ебование явно никому не пришлось по вкусу. А он сам не был уверен, надо ли ему радоваться, что двое из них начали действовать сообща — возможно, теперь ему следует тревожиться, чтобы они не объединились против него.
Это мысль пришла из давних, более простых времен. Прошедших времен. Он криво усмехнулся, зная, что улыбка не коснулась его глаз. Морейн и Найнив отдали ему свою Силу, и он принял ее. Том поцеловал Морейн, затем они повернулись, разглядывая отверстие перед ними. Оно вела вниз, прямо к основанию горы и к огненной яме, которая была в этом мире ближайшим местом к узилищу Темного.
Тени от вернувшегося солнечного света лежали вокруг входа в пещеру. Ветер терзал его, ноге было тепло от его собственной крови. «Я не выйду живым из этой ямы», — подумал он.
Но ему уже давно было все равно, выживет он или нет.
Главная его мысль — все ли он сделал правильно? Пришло ли время действовать? Достаточно ли хорошо он все спланировал? Он обязан был сделать все правильно!
— ВРЕМЯ ПРИШЛО. ДАВАЙТЕ ВОЗЬМЕМСЯ ЗА ДЕЛО.
Голос звучал с обреченностью землетрясения, слова дрожью проходили через него. Не просто звук в воздухе, нечто намного большее, слова как будто передавались непосредственно от одной души к другой. Морейн ахнула, широко распахивая глаза.
Ранд не удивился. Он слышал этот голос раньше, и осознавал, что ждал его. По меньшей мере, надеялся его услышать.
— Спасибо, — прошептал Ранд и шагнул вперед, в реальность Тёмного, оставляя за собой кровавые следы.
Глава 24Забыть про знамения
Фортуона, императрица империи Шончан, рассматривала своего мужа, пока он отдавал приказы её войскам. Они находились около дворца в Эбу Даре, и она восседала на сложном передвижном престоле, оснащённом жердями в нижней части, чтобы его могла нести дюжина солдат.
Трон наделял ее величием и создавал иллюзию монументальной неподвижности. Убийцы подумали бы, что она, облаченная в тяжелые церемониальные шелка, в платье, тяжелыми складками ниспадавшее до земли, не может быстро передвигаться. Какой неожиданностью для них стало бы то, что она может освободиться от тяжелого облачения одним движением запястья.
— Он изменился, Ваше величество, — сказал ей Беслан. — И в то же время нет. Я уже не знаю, что и думать.
— Он то, что послало нам Колесо, — ответила Фортуона. — Вы уже решили, что будете делать?
Беслан смотрел вперед. Он был порывист, часто подвержен влиянию чувств, но не больше, чем другие алтарцы. Они все люди страстные, и оказались прекрасным дополнением к Империи, особенно теперь, когда их должным образом приструнили.
— Я сделаю так, как было предложено, — сказал Беслан краснея.
— Мудро, — сказала Фортуона.
— Да стоит Трон вечно, — отозвался Беслан. — И пусть ваше дыхание длиться вечно, — он поклонился и удалился, чтобы исполнить свой долг. Императрица могла отправляться на войну, но здесь земли Беслана, и ими управляет он. Беслан очень хотел участвовать в сражении, но теперь понял, что нужен здесь.
Селусия смотрела ему вслед, кивая в знак одобрения. «Он становится большим преимуществом по мере того, как приучается к надлежащей сдержанности», — заметила она.
Фортуона ничего не сказала. Жесты Селусии несли скрытый смысл, который Фортуона пропустила бы, если бы не их долгое общение. Беслан учился. А вот прочие…
Мэт проклинал близящуюся бурю, совещаясь с командирами Шончан. Она не слышала, что вывело его из себя. Что она наделала, связавшись с ним?
«Я следовала знамениям», — подумала она.
Она поймала его взгляд, обращенный к ней, потом он снова начал ругаться. Он должен учиться сдержанности, но учить его… было бы трудно. Гораздо труднее, чем обучать Беслана. По крайней мере, Селусия не высказывала своих претензий вслух. Она стала теперь Говорящей Правду Фортуоны, хотя Фортуна чувствовала, что Селусии это место казалось ненадежным. Она предпочла бы остаться Голосом Фортуоны. Возможно, приметы укажут Фортуоне кого-то более подходящего на должность Говорящего Правду.
«Мы на самом деле будем делать то, что он говорит?» — вздохнула Селусия.
«Этот мир в состоянии хаоса», — отозвалась Фортуона. Не прямой ответ. На данный момент она не хотела давать прямого ответа, Селусия поймет, в чем смысл.
Шончан обычно говорят «да живет она вечно» по отношению к императрице. Для некоторых это банальность или обычное выражение преданности. Фортуона всегда видела в этих словах гораздо больше. Эта фраза выражала силу Империи. Императрица должна быть хитрой, сильной и искусной, если она хочет выжить. Только самая искушенная имела право сидеть на Хрустальном Троне. Если кому-нибудь из ее родных братьев и сестер, или Высокородных, как Галган, удалось бы убить ее, тогда ее смерть послужила бы Империи — ведь она оказалась бы слишком слабой правительницей.
Да живет она вечно. Да будет она достаточно сильна, чтобы жить вечно. Да будет она достаточно сильна, что привести нас к победе. Она привнесет порядок в этот мир. Это ее цель.
Мэтрим прошествовал вместе с армией присоединенных земель в десяти шагах от трона Фортуоны. Он носил форму высшего имперского генерала, хоть это выходило у него не слишком ловко. Но в его одежде все же присутствовали непредусмотренные мелкие детали. Регалии верховного генерала предназначались для придания их носителю властности и изящества, когда одежды величественно колышутся при сдержанных движениях их обладателя. На Мэтриме же они смотрелись, как шелковая попонка на беговой лошади, ожидающей скачки. Он обладал своего рода изяществом, но его никак нельзя было назвать аристократическим.
Командиры меньших чинов следовали за ним. Мэт сбивал с толку Высокородных. Это было хорошо, поскольку выбивало их из привычной колеи. Но также вызывало замешательство из-за его непредсказуемых выходок и постоянных нападок на власти. Фортуона представляла собой порядок, а вышла замуж за воплощение хаоса. О чем она думала?
— Но что с Морским Народом, Ваше Высочество? — спросил генерал Юлан, останавливаясь возле Мэтрима напротив Фортуоны.
— Хватит волноваться о проклятом Морском Народе, — огрызнулся Мэтрим. — Если ты произнесёшь слова «Морской Народ» еще раз, я подвешу тебя за ногти к ноге одного из тех ракенов, на которых вы летаете, и отправлю его в Шару.
Юлан, казалось, недоумевал.
— Ваше Высочество, я…
Он замолк, когда Мэт проорал:
— Савара, мы ведем копейщиков, а не конницу, дурная обожательница козлов! Мне плевать, что конница воображает, будто может лучше выполнить эту работу. Конница всегда так думает! Ты что, проклятая тайренская придворная дама? Я удостою тебя такого титула, если будешь продолжать в том же духе!
Разбушевавшийся Мэтрим кинулся к Саваре, восседавшей на лошади сложив руки и с выражением неудовольствием на темном лице. Юлан, отстав, выглядел совершенно сбитым с толку.
— Как можно повесить человека за ногти на ногах? — спросил Юлан так тихо, что Фортуона едва расслышала. — Не думаю, что это возможно. Ногти бы не выдержали, — он отошел, качая головой.
«Осторожно, — просигналила Селусия. — Приближается Галган».
Фортуона точно обратилась в металл, когда подъехал капитан-генерал Галган. В отличие от Мэта он был одет в черные доспехи, а не в форму, и носил их умело. Истинный командир, возвышавшийся над всеми, точно башня, он был ее главным соперником и ее главным преимуществом. Разумеется, в его положении любой человек стал бы ее соперником. Это нормальный порядок вещей — единственно верный порядок.
Мэтрим никогда не станет конкурентом для нее. Она все еще не знала, что думать об этом. Часть ее — малая, но совсем не слабейшая — не без основания полагала, что его следует убрать именно по этой причине. Разве Принц Воронов не служил постоянным пробным камнем для императрицы, все время угрожая ей и тем закаляя? Сарабат шайкен най батэйн пяст. Женщина находчивее всего, когда к ее горлу тянется нож. Слова, произнесенные Варуотой, ее пра-пра-прабабушкой.
Ей не хотелось устранять Мэтрима. Во всяком случае, она не могла этого сделать, пока не понесет от него ребенка; поступить иначе, значит отвергнуть предзнаменования.
Он был таким странным. Каждый раз, когда она думала, что может предвидеть его поведение, она убеждалась в обратном.
— Ваше Величество, — сказал Галган, — мы почти готовы.
— Принц Воронов недоволен задержками, — сказала она. — Он боится, что мы присоединимся к битве слишком поздно.
— Если бы Принц Воронов имел хоть какое-то реальное представление об армиях и сражениях, — сказал Галган, его тон показывал, что он не верит в то, что такое возможно, — он бы понимал, что перемещение сил такого размера требует немалых усилий.
До прибытия Мэтрима Галган был самым высокопоставленным среди Высокородных, кроме самой Фортуоны. Ему не понравилось, что его так неожиданно сместили. Пока еще Галган командовал всеми войсками, и Фортуона собиралась и впредь оставить за ним эти полномочия. В тот день, несколько раньше, Галган поинтересовался у Мэта, как он собирается объединить их армии, а Мэт воспринял вопрос как предложение заняться этим. Принц Воронов расхаживал повсюду, отдавал приказы, но не командовал. Власть его была неполной, Галаган мог остановить его одним словом.
Но он этого не делал. Очевидно, желал увидеть, как Мэт справляется с командованием. Галган, прищурившись, наблюдал за Мэтом. Он не вполне понимал, как Принц Воронов вписывается в командную структуру. Фортуоне еще предстоит принять решение по этому поводу.
Неподалеку порыв ветра поднял в воздух облако пыли, обнажив небольшой череп грызуна, торчащий из земли. Еще одна примета. В последнее время ее жизнь изобиловала ими.
Конечно, это был знак опасности. Как если бы она прогуливалась в высокой траве, лавируя между охотящимся лопаром и ямами-ловушками, приготовленными для неосторожных. Возрожденный Дракон преклонил колено перед Хрустальным Троном, и его появление сопровождалось знамением в виде цветущих персиковых деревьев — самое сильное из известных ей знамений.