Старинные описания народного бедствия нам нужны еще и для того, чтобы дополнить подлинную картину русской жизни накануне Куликовской битвы сопутствующими заметками о погоде, климатических явлениях. Нет, никаких сведений о проливных дождях, вымокании урожаев, заболачивании лесов и вообще переувлажнении Русской равнины в XIV веке не существует, и мору всегда сопутствовала… засуха!
Засуха в XIV веке? Как про нее узнать что-либо достоверное? Конечно, кое-что могут сказать на эту тему климатологи, астрономы, археологи, дендрологи, изучавшие годовые кольца древнейших живых деревьев, а также мертвых, сохранившихся в потонувших настилах средневековых городов, но все же главный источник сведений – русские летописи. Беру то самое пятнадцатилетие, предшествовавшее Куликовской битве. Вот выдержки из Патриаршей (Никоновской) летописи, начиная со страшной эпидемии, охватившей Русь от Нижнего Новгорода до Белоозера и Волока Ламского.
1364 год. «Того же лета бысть сухмень велиа по всей земле воздух куряшеся и земля горяше».
1365 год. «Мгла стояла с пол-лета, и зной и жары бяху велиы, лесы, болота и земля горяше, и реки перезхоша, иные же места воденыа до конца исхоша; и бысть страх и ужас на всех человецех и скорбь велиа». «Того же лета пожар бысть в Москве, бе же тогда схмень и жары велицы, возста же тогда и буря со вихром силна зело, и размета огнь повсюду и много людии поби и пожже, и вся погоре и без вести бысть, и той зовется, великий пожар, аще от Всех Святых начася и разыдеся ветром и вихром повсюду…» И попутно: «Того же лета во Твери и в Ростове мор бысть», «Того же лета мор бысть в Пскове», «Того же лета мор бысть в Торжку велик зело».
1366 год. «Того же лета бысть сухмень и зной велик, и въздух курящеся и земля горяше, и бысть хлебнаа дороговь повсюду и глад великий по всей земле, и с того люди мряху…» И попутно же: «Того же лета бысть мор на Волоке велик зело».
1371 год. «Сухмень же бысть тогда велика, и зной и жар мног, яко устрашитися и встрепетати людем; реки многи пересхоша, и езера, и болота, а лесы и боры горяху, и болота, высохши, горяху, и земля горяша, и бысть страх и трепет во всех человецех. И бысть тогда дороговь хлебьнаа велика и глад велии по всей земле».
«Того же лета бысть знамение в солнци, места черныя, аки гвозди, и мгла велика стояла по ряду с два месяца, и толь велика мгла была, яко за две сажени пред собою не видети было человека в лице, а птицы по воздуху не видяху летати, но падаху с воздуха на землю, и тако по земли пеши хожаху. Бяше же тогда жито дорого, и меженина в людех, и оскудение брашна, дороговь велика. Бяше же тогда лето сухо, жито посохло, а лесове и борове и дубравы и болота погараху, инде жеи земля горяше».
1372 год. Совершенно исключительный год вообще в климатической истории Земли! Вот что рассказал о нем 14 августа 1980 года в «Советской России» член-корреспондент Академии медицинских наук СССР Н. Р. Деряна: «Теперь-то мы знаем, что названный год венчает целую серию жестоких засух, охвативших русскую землю во второй половине XIV века. Если мы обратимся к сводке данных о колебании солнечной активности, составленных астрономом Д. Шове, то обнаружим, что именно в 1372 году мощность солнечных явлений оценена им десятибалльной оценкой. Причем мы увидим, что астроном рискнул поставить ее всего один раз за весь двухтысячелетний период».
1374 год. «Того же лета быша зной велицы и жары, и на всяк скот был мор велик. Потом же прииде и на люди мор велик по всей земле Русской».
Приближалась Куликовская битва, и в год первой победы Дмитрия над золотоордынским войском на Воже летописец зафиксировал и зимнюю погоду, которая отнюдь не была «многоснежной, мягкой, с частыми оттепелями», какими вроде бы должны быть наши зимы в XIV веке по гипотезе Л. Н. Гумилева (Поиски вымышленного царства, с. 30).
1378 год. «Тое же зимы быта мрази велицы и студень беспрестанна, и изомроша мнози человеци и скоты, и в малех мере вода обреташася, изсякла бо вода от многих мразов и в болоте и езерах, и в реках».
И логично было бы в этом месте поставить вопрос: если передвижения народа Великой Степи связывать не с экономическими, политическими и другими общественно-историческими причинами, а с космическими и климатическими, то почему в XIV веке, когда засуха в степях была, возможно, куда злее, чем в Русской равнине, никакого перемещения кочевников к окраинам Великой Степи и за ее пределы не последовало?
