Он вспомнил Зару. Нехорошо, конечно, получилось. Родственница все-таки. И Рузи ее любила, хотя она его троюродная сестра. Только они с ней общего языка никогда не находили.
А Станислав Адамович человек высочайшей квалификации. Сколько контуженных через его руки прошло!
Вспомнил, как первый раз обратился к психиатру с просьбой. Сделали все незаметно, встретились в кафе. Только Зара сразу все поняла. Поняла и спорить не стала. Согласилась лечь в клинику. Он носил ей краски, холсты, кисти – все, что просила. Станислав Адамович не запрещал, даже наоборот, приветствовал:
– Живопись – это прекрасно, Мирослав Петрович, прекрасно! И воздух у нас свежий, все-таки сорок километров от города. А сестра ваша, Мирослав Петрович… Ну что могу сказать. Конечно, окончательные выводы делать пока рано, но…
– Станислав Адамович… Не томите. Я человек военный. Докладывайте. Четко и ясно.
Солнце светило в то утро отчаянно, радостно, будто издевалось, честное слово. Что-то было в том, как падали солнечные лучи на белый халат, как от листьев на нем играли тени. Что-то тоскливое. Как волчий вой лунной ночью. «Человек-волк» – всплыло в памяти. Кажется, это связано с Фрейдом. Человек-волк. Интересно, почему все, как только видят психиатра, вспоминают Фрейда? Или это только так кажется невеждам вроде него? Он-то об этом, почитай, ничего и не знает. Были у них, конечно, лекции. Вводные. Общий курс. Только не помнит он ничего. А все равно крутится: человек-волк…
– Ну что ж… Как я и сказал, окончательные выводы делать пока рано, но явное диссоциативное расстройство вкупе со сверхценными идеями налицо. Вашей родственнице сейчас необходимы покой, регулярный режим сна и питания, свежий воздух. Как видите, все это у нас есть. Однако поддержка близких необходима не меньше. Зара спрашивала о племяннице. Может быть, навестите ее вместе с дочерью?
– Девочка приходит в себя после смерти матери, ей такие потрясения не нужны. В следующий раз, Станислав Адамович. Спасибо вам!
Они попрощались.
Миро шел по парку мимо бледных, виновато улыбающихся больных, прячущих подрагивающие пальцы в рукава клетчатых пижам. Он старался не смотреть им в глаза. Ему казалось, что все они шепчут про себя: «Как же так? За что ты ее? Ты же знаешь, что другие миры существуют! Ты знаешь, Миро… Ты знаешь! Нам повезло меньше, наши родственники действительно не знают. Они считают нас больными. Сумасшедшими! Но ты, Миро? Ты… За что?»
Полковнику хотелось закрыть голову руками, закричать, ему вдруг стало невыносимо жарко, сердце пустилось вскачь, он выбежал за территорию больницы и, тяжело дыша, опустился на скамейку.
Рузи умерла. Ее тело было передано имперцами с личными соболезнованиями императора. Что ему их соболезнования? Пусть…
И тогда он решил, что дочь он не отдаст. Никому. Никакой магии, империи, чкори… Хватит! Таисия будет нормальным ребенком!
Сейчас она обычная девочка, которая любит мягкие игрушки, как все дети. Вон какого кота купили на прошлой неделе – серого, мохнатого, с пятнышками на макушке. Потом гуляли в парке, катались на карусели. И вот зачем она пришла? Сестра его? Будто из сизого дыма возникла… С трубкой, пахнущей малиной, в цветастых юбках… Цирк! Зашептала про то, что это не просто кот, это дух-хранитель древней магии, и что когда Тая вырастет… Тьфу!
Она вырастет и будет ходить на дискотеки! Парней он, если что, приструнит, не зря же в органах работает. А сейчас, пока не выросла, он должен защитить ее от Зары! Любым способом…
Воспоминание вспыхнуло, будто падающая звезда, и тут же исчезло. Ночь. Звезды. Барс с синими глазами. Миро присмотрелся внимательнее. Ему кажется, или силуэт зверя почти растворился в лунном свете? Как будто он… исчезает. Прощай, галлюцинация. Даже жаль с тобой расставаться. Синие глаза вспыхнули на прощание…
– Прощай, Скользящий… Ты не принял меня, – метелью взвыло в голове чкори.
– Старый болван… Ты же убиваешь его!
– Зара?
Запах малины, стайка синеватых колечек танцует вокруг головы. Зара… Пижама, плед с бахромой, накинутый на плечи. Она как будто стала ниже ростом. Морщин прибавилось… Он, наверное, тоже не помолодел за эти годы, но ведь это же лишь игра его воображения. Или… нет?
– Прими его, Миро. Неужели ты не чувствуешь? Этот зверь – твоя душа.
Да… Плохо дело, Мирослав Петрович, совсем плохо! Справится ли Станислав Адамович, вот вопрос. Хотя… На то он и психиатр, чтобы с его видениями разбираться, а он того… Устал немножко. Поэтому сам бороться со своими видениями не может. Сил у него нет… Так что…
– А ну иди сюда! Иди, иди, не бойся! Иди сюда, зверь, иди ко мне! Ишь какой, а? Красавец!
Чем дольше он говорил, тем отчетливее видел барса и тем больше понимал, что ни за какие сокровища на свете не расстанется с ним! Зара права. Он – его душа.
Рояль имперцев сильно отличался от инструмента, к которому он привык в графстве, но если немного привыкнуть и избавиться от песка…
Рэм любил играть. Любил побыть с инструментом наедине. В этом плане он полностью разделял страсть императора Тигверда. А посему император лично шепнул герцогу Рэймскому, что рояль в полном его распоряжении.
С песком проблем не возникло. Он исчез, а на его месте появилась золотая копия Флоризеля.
Анук-чи лег на крышку рояля, опустив морду на лапы. Но не успел юный маг коснуться прохладных клавиш, щенок подпрыгнул и стал носиться по зале, пытаясь поймать ворвавшуюся в зал сквозь марево портала огромную птицу из золотого песка.
«Какой красивый песок Анук-Чи… Золотой! Совсем не такой, как тот, из Ваду. Тот больше похож на пепел», – мелькнула у мальчика мысль, и он понесся за щенком, лающим на галсту́ка по полутемным коридорам дворца к покоям герцогини Рэймской..
– Матушка, – Рэм поцеловал протянутую руку.
– Геральд… Этого… Лукьяненко нет уже сутки! Я не могу пробиться. Ты не только чкори, мальчик мой… Ты маг земли. Империя дала тебе много. Что есть, то есть… Помоги мне!
– Я?
Герцогиня смотрела на сына так долго, будто не видела целую вечность.
– Подойди…
Сын подошел, и женщина вдруг обняла его. Крепко. Взъерошила волосы, взяла его лицо в свои ладони, развернула к себе…
– Знаешь, этот человек… Лукьяненко. У него пропала дочь. А он так и не прочитал ее стихи… Ты пишешь стихи, Геральд?
– Не… н-нет…
– А если бы писал, ты бы показал мне их?
– Мам… – Рэм осторожно, будто боялся что-то спугнуть, скопировал интонацию Пауля и обнял мать так, как это обычно делал его названый брат.
Герцогиня гладила сына по голове, изо всех сил стараясь, чтобы он не понял, что она плачет. Рэм пытался поднять голову, чтобы увидеть ее лицо, но правительница герцогства Рэймского держала крепко. Она будет учиться у женщины, что спасла ее ребенка. Она не повторит ошибок Скользящего, исчезнувшего неизвестно где. Но… Но слез ее сын не увидит!
– Мам… что я должен сделать?
Герцогиня быстро отвернулась, подошла к шкатулке, достала несколько мешочков. В одном лежала земля, другие наполнили комнату ароматом сушеных трав.
Где бы ни останавливалась герцогиня, ее покои немедленно превращались в царство отваров, шкатулок, свечей и благовоний. Императорский дворец не был исключением. Более того, он принял чужую магию, сгорая от любопытства и нетерпения! Рэм чувствовал это, считывая мраморную отделку стен. В камине стоял треножник с медной чашей. Пальцы Дарины порхали над ней, перебирая травы.
Комната наполнилась дымом, чкори нараспев читала заклинания. Рэм почувствовал… силу! От нее кружилась голова, стучало сердце, кровь стала горячей, в горле пересохло, но… Это было прекрасно! Такого счастья он еще не испытывал! Вдруг нестерпимо, непреодолимо захотелось направить всю мощь этой силы для того, чтобы открыть портал.
Ему казалось, он наблюдает то, что происходит, со стороны. Вот мама вскинула руки, ее Анук-чи ринулся в открытый, вихрем вьющийся портал, а сама герцогиня что-то кричит, но он не слышит. Феликс, Ричард, Ирвин… Все что-то кричат, а он не слышит. Хорошо, что идет снег. Почему во дворце пошел снег – непонятно, но он холодный. И это хорошо…
– Геральд открыл портал. Не знаю как, но у него получилось. Я понимала, что удерживать портал мальчик не сможет. Видела, что он падает. Отправила Анук-чи за вами и ушла искать Лукьяненко, – герцогиня Рэймская говорила тихим, чуть хриплым от перенапряжения голосом, не сводя глаз с бледного сына, над которым склонился личный целитель императора.
– Хватит, Дарина! Не казните себя. Ничего не случилось. Вы все верно просчитали – только маг земли, в чьих жилах течет кровь чкори, и мог с этим справиться. Что было потом?
– Я нашла их в Пустоте. Попыталась вытащить, но… если бы не …
– Надо будет, когда Рэм оправится, попробовать вытащить Милфорда, – перебил Ричард.
– Ни за что! Геральд чуть не погиб! – отрезала герцогиня.
– Не преувеличивай, внучка. Мальчик твой сильный! Очень сильный…
– Кто вы? – Ричард смотрел на незнакомку.
Феликс и Ирвин заверили, что с герцогом Рэмом все будет в порядке, и принц Тигверд обратил наконец внимание на остальных. Пожилая женщина, что появилась во дворце вместе с полковником Лукьяненко, который до сих пор был без сознания, выглядела странно, но вела себя вполне активно. Даже… жизнерадостно. Черные глаза блестели на смуглом лице. Женщина была полной, сгорбленной, в выцветшей пижаме и клетчатом пледе с бахромой, накинутом на плечи. В одном Ричард не сомневался – перед ним чкори. Остальное…
– Я его троюродная сестра, – женщина кивнула в сторону Лукьяненко. – Он меня в психушку сдал, бедный. А теперь вот, думаю, сам туда собрался!
Тихий смех незнакомки наполнил дворец, камин вспыхнул чуть ярче.
Женщина стала рыться в складках пледа, и наконец, неизвестно откуда извлекла курительную трубку.
– Не возражаете, а? Я ж смотрю, дворец тут у вас, – черные глаза пытались вобрать в себя каждую мелочь окружающей обстановки, чтобы не забыть. Как будто узника выпустили, наконец, на свет.