Над Воронежем моим летят утки,

Летят утки над землей и два гуся,

И румяная, как летнее утро,

Там частушки распевает Маруся.

Каруселью раскрылась пластинка,

Современное ее чародейство…

Поздней памяти дрожит паутинка,

В ней пестрит, словно бабочка, детство.

Паутинку эту бережно тронешь,

И откликнется далекое эхо…

За Воронеж, за Воронеж, За Воронеж

Мил уехал, мил уехал, уехал…

И живем с тобою розно мы, словно

Перепутать перепутье могли мы

От дряхлеющей петровской часовни

До безвременной отцовской могилы.

Но когда-нибудь на Севере дальнем

Или в будничной московской квартире

Стану бредить я целебным свиданьем

С этим городом, единственным в мире.

По какой-то небывалой побудке

Вновь для долгого полета проснусь я.

Захватите с собой меня, утки,

Покажите мне дорогу, два гуся!..

Мне кажется, что Ирина Озерова – человек, несомненно, поэтически одаренный и что представленный ею в издательство сборник «Стремления» заключает в себе хорошую основу будущей книги.

Аделина Адалис. Рецензия на рукопись Ирины Озеровой «Обряды»25.09.68 г.

С первых страниц у Озеровой примечаешь качество столь необходимое любому поэту и столь не часто, к сожалению, встречающееся. Особенно редко это качество, или свойство, наблюдаешь в рукописях, книгах поэтов-женщин. К счастью, определение «поэтесса» мало применимо к Ирине Озеровой.

Со стихами Озеровой мы встречались в периодике. И часто это имя звучало в различных сборниках переводов. Она пишет давно, много. И вот, наконец, – ее рукопись в издательстве.

Читаешь стихотворение за стихотворением и все больший интерес проявляешь к ее творчеству. Нередко стихи свежи, неожиданны. В них есть привкус горечи. Вместе с тем, это стихи «мыслящие». Об этом – о роли мысли в поэзии – прямо говорится в стихотворении «Поэт», в котором автор четко определяет свое понимание поэтического труда и призвания поэта, – пишет о трудности избранного поприща:

И авторучкой заменив перо,

И заменив свечу электросветом,

Он мучился и созидал добро,

И воевал со злом. Он был поэтом.

………………………..

Он высекал слова, как письмена

Рабы египетские высекали.

В постели умирал, бывал убит —

То на дуэли, то ударом в спину.

Бывал прославлен и бывал забыт,

Но до сих пор перо его скрипит,

Но до сих пор свеча его горит,

Оплывшая всего наполовину.

Озерова задумывается о судьбах мира – о мироустройстве, ее тревожат прошлое, настоящее и будущее человечества. Из века в век умножаются знаки «клинописи» на скрижалях искусства – клинопись жизни, радостей человеческих и горестей, уходящего и нового. На смену эпохе приходит новая эпоха. Это естественно, как то, что на смену ночи приходит рассвет, зима сменяется весной… Озерова чутка к переменам – в природе, в быту, в истории… Они происходят заметно и незаметно. Но как бы тихи или бурны они ни были, если глядеть на историю из тьмы веков, – она течет как большая река, по своему огромному руслу, исходя из своих не открытых еще до конца человечеством законов. Общечеловеческих и в то же время очень современных проблем – проблем истории, философии, науки о космосе – касается Озерова, хотя бы, к примеру, в таких стихах, как «Язычников крестили христиане», «Стена», «Все травы зелены», «Мы все давно узнали», «Преемственность» и др.

Однако Озерова не исследовательски-холодно проникает в суть философских проблем и в природу явлений. В ее стихах живет тревога. В мире «коррид» и счетчиков Гейгера не так уж спокойно! Гладь реки Истории обманчива даже тогда, когда она, действительно, кажется «гладью». События в Хиросиме открывают «НОВОЕ ЛЕТОСЧИСЛЕНИЕ» – утверждает автор, посвящая им целый цикл стихов.