«…Отражение реальной истории в исторической литературе нельзя назвать зеркальным!» – восклицает Л. Н. Гумилев, убедительно подтверждая это бесспорное положение собственными работами, и продолжает пользоваться любым случаем, чтобы тиражировать свои «открытия» о причинах грабительских войн, «пассионарности», политическом союзе и даже – внимание, читатель, сверхновая идефикс! – «этническом симбиозе» Руси с Золотой Ордой в XIII веке и прочем-прочем, внеисторическом и внесоциальном.
Попутно напомню любознательному читателю, что после Великой Октябрьской революции группа белоэмигрантов образовала за рубежом так называемую школу «евразийцев», которые не признавали объективных законов развития общества, преувеличивали роль религиозных, психологических, природных, этических и этничеких факторов в истории, отрывали домонгольскую Русь от последующего процесса становления нашей государственности, полностью игнорировали самостоятельный экономический, социальный, политический и культурный опыт Киевской Руси, пытаясь лишить русский народ его исторических и национальных корней. Глубокими и мощными были эти корни! Так считали передовые русские ученые старой школы, так считают современные исследовали. «Элемент политический, государственный представлял единственную живую сторону отечественной истории, а развитие государства составляло ее национальное своеобразие» (Фроянов И. Киевская Русь. М., 1980, с. 8). Становление средневековой русской государственности было, однако, далеко не единственной живой явью нашей истории, а национальное своеобразие выразилось не только в нем.
За несколько веков до нашествия Бату – Субудая наши предки, еще носившие племенные имена, выработали общий русский язык. Нет смысла уводить читателя в терминологические дебри современных филологов, различающих в становлении нашего языка много этапов, периодов, исторических оттенков, но почему-то ставящих под сомнение существование именно русского языка в Киевской Руси, Приведу свидетельство грамотного очевидца, жившего в те далекие времена, когда словене (новгородцы) и поляне (киевляне) вместе с кривичами, северянами, древлянами, вятичами объединились в государство: «…а словенеск язык и руськый один… аще и поляне, звахуся, но словенская речь бе». Термин «русьскый», по отношению к языку впервые зафиксирован в летописных известиях XI века, но отражал понятия Х – к такому выводу пришел замечательный советский историк, академик М. Н. Тихомиров.
И вот что интересно: для наших образованных предков, письменно выражавших уже тогда общерусское самосознание и толк русского ума, понятия «народ» и «язык» были идентичными. В первом дошедшем до нас произведении русской литературы – «Слове о законе и благодати» Илариона, излагающем в форме речи, обращенной к Владимиру Святому, историю с позиций тогдашней теологической философии, говорится: «вера бо благодатьнаа по всей земле простреся и до нашего языка рускаго доиде». Связывая времена, наш язык донес до нас это слово-понятие из пророческого и совсем близкого пушкинского далека:
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
Одним из доказательств того, что наш язык в домонгольское время стал общерусским, служат двухсотлетние споры самых крупных ученых-филологов, приписывающих авторство Игорева «Слова» то галичанину, то киевлянину, то северянину. Специалисты разбирают старославянские, церковнокнижные и иные слагаемые средневекового русского языка, стилевые или диалектные его различия, как разбирают слагаемые и различия языка современного, но самым убедительным и неоспоримым доказательством его тысячелетней национальной принадлежности служит то, что почти все мы, сегодняшние, даже без специальной подготовки более или менее свободно понимаем почти все тексты, написанные на этом языке за тысячу лет до нас. «Почти», потому как не все сегодняшние читатели свободно понимают все сегодняшние тексты, однако я уверен, что все они без исключения поняли фразы о русском языке из летописи и сочинения Илариона, которым без малого тысяча лет, и подробные описания бедствий, когда шла «по всей земле Рустей смерть люта, и напрасна, и скора» и «бысть сухмень велиа по всей земле» – этим текстам шесть столетий с лишком… Чтобы окончательно убедить сегодняшнего читателя в том, что он способен свободно понять старорусские тексты, приведу краткое извлечение из сочинений Феодосия Печерского: «Аще ли видиши нага или голодна или зимою или бедою одержима, аще ли ти будет жидовин, или сарацин, или болгарин, или еретик, или латинянин, или от всех поганых – всякого помилуй и от беды избави, аще можеши…» Это написано девятьсот лет назад. Понятно каждое слово, а мысль исполнена человеколюбия или, как бы мы сейчас сказали, гуманизма и интернационализма, издревле присущих русскому чувству и сознанию, русской литературе, то есть нравственности народа и его культуре.
Национальное своеобразие русского Средневековья заключалось и в том, что на огромной территории от Ладоги до Азовского моря и от Карпат до Волги существовал единый язык, на котором люди разговаривали и писали понятные всем грамотным слова и фразы этого языка была в основном общая лексика, грамматический строй, правописание. Замечу, что в XIII веке французский, например, язык был понятен только населению Иль-де-Франса, а обширные окраины говорили на провансальском, каталонском, баскском, бретанском и фламандском языках, что северные и южные немцы не понимали друг друга в более поздние времена, и когда Бисмарк в конце XIX века создал общегерманскую армию, то не все солдаты, набранные из разных районов страны, могли исполнять команды офицеров.