— Сандип, — позвал Талманес. — Кто это там?
В непосредственной близости собралась большая группа солдат, разглядывавших город.
— Наёмники, — проворчал Сандип. — Мы прошли мимо нескольких групп. И кажется, никто из них не собирается и пальцем пошевелить.
— Это мы ещё посмотрим, — ответил Талманес.
Из ворот по-прежнему выплескивался поток беженцев. Люди кашляли, сжимая в руках свои жалкие пожитки и ведя за собой детей. Долго еще поток не поредеет: Кеймлин был переполнен, точно гостиница в ярмарочный день. Уносящие ноги счастливцы составляли лишь малую часть оставшихся внутри.
— Талманес, — тихо сказал Сандип, — скоро город превратится в капкан. Слишком мало путей для отхода. А если мы завязнем внутри…
— Я знаю. Но…
Толпа в воротах заволновалась, по ней словно прошла дрожь. Крики усилились. Талманес развернулся; в полутьме прохода двигались огромные фигуры.
— Свет! — воскликнул Сандип. — Что это?
— Троллоки, — ответил Талманес, поворачивая Селфара. — Свет! Они собираются захватить ворота, чтобы остановить беженцев.
В городе было всего пять ворот, и если троллоки захватили их все…
Это уже настоящая бойня. И если троллоки смогут остановить бегство перепуганных людей, всё станет гораздо хуже.
— Шеренгам ускориться! — крикнул Талманес. — Все к городским воротам!
Он пустил Селфара в галоп.
Быть может, где-нибудь в другом месте это здание назвали бы гостиницей, хотя Изам никогда никого тут не видел, кроме женщин с тусклыми взглядами, прибиравшихся в нескольких унылых комнатенках и готовивших безвкусные обеды. Наведываться в этот дом было неприятно. Изам сидел на жёстком стуле за сосновым столом, столь старым, что, похоже, он состарился задолго до рождения Изама. Изам прикладывал все усилия, чтобы не прикоснуться к поверхности стола, иначе рисковал приобрести больше заноз, чем копий у Айил.
Помятая жестяная кружка Изама была заполнена темной жидкостью, хотя он и не пил. Он сидел у стены, достаточно близко к единственному окну гостиницы, чтобы видеть грязь на улице, тускло освещенную в вечернее время несколькими ржавыми фонарями, висевшими снаружи зданий. Изам старался, чтобы его профиль нельзя было рассмотреть сквозь немытые стекла. Он никогда не смотрел прямо. В Городе лучше не привлекать к себе внимания.
За неимением другого имени, место это так и называлось: Город. За две тысячи лет приземистые, ветхие его домишки сменялись бессчетное количество раз. Хотя, если приглядеться, размерами место действительно напоминало довольно крупный город. Большинство домов построили заключенные, у которых зачастую не было ни малейшего понятия о ремесле, а руководили ими точно такие же невежды. Казалось, строения цеплялись друг за друга, чтобы не упасть.
Изам украдкой наблюдал за улицей, по его лицу струился пот. Кто же придет за ним?
Вдалеке он с трудом различал очертания горы, заслонявшей ночное небо. Где-то снаружи, в Городе, слышался скрежет металла о металл, похожий на биение стального сердца. На улице мелькали фигуры. Мужчины в плотно сидящих плащах с капюшонами, с лицами, скрытыми до глаз кроваво-красными вуалями.
Изам был достаточно осторожным, чтобы не задерживать свой взгляд на них.
Прогремел гром. Склоны горы кишели странными на вид молниями, которые били в вечно покрытое тучами небо. О Городе знали лишь немногие. Стоял он вблизи долины Такан`дар, над которой возвышался сам Шайол Гул. Лишь немногие знали о нем, а еще кое-кто слышал только слухи о существовании Города. Изам рад бы был не принадлежать к тем немногим.
Мимо прошел еще один. Красные вуали. Они носили их всегда. Ну, почти. Если увидишь, что кто-то вуаль снял, знай: его нужно убить. Иначе он тебя убьет. Казалось, мужчины в красных вуалях ничем не занимались, только угрожающе смотрели друг на друга да пинали вечно попадающих под ноги тощих и одичавших дворняг. Всего лишь несколько женщин, осмелившихся выйти на улицу, потупив глаза, жались к развалинам домов. Детей не было видно, да и вряд ли их тут много. Изам знал, что детям в Городе не место. Знал, потому что сам вырос здесь.
Один из мужчин, шедших по дороге, посмотрел в окно Изама и остановился. Изам вёл себя очень спокойно. Самма Н`Сеи, Ослепляющие, всегда были очень раздражительны и полны гордыни. Хотя нет, раздражительны — это ещё мягко сказано. Им достаточно было простой прихоти, чтобы вонзить нож в одного из Лишенных Дара. Обычно, за все расплачивался какой-нибудь бедолага-слуга. Обычно.
Мужчина в красной вуали продолжал рассматривать его. Изам взял себя в руки и не стал делать вид, будто отступает. Его вызвали сюда по срочному делу, и тот, кто хочет жить, не будет медлить. Но всё же… Если мужчина сделает хотя бы шаг в направлении здания, Изам ускользнёт в Тел`аран`риод, спокойно зная, что даже Избранный не сможет последовать за ним туда.
Внезапно Самма Н`Сеи отвернулся от окна. Мгновение — и он уже удалялся от здания быстрыми шагами. Изам почувствовал, как напряжение понемногу спадает, хотя от него здесь совсем не избавиться, только не здесь. Это место не было домом, несмотря на то, что здесь прошло его детство. Это место — смерть.
Движение. Изам бросил взгляд в конец улицы. Очередной высокий мужчина в чёрной куртке и плаще, с открытым лицом, шёл к нему. Невероятно, но улица была пуста, точно Самма Н`Сеи рассеялись по другим улицам и аллеям.
Итак, это был Моридин. Изам не был очевидцем первого визита Избранного в Город, но слухи до него дошли. Самма Н`Сеи поначалу думали, что Моридин — один из Лишённых Дара, пока он не продемонстрировал им обратное. В отличие от них, его ничто не ограничивало.
Количество мёртвых Самма Н`Сеи менялось в зависимости от рассказчика, но никогда не было меньше дюжины. Судя по тому, что видел Изам, он мог в это поверить.
На улице не было никого, кроме собак, когда Моридин дошёл до гостиницы. И он свернул направо за угол. Изам наблюдал так пристально, как только смел. Моридина, казалось, не интересовал ни он, ни гостиница, в которой Изаму велели ждать. Возможно, у Избранного были другие дела, и Изамом он займётся позже.
После того, как Моридин ушёл, Изам, наконец, сделал небольшой глоток тёмного напитка. Местные назвали его просто — «огонь». И попали в точку. Якобы он был связан с каким-то напитком из Пустыни. Как и всё в этом Городе, это была исковерканная версия оригинала.
Как долго Моридин заставит его ждать? Изаму здесь не нравилось. Это место слишком напоминало ему детство. Подошла служанка — женщина в таком поношенном платье, что его уже можно было назвать лохмотьями, — и швырнула на стол тарелку. Оба не обмолвились и словом.
Изам посмотрел на еду. Овощи — перец и лук, в основном, — сварены и тонко порезаны. Он взял кусок и попробовал на вкус, после чего вздохнул и оттолкнул тарелку в сторону. У овощей был такой же вкус, как у пресной пшенной каши. Мяса не было. Вообще-то к лучшему: он не любил есть мясо, если не сам убил и разделал дичь. Это осталось с детства. Если ты не разделал его сам, ты не можешь быть уверен. Не полностью. Здесь, если ты нашёл мясо, оно должно было быть добыто на юге или, в крайнем случае, выращено в этих местах, какая-нибудь корова или коза.
Но это могло быть и кое-чем ещё. Люди проигрывали в азартные игры и не могли отдать долг, а потом пропадали. Часто те Самма Н`Сеи, которым не доверяли, заканчивали своё обучение. Тела исчезали. Трупы редко «доживали» до похорон.
«Да гори оно все, — подумал Изам, а желудок его урчал от голода. — Дотла сгори разом с…»
Кто-то вошёл в гостиницу. К сожалению, со своего места он не мог следить сразу за обеими тропинками к дому. Это была привлекательная женщина, одетая в чёрное с красной отделкой платье. Изам не узнавал её стройную фигуру и нежные черты лица. Он был почти уверен, что знает в лицо всех Избранных, потому что достаточно на них насмотрелся в своих снах. Разумеется, они об этом не догадывались. Они считали себя хозяевами этого места, и некоторые были весьма искусны.
Он был не менее искусен, а еще исключительно ловко умел быть незаметным.
Кем бы она ни была, она явно решила скрыть своё истинное лицо. Почему ей нужно беспокоиться об этом здесь? Так или иначе, она должна быть одной из тех, кто вызвал его сюда. Ни одна женщина не ходила в Городе с таким надменным выражением лица, с такой самоуверенностью, как будто если она прикажет горе прыгнуть, та подчинится. Изам бесшумно опустился на одно колено.
Это движение вызвало ноющую боль в животе в том месте, где он был ранен. Изам до сих пор не оправился от битвы с волком. Он почувствовал нарастающее внутри напряжение; Люк ненавидел Айбару. Необычно. Люк был гораздо менее склонен к конфликтам, чем Изам. Ну, так он, по крайней мере, о себе думал.
В любом случае, по поводу именно этого волка их мнения сходятся. С одной стороны, Изам был возбужден; ему, охотнику, редко кто мог бросить такой вызов, как Айбара. С другой стороны, его ненависть была глубже. Он непременно убьёт Айбару.
Изам скрыл гримасу боли, опустив голову. Женщина оставила его стоять коленопреклонённым и присела за стол. Она несколько раз провела пальцем по стенке жестяной кружки, вглядываясь в содержимое, ничего не говоря.
Изам держался прямо. Многие из тех идиотов, которые называли себя Друзьями Темного, корчились и извивались бы от злости, если бы кто-то взял над ними верх. «И в самом деле, — признался он с неохотой, — Люк, должно быть, корчился, как и они».
Изам был охотником. Он не желал ничего иного. Когда тебя устраивает то, что ты есть, нет причин злиться, если тебе указывают твоё место.
«Гори оно всё», — но бок у него и так уже горел.
— Я хочу, чтобы он умер, — сказала женщина. Её голос был мягким и при этом сильным.
Изам ничего не ответил.
— Я хочу, чтобы его выпотрошили, как животное, чтобы его кишки вывалились на землю, кровью напоили воронов, а кости остались сначала белеть, потом сереть, а потом рассыпались из-за жары. Я хочу, чтобы он умер, охотник.