Внутренний жар, как бы повышенная температура характерны для стихов Ирины Озеровой, – в них одновременны озноб и жар. Она чувствует трагическую повседневность жизни и – повседневную трагичность ее. Грозы происходят и в природе, и в человеческом обществе. Предгрозья охватывают даже мир сказки. Костяной слоник «трубит надсадно», ружье вздрагивает, как раненая утка. Емеля не может дождаться своей щуки, Снегурка погибает на костре и предпочитает эту гибель своему ледяному равнодушию. Дома умирают как люди. Вместе с тем все в мире живуче – и доброе, и злое. Где-то танцуют, а в то же время где-то почти рядом сгорают люди в печах Майданека… Воздух современности «разрежен», им трудно дышать, Земля может впасть в «летаргический сон»… К активному отношению к жизни призывает Озерова, ее поэзии чужды равнодушие и созерцательность. Она чувствует шаткость времени, понимает, что мы живем в мире опасном, чреватом «радиоактивностью», в мире, где за все надо отвечать, за каждое сказанное слово.

У Озеровой стихи молоды по существу, но то, что по шаблону, по внешнему поэтическому «заданию» называется молодостью, не чувствуется в них, – если она сама молода, то они «древни». Это соединение молодости и житейского горького опыта придает ее стихам особую терпкость, дыхание современности, – признак того, что они – стихи сегодняшнего дня.

…Наиболее удачные из стихов Озеровой отличает тонкость, в них присутствует интеллект, особая потаенность чувств. Вместе с тем, за исключением некоторых стихов о любви, это стихи философские, гражданские, не узколичные – «женские»…

На мой взгляд, их необходимо издать.

Николай Рыленков. Рецензия на рукопись Ирины Озеровой «Клинопись»июль 1968 г.

Говорят, что с годами притупляется острота ощущений. Ей на смену приходят зрелость и мудрость, опыт и знания. Но временами тревожит память об утраченном умении ежесекундно открывать мир – видеть, слышать и осязать его, словно в первый раз. И тогда ищешь поэта, ищешь стихи у разных поэтов. Иногда они возвращают утраченное.

В стихах Ирины Озеровой уместилась целая жизнь. В ней, как в большом и светлом доме, дружно живет множество людей – людей разных времен, но единых по духу. Стихам тесно на страницах рукописи, но в стихах просторно, и чувства в них крупные. С одними стихами встречаешься, как со старыми друзьями, с другими знакомишься заново. Но и в новых знакомых узнаешь черты уже полюбившиеся:

Я, как художник, с натуры пишу —

Пейзаж, портрет, —

И, глядишь —

Уже на мокрое масло дышу

Староарбатских крыш.

Уже говорю, где боль, а где ложь,

Где холод, где искра тепла…

И если в будущем зла не найдешь,

Значит, и я помогла.

Очень неприятно говорить оценочными словами, которые кажутся выспренними от своей неконкретности, о поэзии доброй и некрикливой, которая достигает гораздо большего точно употребленным в ряду других словом, чем может достигнуть слово невероятное, втиснутое в строку с явной целью – удивить. Но чем более цельный и естественный поэт перед тобою, тем труднее исследовать секреты его поэтичности.

Поэт сторицей возвращает людям то, что берет у них, – красоту. Утверждать все самое прекрасное в мире – может ли цель быть более благородной?! Суметь передать всю полноту и многокрасочность жизни, пользуясь самыми простыми изобразительными средствами, – не это ли признак настоящего мастера?! Я снова – в который раз – удивляюсь возвышенной простоте поэзии Ирины Озеровой:

Монах корпел в уединенной келье

Над перечнем минующих минут.

Ночами, словно мать над колыбелью,

Он пестовал свой бесконечный труд.

А светский франт раскованность безделья

Коварным рифмам отдавал на суд,

Не связанный тщеславием и целью,

Слова сплетал он, как венки плетут.

Перебирая, словно четки, даты,

Мы узнаем, что жил монах когда-то,

Что келью заменил ему архив.

А вертопраха ветреное слово,

Как старое вино, волнует снова:

Он современник, он поныне жив!

Я давно мечтаю иметь эту книгу на своей книжной полке и не понимаю, почему до сих пор должен ее рецензировать.

Николай Леонтьев. Рецензия на рукопись Ирины Озеровой «Клинопись»29 июля 1968 г.

Первое, что радует в стихах Ирины Озеровой – несомненная поэтическая культура. У большинства молодых поэтов она заменена лишь версификационными навыками. Здесь же господствуют точность слова, своеобычность взгляда на мир, гражданская забота о будущем человечества, тонкий художественный анализ различных состояний человеческой души, – все, что составляет в совокупности своей мир поэтического.

