Память пепла — страница 44 из 49

Последние слова утонули в страшном грохоте. Сверкнула молния, поднялся ветер, небо стало черным, и башня инквизиторов рухнула. Камни унесли с собой верховного инквизитора и змей с последней, замурованной в одну из стен кладкой омми.

И хлынул дождь! Ливень с силой вбивал остатки серого пепла, будто старался смыть этот позор с лица земли Ваду.

Дождь еще лил, когда неожиданно из-за туч вышло солнце. Такой огромной, такой яркой радуги в Ваду еще не видали! И кто бы заметил на ее фоне вспыхивающие то тут, то там порталы стихийников империи…

Никто и не заметил. Кроме Милфорда. Начальник имперской контрразведки тяжело вздохнул. Вот нет чтоб хоть пару дней дали в себя прийти! С другой стороны, если бы не Ирвин и Миро, ах, простите, чуть не забыл, – Мирослав Петрович Лукьяненко, – они бы просто не выжили.

Теперь придется всем все объяснять. По пунктам. Особенно Ре…

Он не успел. Ричард Фредерик Ре, ненаследный принц Тигверд как опытный военный мгновенно оценил ситуацию, безошибочно вычислив врага. Вот он. Тот, кто напал на сына, тот, из-за кого столько времени все они в напряжении. Он вспомнил это лицо. Там, среди скал. Он чуть не погиб тогда из-за этого проклятого нэйро! Он мог оставить без отца сыновей и любимую женщину, никогда не увидеть своего будущего ребенка, если Стихии все же смилостивятся…

Но только он собрался вынуть шпагу – раздался девичий крик:

– Не смейте!

А вот и девчонка, которую они искали! И Милфорд, который почему-то стоит столбом… Ладно, разберемся, живы – уже хорошо. А это что… Стихии!

Манул шипел и царапал лапами землю. Манул! Ричард вспомнил, как огромный барс – Анук-чи клана Скользящих между мирами – появился в императорском дворце. Скользящие… Его любимая сказка. Когда был совсем маленький, просил маму рассказать именно ее. Как жаль, что она этого не видит…

– Ре, не надо! – Милфорд обнял девушку за плечи, заводя ее за спину и одновременно преграждая другу путь к королю. – Я все объясню.

– Попробуй! – Ричард с трудом и некоторым сожалением оторвал взгляд от красавца-манула.


Король Арвин подошел к принцу Тигверду, просто пройдя сквозь манула. Кот чихнул и удивленно уставился на хозяйку. Чкори лишь пожала плечами. Не отрываясь, Эйш смотрел перед собой. Молча, не говоря ни слова, отстранил имперца и пошел дальше, туда, куда уже смотрели все, кто был на площади: славное войско под знаменем с цветущей яблоневой ветвью, спасенные дети, сдавшиеся инквизиторы…

Все они смотрели туда, куда король Ваду нерешительно сделал несколько шагов и застыл. Там, где еще видна была радуга, стояла женщина с двумя детьми.

Наверное, они бы стояли вечность, так и не решившись сделать этот шаг. Мужчина и женщина.

Еще недавно они оба думали, что смирились со своей судьбой. Страшной судьбой никогда не увидеть друг друга. Маги, проклявшие сами себя, сгорающие от мысли, что их собственные невинные дети – зло лишь только потому, что они – их.

Но дети совсем по-другому иной раз смотрят на окружающий мир. И это – счастье.

– Папа!

Принцесса не выдержала первой, но как только, оторвавшись от матери, она побежала навстречу, мальчик побежал следом. Они неслись, обгоняя друг друга, стараясь зачем-то друг друга еще и перекричать:

– Папа!

– Папа-а-а-а-а!

Он раскинул руки и прижал две золотые кудрявые головы к себе. Но глаз не опустил. Он так и смотрел перед собой, не отрываясь, пока наконец юной принцессе Эйш это порядком не надоело:

– Папочка… Мама ждет, иди…

Детские ладошки подтолкнули короля, и в то же самое мгновение королева сделала шаг навстречу. Они как будто шли к алтарю. Медленно. Ветер гнал белые лепестки яблонь за королевой длинным шлейфом, словно фату, и закружился вокруг, когда правящая чета наконец воссоединилась.

Губы друг друга они искали на ощупь, ничего не видя от слез, и когда лепестки поднялись вверх, рисуя над королем и королевой Ваду огромную корону, это было красиво. Очень. Только…

Плакала маленькая Ума, сжимая в одной руке руку отца, в другой – яблоко. Шурр незаметно стряхивал слезы огромной ладонью в бороду – чтоб никто не увидел. Женщины – те слез и вовсе не прятали, а Зорго Цум сжимал скрипку, так и не придумав, что же подойдет к такому вот случаю. Тая прижалась к Милфорду, и маг опустил лицо в ее темные кудри. Очень удобно, со стороны выглядит, будто он успокаивает девушку. Ведь еще не хватало, чтобы Ре увидел, что он… плачет.

А ненаследный принц Тигверд… Стихии! Да он просто уже отказывался что-либо понимать!

Глава 26

Чкори заметалась по белым мраморным плитам, будто дикий зверь. Золотая птица галсту́к закружила в синем небе.

Вероника смотрела на Дарину. Платье с узорчатым поясом, волосы перехвачены тесьмой. Тонкие запястья в браслетах, длинные пальцы в перстнях. Золотистая кожа, карие глаза. Какая она красивая. Сильная… И как же хочется для нее счастья!

Наконец женщина опустилась в кресло и посмотрела на принцессу Тигверд. В темных глазах была решимость. Она налила вина в бокал. Выпила. И заговорила:

– Мы с Геральдом никогда не ругались. Словно всегда были выше этого. И понимали, мы не только мать и сын, но прежде всего – герцогиня и ее наследник.

– А теперь? – Вероника сжала свой бокал.

– Теперь? Теперь мы просто не разговариваем.

– Рэм сейчас ни с кем не разговаривает. Только я не пойму, что случилось.

– Это я во всем виновата. – Герцогиня опустила голову.

– Что произошло? Расскажите. Расскажите мне.

– Меня захватила страсть. Этот человек… Я чувствую с ним такую связь… Мы не любили друг друга с отцом сына. Но жили во взаимном уважении. Наша страна и ее интересы – прежде всего. Да, мы, не задумываясь, отдали бы друг за друга жизни. Но это не та любовь! Вы меня понимаете?

– Конечно.

– Геральд принял это за любовь настоящую. Конечно же, его никто не разубеждал. А мы спали в разных спальнях. Лишь один раз исполнили свой долг – нужен был наследник. Я знала, кого любил мой муж. Он знал, что я не люблю его. Но это неважно! Вам, наверное, дико все это слушать…

– Вовсе нет. Я – историк. Таких примеров миллион. А вы? Вы любили кого-то?

– Да. Очень давно. Человека из вашего мира. Намного старше меня. Он был, как это у вас называется… Он был представителем правящей знати.

– Политиком?

– Да! Но его убили. И все это время я не думала о любви. Все было… правильно. Муж никогда не давал повода чувствовать себя униженной. Он был… Безупречен. А этот человек…

– Кто?!

После того случая на острове с Ирвином и Рене Вероника дала себе слово не лезть в чужую жизнь. Никогда! Отношения с Ией уже, увы, не наладятся. И сейчас она изо всех сил пыталась быть равнодушной. Но – как ни старалась – не получалось! Ничего не получалось.

– Миро. Отец Таисии. Не сжимайте так сильно бокал – он может треснуть, и вы поранитесь…

Вероника смутилась.

– Вы считаете, я вечно лезу не в свое дело?

– Нет, – Дарина улыбнулась, – я восхищаюсь вашей искренностью, деятельностью, желанием помочь. Просто… это очень дорогой хрусталь!

Они рассмеялись. Выпили.

– Мы… сошли с ума, – прошептала герцогиня. – Все было настолько случайно, настолько… Только что ругались – все как обычно. И вот… Все просто исчезло… Я и представить не могла, что от поцелуя может исчезнуть все вокруг…

– Почему вы плачете? Я не понимаю… Что в этом плохого?

– Геральд…

– Дарина! Он что, увидел, как вы?..

– Целуемся, да.

Вероника не знала, смеяться или плакать. С одной стороны – смешно. С другой… Как сама рыдала в точно такой же ситуации, она не забыла. И не забудет никогда. И сейчас очень близкому ей человеку, которого она способна понять, наверное, как никто другой, по крайней мере, в этом мире точно, нужна ее поддержка. Внутри шевельнулась злость:

– Дарина, а такая светлая мысль, что все происходящее просто-напросто не его дело… В голову вам обоим не приходила?

– Его отец погиб, защищая нас… Еще и года не прошло, – глухо сказала герцогиня.

– Но… если ты почувствовала себя живой, если ты полюбила… Рэм поймет. Должен понять! Я уверена, если бы он…

– Геральд со мной не разговаривает, Миро – тоже. Он говорил с сыном и принял решение отойти в сторону.

– Вот ведь! Мужчины!

– Он прав… Только это не поможет. Слишком… поздно.

Вероника вскочила.

– Я Рэму говорила: жду не дождусь того момента, когда он влюбится. И ему станет плевать на все: на свой титул, на правила, на приличия. На то – вовремя нахлынуло на него это желание или нет! Вот прилетит же этому поборнику хороших манер от Судьбы – зря он ее дразнит!

– Вероника! А что он должен был сделать?!

– Что?! Ежу ясно что! Сделать вид, что не видел того, что его не касается! И за мать порадоваться!

– А Еж… это?

– Это такой великий мыслитель. Из моего мира.

Вот зачем она соврала? Сама не знает. Просто… Просто так. От злости.

– Слишком мало времени прошло. И слишком неподходящий мужчина.

– Для кого неподходящий? Никто, слышишь? Никто не имеет права решать, кто подходит тебе, а кто – нет! Никто! Только твое сердце…

– Геральд поступил, как правильно. Как до́лжно.

– Скажи, Дарина, ты чувствуешь себя счастливой?

– Нет, но…

– А может быть, счастливым чувствует себя Миро? Или Рэм?

– Рэм? Но ведь все получилось так, как он хотел!

Дождь рухнул с яркого, ясного неба. Внезапный, как поцелуй герцогини Рэймской и полковника Лукьяненко, он требовательно застучал по мраморным плитам, фруктам в вазе, бокалам из очень дорогого хрусталя…

– Соленый… – с удивлением прошептали женщины.

– Соленый! – согласилась с ними… Ия, появляясь рядом из капель дождя. Русалка улыбалась:

– Добрый день, простите за вторжение!

– Добрый.

Вероника похолодела. И дождь холодный, и вообще, с некоторых пор как-то неуютно ей под взглядом глаз цвета океана.

– Мне сообщили, что вы отбыли к герцогине Рэймской, и я позволила себе вас разыскать.