Работая после расстрела во вторую смену, я всё время ломал голову над тем, каким путём лучше уйти из рук Гаранина. Мы находились на западном склоне Черского хребта. Надо было уходить на запад, по направлению к Якутску. До Алдана придётся пробираться через горы и глухую тайгу, переправляться через две реки – Индигирку и Яну. Это больше тысячи километров. На всём пути, как я знал из учебника географии, не было населенных пунктов. Значит, надо иметь запас продуктов, одежды и, желательно, ружьё, чтобы защитить себя от зверей. У меня ничего этого не было. И взять негде. А уходить с пустыми руками – верная смерть. Но и оставаться – смерть. Скоро зима, а зимой из лагеря будет уйти невозможно. Умирать не хотелось, я был ещё молодой, меня ждала семья.
Своими мыслями я осторожно поделился с двадцатидвухлетним Степаном Фроловым. Родом он был из села Фролово Ульяновской области, работал в комсомоле. Парень хороший. На Колыму попал не без помощи друга. Степан и его товарищ любили одну девушку. Та дала согласие выйти замуж за Степана. Друг отомстил – оклеветал парня, и его в день свадьбы арестовали (почти как Дантеса в известном романе). Осудила Степана «тройка» НКВД заочно, сроком на десять лет.
Юноша поддержал меня, и в ту же ночь мы решили с работы в лагерь не возвращаться.
Стояла тёмная ночь. Кругом ничего не видно. Справа и слева лежат кучи промытого песка. Когда бригаду повели на обед, мы, воспользовавшись темнотой, сделали два шага в сторону от тропинки и легли на землю. Охрана не заметила. Минуты через три отползли в противоположную сторону, поднялись и бесшумно перебежали дорогу, по которой постоянно ходила охрана. Дальше надо было подниматься в гору. Шли в полной темноте. Иногда останавливались и прислушивались, нет ли погони. Вышли на вырубку и оказались на просеке. Кто-то неподалеку закашлял, и мы замерли. Минут через десять мимо нас медленно прошёл охранник. На наше счастье – без собаки. Мы осторожно прошли по просеке и углубились в горы. Лес сменился кустарником. Впереди показалась вершина – голая, каменистая. Из кустов, напугав нас, выбежал заяц. Скоро утренняя заря осветила вершину горы. Небо стало сереть, но видимость ещё была плохая. Мы торопились скорее переправиться на другую сторону. Забрались на вершину. Спускались по каменистому склону – ноги скользят, камни из-под ног срываются и уносятся в глубину ущелья. Степан провалился между двумя каменными глыбами и никак не мог выбраться: не за что ухватиться. Я лёг на живот, подал руку. Камень сдвинулся с места, придавил его ещё сильнее. Я снял брюки, дал ему одну брючину, вторую держу сам. Кое-как вытянул! Но Степан сильно ушиб ногу, стал хромать. Спускаться стало ещё труднее, за нами летели камни.
От лагеря мы ушли совсем недалеко. Пошли на север, куда беглецы вообще не уходят. Здесь мы условились встретиться с Ивановым и Карякиным, но их не было. Полдня ждали, но не дождались и пошли вперёд по намеченному маршруту.
Ниже скал рос кустарник, в долине реки был виден густой тёмный лес, но до него надо пробираться через болотистое место. Прямо пройти невозможно, пошли в обход. За лесом видны заснеженные вершины гор с многочисленными изломами. Вдали – бескрайняя тайга. Туда мы и держали путь.
На краю болота много разных ягод: морошка, голубика, клюква. Срываем на ходу. После полудня добрались до берега реки Берелех, которая течет на север. Вода в реке очень холодная. Решили переправиться на другой берег, там было безопаснее. Разделись, одежду и галоши связали в узел, залезли в воду. Водя ледяная, заходим всё глубже и глубже, потом поплыли. Левой рукой я держу узел, правой гребу. Вижу, Степан тонет, спешу к нему на помощь. Он уже упустил свою поклажу. Течение сильное, на повороте я цепляюсь за ветку ивы, склонившуюся к воде, из другой руки тоже упускаю свой узел и хватаюсь за рубашку товарища, тяну к себе. Оба кое-как выбрались на берег. Обессилевшие до изнеможения, лежим на земле, зубы стучат, нас трясёт, как в лихорадке.
Минут через десять встаём на ноги и идём искать узлы вниз по берегу. На изгибе реки валежник поперек течения. Он своими сучьями задержал наши вещи. Свои я достал без труда, а узел Степана развязался. Одна галоша утонула, кепка уплыла, а бушлат и брюки зацепились за макушку дерева. Пришлось снова лезть в холодную воду. Бушлат, брюки, рубашки и всё белье выжали. Сушить было негде, надели на себя мокрую одежду. Был уже вечер, дождь моросил, холодно. Решили разжечь костер, чтобы высушиться. Дрова мокрые, спички отсырели, костёр никак не разжигался, но всё же получилось зажечь огонь. Горит плохо, дым разъедает глаза. Степан притащил сухие сучья, и костёр разгорелся сильнее. Подсушили одежду, переоделись и расположились на ночлег. А к утру хлынул дождь, и укрыться негде. Пошли по берегу вверх, дул резкий осенний насквозь пронизывающий ветер. Едва передвигаемся, всё чаще останавливаемся. В одном месте заметили огромный валежник. Залезли под него, прижались друг к другу и сидели до утра.