Большое впечатление оставляют стихи, что вошли в раздел «Новое летосчисление». Тут всего пять стихотворений, но как обнаженно предстает в них трагичность нашего века, когда всемогущество человеческого разума рискует оказаться перед одним из его порождений – «водородной звездой» – бессильным и почти жалким:

Говорю я, претворяю, сотворяю…

И, разума справляя торжество,

Я двери тайн вселенских отворяю,

Как будто двери дома своего…

И вдруг… возможная вспышка «водородной звезды»:

И превратятся в братские могилы

Наполненные жизнью города.

И оборвется удивленный возглас

У края беспредельной пустоты…

Земля вступает в свой опасный возраст:

Земля родит тяжелые цветы!

Весь раздел пробуждает в людях неспящую гражданскую тревогу, которой подчас, в суете повседневья, нам так недостает.

На мой взгляд, этим разделом и следует открывать сборник. Перед подобной проблематикой воистину глобального масштаба уходят на второй план многие другие темы – ну, хотя бы скорбные радости детства («крапивные щи» и мороженое, «купленное взаймы»), которым посвящено несколько стихотворений в разделе «Начало», открывающем сборник.

Раздел «Шуты» (18 стихотворений) – прекрасный материал для отдельного поэтического сборника совсем иного профиля.

А вот раздел «Домики» органично вписывается в общую тональность.

Все без исключения хороши «Сказки», включенные в одноименный раздел: «Рыба», «Емеля», «Снегурочка», «Монолог Бабы-Яги», «Голуби». Сквозь сказочные мотивы проступают очертания реальной жизни, а такие ценности, как право на мечту, приобретенные издревле, утверждаются как непреходящие.

В разделе «Дождевые капли» объединены пейзажные стихи, своим глубоким подтекстом помогающие философскому осмыслению бытия. Типично в этом отношении стихотворение «О, дней моих стремительная скорость!» Тяготы человеческих путей и странствий рождают мысль:

А может, отсидеться в подворотне,

И не бродить под ливнем на земле?!

Кажется, так непрочны следы на дороге, так часты ливни!

Но я иду. В любую непогоду.

Вступаю на размытые пути.

О нет! Не может разрешить природа

Невымокшим под радугой пройти!

Вошедший в плоть и кровь человека закон природы продолжает жить в полном согласии с велениями человеческого духа, с его имманентными потребностями.

Тема «дождей» в этом разделе варьируется многократно и каждый раз плодотворно. В стихотворении «Опять дожди» ненастье совпадает с отсутствием любимого (вернее, с разлукой с ним). Но и эту, казалось бы, вдвойне скорбную тему венчает оптимизм, распространяющийся на все проявления жизни:

Замерзнет дождь и превратится в снег.

Засохнут слезы, превратятся в смех.

Это уже всеобъемлющая философская формула жизнеутверждения, облеченная в тонкие и изящные поэтические одежды. И то обстоятельство, что оптимизм этот подан не в лоб, а, так сказать, подспудно, лишь говорит о высокой мере художественного такта, внутренне присущего Ирине Озеровой.

Немало находок и поэтических первооткрытий находим мы и в последнем, самом обширном разделе сборника – «Нелетная погода». Само название его говорит, что поэтесса ситуациям безоблачным и безбурным предпочла не менее редко встречающиеся в жизни тягостные, смутные и бурные коллизии любви.

За редчайшими исключениями, она победоносно справилась со своей нелегкой задачей. Читателю со страниц этого раздела предстает душа чуткая и потому легко ранимая, характер требовательный, подчас – непримиримый. Все стихотворения в этом разделе – весомый вклад в любовную лирику.

Эти и еще 50 стихотворений, которых я не коснулся здесь подробно, составят хорошую поэтическую книгу, обогащающую духовный мир молодого читателя-современника.

Николай Леонтьев. Рецензия на рукопись Ирины Озеровой «Вечный миг»30 июня 1973 г.

Мне приходилось знакомиться не с одним поэтическим сборником Ирины Озеровой, как и с рукописями ее стихов. Они неизменно оставляли у меня искреннее уважение к их автору. Дар проникновения в тонкие переживания человеческой души, широта творческих устремлений, большая поэтическая культура – такое сочетание достоинств встречается далеко не у каждого поэта.

Мне знакомы ее стихи биографического плана (цикл стихов о детстве, о впечатлениях военной поры), ее любовная лирика, ее «Сказки», ее пейзажные стихи. В любом их этих направлений и жанров Ирина Озерова предстает перед читателем как пытливый и искусный художник, раскрывающий многообразный духовный мир человека-современника. В этом смысле не составляет исключения и новая рукопись сборника ее стихов – «Вечный миг», представленная в издательство.

Пять десятков стихотворений, составивших сборник, – вроде бы, очень немного. Но в них находится (пользуюсь выражением автора) целый «мир, сданный на хранение стихам»).

Перед читателем проходят поэты – воители против зла, мыслители, самому «времени предъявляющие счет» и хранящие «верность одержимости своей», «люди с обостренным слухом», способные «услышать, как в небе шевелятся облака». Как правило, большинство таких (почти всегда – одностраничных) стихов несет в себе широкое художественное обобщение и полноценный эмоциональный заряд.

Большое впечатление оставляют такие стихи Ирины Озеровой, как «Новое летосчисление», «День», «Парадокс» и «Тень». Они проникнуты заботой о будущем Земли, человечества, оказавшегося в опасном соседстве с роковыми достижениями цивилизации. Они будят гражданскую тревогу, которой подчас, в суете будней, людям так недостает. Автор, а вслед за ней и читатель, всей душой протестуют против превращения трагедии Хиросимы и ужасов Майданека в рядовое явление обыденности.

В сборнике немало исторических экскурсов, эпохальных параллелей, бросков в мифологию. В результате, Ирина Озерова нередко находит неожиданные повороты, новые ракурсы в трактовке темы современности. Современный поэт своей авторучкой «высекает слова, как письмена рабы египетские высекали». Из сопоставления Данте и Галилея неожиданно всплывает идея общности науки и поэзии в наш век. «Счастье видеть, и писать картины, и строчки торопливые марать» оказывается во все века дорогостоящим. «Гениальные бедствия Ван-Гога» вполне доступны и современному «художнику из подвальной мастерской». Лирическая героиня, наша современница, свободно «входит плакальщицей странной в былины первые» гениального поэта прошлого, и поэт на своем пьедестале «размыкает бронзовые губы». В изящно выполненном «Триптихе» на свидании лирической героини с Мариной Цветаевой присутствует само будущее. В противоположность «отмененному раю», продолжает существовать «крупноблочный ад»: его мы «в спешке забыли разрушить», а – кроме того – «на ремонт наша вечность закрыта». Друг лирической героини – современный бездействующий Тиль Уленшпигель – отрицает бессмертие.

«А я упрямо верую в него!» – настаивает поэтесса.

И читатель внутренне соглашается с утверждаемой этой строкой не формальной – высшей правдой, не утратившей своей реальности и в эпоху крушения мистики.

Трудно перечислить все находки Ирины Озеровой, какие ей дало новое освещение привычных нам явлений и истин. Сама лексика этих стихов – находка, она приподнимает облюбованные темы, заставляет их звучать в душе читателя, я бы сказал, в новом ключе.

Оригинальна поэтесса и в любовной лирике. Как я уже писал в одной из рецензий, она «ситуациям безоблачным и безбурным предпочла не менее редко встречающиеся в жизни тягостные, смутные и бурные коллизии любви… Читателю… предстает душа чуткая и потому легко ранимая, характер требовательный, подчас – непримиримый»:

Я слишком долго была слаба,

Была я доверчивой, доброй и нежной.

Теперь я груба.

Я твоя судьба —

Я слепа

И я неизбежна…

Строки подобной силы не так уж часто приходится встречать у современных поэтесс. И вся ее любовная лирика напоминает доброе, терпкое вино.

Своеобычность взгляда на мир, гражданская забота о будущем человечества, тонкий художественный анализ человеческих чувств, точность слова и мастерское пользование им позволяют от всей души рекомендовать сборник стихов Ирины Озеровой «Вечный миг» к изданию: такие книги обогащают духовный мир читателя-современника.

Памяти друга