Она покачала головой.
— Я совсем забыла, что ты здорово умеешь говорить ни о чем, Мэтрим.
— Когда ты увидела меня, — пояснил Мэт, — с кинжалом, который мог полететь в тебя, в руке — ты не позвала стражу. Ты не боялась, что я пришел, чтобы убить тебя. Ты оглянулась через плечо, чтобы увидеть мою цель. Я считаю, это было самое сильное признание в любви, которое мужчина может получить от женщины. Если, конечно, ты не присядешь ко мне на колени на минутку…
Она не ответила. Свет, но она и в самом деле казалась холодной. Неужели все изменилось с тех пор, как она стала Императрицей? Он ведь не потерял ее, верно?
Фурик Карид, капитан Стражей Последнего часа, вскоре прибыл вместе с Музенге. Карид выглядел как человек, который только что увидел, как горит его дом. Другие Стражи Последнего Часа салютовали ему и, похоже, казалось сникли перед ним.
— Императрица, мои глаза опущены, — сказал Карид, опускаясь ничком на землю перед ней. — Я присоединюсь к тем, кто провинился, мы покончим с собой пред вашим лицом, как только прибудет на смену новый отряд стражей.
— Ваши жизни принадлежат мне, — сказала Туон. — И вы не окончите их до тех пор, пока я не разрешу. Этот убийца был не обычный человек, а порождение Тени. Твои глаза не опущены. Принц Воронов научит вас, как увидеть такое создание, так что в следующий раз вас не застанут врасплох, — Мэт был совершенно уверен, что Серый Человек был рожден совершенно естественно, и, более того, троллоки и Исчезающие тоже. Однако не стоило указывать на это Туон. Кроме того, его внимание привлекло нечто другое в ее приказе.
— Так что я теперь должен сделать? — спросил Мэт.
— Научить их, — мягко сказала Туон. — Ты Принц Воронов. Это будет частью твоих обязанностей.
— Нам нужно это обсудить, — сказал Мэт. — Все называют меня «Высочайший», так не пойдет, Туон. Этого просто не должно быть.
Она не ответила. Она ждала, пока закончатся поиски, и не пыталась скрыться во дворце.
Наконец Карид снова подошел к ней.
— Высочайшая, в садах нет следов этой твари, однако один из моих людей обнаружил следы крови на стене. Я предполагаю, что убийца сбежал в город.
— Маловероятно, что он попытается снова убить меня этой ночью, — сказала Туон. — Пока мы начеку. Не распространяйте эту новость среди обычных солдат и стражи. Сообщите моему Голосу, что наша уловка перестала действовать, и что мы должны придумать новую.
— Да, Императрица, — сказал Карид, снова низко поклонившись.
— А теперь, — сказала Туон, — освободите сад и охраняйте стены и ворота. Я буду проводить время со своим супругом, который потребовал, чтобы я «заставила почувствовать, что его любят».
— Это не совсем то, что я сказал — промолвил Мэт, пока Стражи Последнего часа скрывались в темноте.
Туон кинула на Мэта изучающий взгляд, потом стала раздеваться.
— Свет! — сказал Мэт. — Ты это имела в виду?
— Я не собираюсь сидеть у тебя на коленях, — сказала Туон, высвобождая одну руку из одежды и обнажив грудь. — Хотя я могу позволить тебе сесть на меня. Этой ночью ты спас мне жизнь. Этим ты заслужил особые привилегии. Это…
Она умолкла, как только Мэт схватил её и поцеловал. Она от неожиданности напряглась. «В треклятом саду, — подумал он. — Когда солдаты бродят вокруг на расстоянии слышимости». Хорошо, если она думает, что Мэтрима Коутона это смутит, её ждёт сюрприз.
Он оторвался от ее губ. Она прильнула к нему, и, к его радости, затаила дыхание.
— Я не буду твоей игрушкой, — строго сказал Мэт. — Я этого не потерплю, Туон. Если ты будешь настаивать на своем, я уйду. Заруби себе на носу. Иногда я валяю дурака. С Тайлин так точно. Я не буду так поступать с тобой.
Она поднялась и дотронулась до его лица, неожиданно ласково.
— Я бы не сказала тех слов, которые сказала, если бы считала тебя лишь игрушкой. Мужчина, потерявший глаз, в любом случае не игрушка. Ты познал битву; каждый, кто посмотрит на тебя, поймет это. Тебя не примут за дурня, да и мне нет пользы от игрушки. Мне нужен принц.
— А ты меня любишь? — спросил он, с трудом выговорив эти слова.
— Императрица не любит, — сказала она. — Я сожалею. Я с тобой, потому что так повелевают пророчества, и потому с тобой я принесу Шончан наследника.
У Мэта возникло ощущение, будто он тонет.
— Однако, — сказала Туон. — Возможно, я могу допустить, что… рада тебя видеть.
«Хорошо, — подумал Мэт, — думаю, могу это принять. Пока».
Он снова поцеловал её.
Глава 16Кричащая тишина
Лойал, сын Арента, сына Халана, тайно всегда хотел быть быстрым.
Лойал считал людей удивительными созданиями! Причем не скрывал этого. Его поражала невнимательность людей, их неспособность слушать. Лойал мог проговорить с ними целый день, а затем обнаружить, что большую часть они пропустили мимо ушей. Неужели, люди думают, что кто-то будет говорить просто так — без цели?
Лойал слушал, когда они говорили. Каждое слово из их уст много говорило о них. Люди были похожи на молнию. Вспышка, взрыв, сила и энергия. И все пропало. На что это похоже?
Торопливость. Из торопливости стоило извлечь некоторые уроки. Лойал начинал задаваться вопросом, а хорошо ли он освоил этот особый урок.
Лойал шагнул в лес слишком тихих деревьев, Эрит была рядом с ним, другие Огир окружили их. У всех или лежали на плечах топоры, или были в руках длинные ножи, поскольку Огир пришли сражаться. Уши Эрит вздрагивали; она не была Древопевцем, но она чувствовала, что деревьям плохо.
Это было действительно ужасно. Он бы не смог объяснить ощущение здоровых деревьев, как не смог бы объяснить ощущение ветра на своей коже. От здоровых деревьев шла правильность, подобная запаху утреннего дождя. И хотя правильность не издавала ни звука, но звучала как мелодия. Когда он пел деревьям, то купался в этой правильности.
В этих же деревьях не было этой правильности. Если он приближался к ним, то что-то слышал. Кричащую тишину. И это не было звуком, только чувством.
В лесу перед ними развернулась битва. Армии Илэйн медленно отступали на восток, покидая лес. Они уже почти достигли края Браймского Леса. Как только они оставят лес, им придется срочно отступить к мостам, переправиться, и сжечь их за собой, уничтожая залпами огня троллоков, которые попытаются навести собственные мосты и переправиться вслед за ними. Башир надеялся, что ему удастся сильно сократить численность врагов на переправе через Эринин, прежде чем они двинутся дальше на восток.
Лойал был уверен, все это послужит увлекательным сюжетом для его книги, когда он напишет ее. Если напишет… Его уши расправились, как у Огир, начинающего песнь войны. И он присоединил свой голос к другим, радуясь грозной песне — зову крови, зову смерти — заполнившей пустую тишину деревьев.
Он побежал вместе с другими, рядом с ним Эрит. Лойал вырвался вперед, топор над головой. Ярость переполняла его, вытесняя все мысли. Троллоки не только убивали деревья, они забирали их душу…
Зов крови, зов смерти.
Под рёв песни Лойал, размахивая топором, врубился в ряды троллоков, Эрит и еще один Огир присоединились к нему и остановили главный удар троллоковых сил в этом месте. Он не намеревался возглавить атаку Огир. Но все-таки сделал это.
Он ударил по плечу троллока с головой барана и отрубил ему руку. Тело завопило и упало на колени, и Эрит пнула его в лицо, отбрасывая назад в ноги стоявших за ним троллоков.
Лойал не прервал своей песни, зова крови, зова смерти. Пусть их услышат! Пусть их услышат! Взмах за взмахом. Рубка мёртвой древесины, вот что это было. Мертвая, гниющая, мерзкая древесина. Он и Эрит бились рядом со старейшиной Хаманом, который откинул назад и прижал уши и выглядел страшно свирепым. Спокойный старейшина Хаман. Он тоже был в ярости.
Обескровленные в бою ряды Белоплащников, на помощь которым пришли Огир, расступились, освобождая путь для Огир.
Он пел и сражался, ревел и убивал, ударяя троллоков топором, предназначенным для того, чтобы рубить деревья, и никогда — плоть. Работа с древесиной была почетным занятием. Это же… это было уничтожение сорняков. Ядовитых сорняков. Удушающих сорняков.
Он продолжал раскалывать троллоков, забываясь в зове крови и смерти. Троллоки начали бояться его. Он видел ужас в их глазах-бусинках, и ему это нравилось. Они привыкли к бойцам, которые были меньше их.
А вот пусть теперь попробуют кого-то равного себе по росту. Троллоки рычали, а Огир давили на них, заставляли отступать. Лойал обрушивал удар за ударом, отрубал руки, рассекал тела. Он вломился между двумя троллоками с медвежьими мордами, рухнувшими под его топором, он кричал в ярости — теперь в ярости из-за того, что троллоки сделали Огир. Они должны были наслаждаться миром в стеддинге. Они должны были строить, петь и растить.
Они не могли. Из-за них… эти сорняки им не позволили! Огир были вынуждены убивать. Троллоки превратили строителей в разрушителей. Они вынудили Огир и людей вести себя как они, троллоки. Зов крови, зов смерти.
Хорошо, пусть видит Тень, как опасны могут быть Огир. Они будут сражаться и будут убивать. И сделают это лучше, чем человек, троллок или Мурддраал могли себе представить.
Лойал видел страх троллоков, видел ужас в их глазах — они начинали понимать.
— Свет! — воскликнул Галад, выходя из боя. — Свет!
Атака Огир была ужасна и достойна славы. Как же сражались эти создания — уши откинуты назад, глаза широко раскрыты, широкие плоские, как наковальни, лица. Они преобразились, все их спокойствие исчезло. Они прорубались через ряды троллоков, повергая этих зверей на землю. Второй ряд Огир, состоящий в основном из женщин, добивал троллоков с помощью длинных ножей, убивая любого, кому удалось пробиться сквозь первую наступающую линию.
Галад считал троллоков, в которых было перемешано человеческое и животное начала, жуткими, но сейчас Огир выглядели куда как более страшно. Троллоки были просто отвратительны… но Огир раньше всегда были такими спокойными, добрыми, учтивыми… Только посмотреть, как они, впав в ярость, распевают жуткую песню и сражаются своими огромными топорами в рост человека… Свет!