Утром дождь перестал. В полдень мы вышли из болотистого сырого леса и вошли в сухой лес. Солнце греет, тепло стало, одежда немного подсохла. Лежим на земле, отдыхаем, собираем ягоды вокруг себя, кладём в рот: оба очень проголодались. Потом встаём и идём дальше. Попадаются грибы, рвём и кладем их в рот сырыми. Лес становится реже, видны просвет и опушка. Трава невысокая, и кустов мало, идти стало полегче. Вышли к речушке, вода в ней грязная, мутная. Перешли речку вброд и повернули направо, наткнулись на избушку, а там засада. По телу пробежал холодок. Немного дальше увидели лесопилку. Возвращаться было уже поздно. Ползком обогнули избушку и пошли дальше. Вышли к небольшому лесному озеру, на самой середине его бесшумно плавали дикие утки. Нашли палки и крадучись пошли по берегу. Утки почуяли нас и сразу же улетели. Я смотрю вслед и вижу, как навстречу нам идут двое из охраны с собакой. Мы пригнулись к земле и тихо, незаметно вошли в камыши, там замерли. Нас не заметили, прошли мимо. Когда они скрылись, мы двинулись дальше, шли без остановки до самого вечера.
В тайге ночь наступает быстро, не успеет солнце скрыться, как становится сумрачно и очень холодно, тьма окутывает землю, не видно ни гор, ни холмов, одна чернота и полное безмолвие. Мы выбрали сухое место и легли отдыхать. Комары гнусят, больно кусают, не дают уснуть. Утром поднялись, слышим, рядом речка журчит. Пошли к реке, умылись с берега, попили водички и потопали потихоньку на юго-запад. Вышли на свежую вырубку. Недалеко виднелся сруб, возле него две лошади на привязи. Мы подумали, что здесь отдыхают геологи, может, у них достанем продукты. Подошли к срубу, дверь занавешена одеялом, я чуточку отодвинул одеяло, смотрю, на полу спят люди. Их было семеро. Продуктов не видать, а в дальнем углу стояли винтовки. Значит, мы опять наткнулись на засаду. Снаружи рядом со срубом лежал неполный мешок с овсом, половину мы взяли и быстро ушли. Лошадей не стали брать, подумали, что этим выдадим себя. Идём быстро, торопимся. Вначале шли легко, потом стало труднее, вязнем, проваливаемся и наконец заметили звериную тропу. Шли по ней долго, в одном месте на песке увидели след медведя: стопа шире, но короче человеческой. Стемнело, и идти дальше ночью в тайге стало невозможно, да и устали сильно. Легли прямо на землю и заснули.
Спали тревожно. Встали рано. Сырое туманное утро, на траве роса, впереди поляна, усыпанная синими, розовыми и белыми цветами. Я сорвал цветы иван-чая и сказал:
– Давай, Стёпа, сообразим чаёк. Заварка есть.
Вдруг слышим женские голоса. В конце поляны появились женщины с косами, их было человек двадцать. Кто они? Пойти бы к ним, попросить кусок хлеба. Но нельзя. Мы не знаем, что это за люди. Уходим с поляны, спускаемся к какой-то речке. На берегу солдаты. Котелками набирают воду. Значит, женщины – заключённые, а солдаты их охраняют.
На четвёртый день мы вышли на тропу со следами не то диких зверей, не то оленей, и она нас привела к поляне, на которой мы решили передохнуть и хоть немного подкрепиться ягодами. Вдруг видим: невдалеке проехал верхом якут. Он нас заметил, прятаться было уже поздно. Он, видно, доехал до засады и рассказал про нас. Солдаты с собакой кинулись на наши поиски.
Мы стали уходить, идём через бурелом. А там вечная мерзлота, деревья пускают корни неглубоко, запинаемся о них. Пересекаем ручьи, пробиваемся сквозь густые заросли. Видно, там ещё не ступала нога человека. Вышли на открытое место. Кругом высокие кусты малины. Решили собрать ягоду про запас. Впереди около куста ольхи зашевелились кусты малины. Я приблизился к кустам, говорю:
– Стёпа, хватит собирать, пойдём дальше.
Он не отвечает. Я подошёл вплотную и увидел не Степана, а… медведя. Тот стоит на задних лапах и собирает малину. Я стою и не могу сообразить, что мне делать. Медведь увидел меня, слегка заревел и, раскачиваясь вправо и влево, побежал в чащу леса.
Идти по медвежьему следу мы не решились, и оставаться там было опасно. Пошли через болото на сопку. Ещё из леса не вышли, как уже началось болото. Мы стали перепрыгивать с одной кочки на другую, но они попадались всё реже. Не раз проваливались по пояс в ледяную жижу, а потом кочек не стало вовсе – одна коричневая жижа. Плывём по этой жиже. Ни на секунду нельзя остановиться, сразу засасывает. Так мы плыли метров двести, затем снова появились кочки, поросшие травой и мелкими кустиками. Цепляемся руками за кустики и траву, отдыхаем, а сами по горло в трясине. Наконец почувствовали под ногами твердую почву, но совершенно выбились из сил. Залезли на большую кочку и лежим, уткнувшись лицом в траву. Уже ночь наступила. Мы немного отдохнули и ползём дальше. Опять отдыхаем, потом снова ползём. Так постепенно выбрались из болота. Обессиленные, упали на землю и некоторое время лежали в забытьи. Мучил голод, не было сил двинуть рукой.
Дальше было сухо, никакой растительности. Видимо, здесь был пожар, кругом лежали головёшки, чёрные угли. Мы выжали одежду и устроились спать и проспали до самого утра. Утром глядим: руки наши и лица все в бугорках от укусов комаров. Сняли с себя одежду, выжали её и высушили на солнце. Потом оделись и пошли дальше. Над нами пролетала стая диких гусей, затем послышался шум мотора, и в небе показался самолет. Он летел на запад, значит, на материк. Мы вспомнили родных и близких. На душе стало горько. Вижу: Степан пал духом, не хочет даже разговаривать. Я собрал все силы, встаю и говорю ему: