Это был своего рода международный орден, базировавшийся в передней Азии, в частности, в Иране и Сирии, но забросивший своих растленных агентов по всему мусульманскому миру и даже в Европу. Недаром, начиная с XII века, итальянцы называли коварных убийц assasino, а французы assasin; слово это, кстати, сохранилось в современном французском языке (lе assasinat – убийство). От религии исмаилитов в конце концов остался только один наглый обман – непосвященным внушалась мистическая вера в отвлеченные символы, якобы заключенные в Коране, и возвращение на землю то седьмого, то двенадцатого имама-богочеловека. Мамай же, будучи, конечно, посвященным исмаилитом самых высших степеней, поклонялся лишь единому двуликому дьяволу – деньгам и власти, и согласно, как пишется у Карамзина, «глупым басенникам» побежал с Красного Холма, призывая на помощь какой-то действительно очень странный набор богов: Перуна, Соловата, Мокоша, Ираклия и Хорса. Возможно, однако, что это был совсем не глупый летописец, просто подменивший именами языческих славянских богов имена неизвестных ему Али, Исмаила и никому не известного имени исмаилитского «живого бога» – Великого Имама.
Какого роду-племени был Мамай – никто не знает. Он мог быть из половцев-кипчаков, составлявших в орде этническое большинство, из хорезмийцев, которые к тому времени забрали в свои руки весь служилый аппарат Бату-Сарая и главных провинций, мог быть и китайцем, и человеком совершенно неопределенного национального происхождения – условно скажем, «татаро-монголом».
Вознесся Мамай при хане Бердибеке, женившись на его дочери. Вместе с тестем умертвил его родного отца и двенадцать братьев. Бердибеку аллах не дал наследника, и в двадцатилетней золотоордынской «замятне», перебравшей двадцать одного хана, Мамай, этот придворный интриган и честолюбивый военный служака, чувствовал себя как рыба в воде. Русский летописец отмечал, что у него «гордость бе велиа и чаяние выше меры».
Мамай трижды завоевывал Сарай и трижды изгонялся оттуда, потом закрепился на западе улуса – в понизовых междуречьях Днепра, Дона, Волги, на Кавказе, в Таврии. К походу на Москву Мамай готовился два года и собрал всех, кого мог собрать с помощью денег, посулов и плетей. Тотальной мобилизацией и скупкой вооруженных орд были охвачены не только подвластные ему земли, но и далекие их окраины, евразийские глубинки. Мамай «даваше обильно всем и посла во многие страны» уговаривателей-эмиссаров с торбами, наполненными данническим и награбленным русским серебром и заемным генуэзским золотом. «И снидошася к нему от многих стран Татарове на ласкание его и даяние»…
Татары? Вовсе нет! Этим условным этнонимом летописец назвал невообразимое по национальной и религиозной пестроте полчище наемников, добровольцев и подневольных, многим из которых суждено было остаться на Куликовом поле и сорокаверстном кладбище, протянувшемся от Непрядвы до Красивой Мечи.
Среди профессиональных степных грабителей и усмирителей, составлявших значительную часть вооруженных сил Золотой Орды и поскакавших на легкую, как им казалось, поживу за авантюристом, наверняка было немало тайных и явных язычников. Автор летописной повести «о Побоищи, иже на Дону, и о том, князь великий како бился с Ордою», пишет, что Мамай пришел «с единомысленники своими и со всею силою татарьскою и половецкою», отличая половцев как многочисленную группу степняков, которые, безусловно, еще не были полностью мусульманизированы. «Как бы ни были велики успехи ислама и при Узбек-хане, они не выходили за пределы городской жизни и феодальной верхушки степи». «…Еще в XV в. в Дешт-и-Кыпчак было много язычников, т. е. многие придерживались шаманизма» (упомянутая работа Д. Грекова и А. Якубовского, с. 166, 168). Не исключаю, что в орде Мамая находилось также некоторое число «татаро-монгол», заброшенных судьбой и событиями из бывшей далекой метрополии с ее столицей Пекином. Кто они были по вероисповеданию? Только не мусульманами! Г. Е. Грумм-Гржимайло отмечал, что еще и в XVI веке господствующей религией в Монголии был, наряду с буддизмом, древний шаманизм. Так что эта часть войска состояла из буддистов, язычников-шаманистов и даже конфуцианцев; китайцы-воины, верно служившие монгольской династии Юань, и окитаившиеся разноплеменцы, изгнанные из страны народным восстанием 1368 года, могли доскакать в поисках грабительского прокорма до крайних пределов распадавшейся империи. Среди «татаро-монгол» наверняка были также христиане-несториане; эта вера пришла в монгольские степи еще до Чингиса, сохранялась все Средневековье, и ее исповедовали даже некоторые ханы, например, сын Батыя Сартак.
Конечно, мусульман хватало в войске Мамая, и летописец, очевидно не зная их этнической принадлежности, обобщенно пишет о «бесерменах» (басурманах). Предполагают, что «бесермены» – это камские болгары или хорезмийцы, но едва ли избегли этого похода другие «бусурмане», мусульмане-степняки! В XIV веке шла мусульманизация и тюркизация бесчисленных племен и народностей, согнанных в центр Великой Степи двухвековым военным самумом. И несомненно, что в полчище Мамая влились отряды кочевников из Заволжья, с границ Синей Орды – язычники, мусульмане и язычники-мусульмане, в чудовищной и часто спорной этнической пестроте коих не могут разобраться поколения ученых. На основании исследований Березина, Сенковского, Аристова, Бланкенагеля, Григорьева, Разумова, Сосновского, Ханыкова, Радлова, Потанина, Бартольда, Банзарова и многих других Г. Е. Грумм-Гржимайло приводит умопомрачительный список племен и родов, составивших основу, например, «степных узбеков», которые в XVI веке заняли богатые земледельческие районы Средней Азии v слились с коренными жителями древнего Хорезма. В состав степного узбекского союза входили тюркские и отуреченные динлинские роды и племена – канглы, кипчак, киргиз, уйгур, карлык, аргын, алагин, тогус, юс, кучин; монгольские – хорлас, нукуз, кьжот, джа-лаир, ойрат, дорбет, онгут, татар, хонкират, мангыт, монгол, хата-чин; не то тюркские, не то монгольские, не то тунгусские – кераит, найман, ктай (кидань), баргут; совершенно неизвестного этнического происхождения – меркит, минг, кенегес, кынгыт… Всего, как пишет ученый, «до сотни, да и эта цифра не является еще окончательной» Подчеркну, что сведения относятся к XVI веку, и трудно даже вообразить, какая этническая пестрота была в центре Великой Степи на два века раньше, во времена Мамая, Тохтамыша и Тимура…
В подвластных Мамаю районах прошла повальная мобилизация. Летописи называют мордовских князьков, а также ясов и черкесов. Можно ли их включать в «мусульманский суперэтнос»? Нет! Ясы, предки осетин, были в то время частью язычниками, частью православными христианами, а собирательным именем «черкесы» тогда и позже называли разноплеменные народности Северного Кавказа и Прикаспия, среди которых первые русские этнографы различали абадзёхов, адиге, бесленеевцев, бжедухов, мехешевцев, егарукаев, убыхов, шепсугов и многих иных. Приняв христианство еще от первых византийских миссионеров, они упорно продолжали исполнять языческие обряды и обычаи даже после прихода сюда через несколько столетий ислама шиитского толка. Летопись числит в Мамаевом войске также буртасов – народность мадьярских этнических корней и языческих, как и мордовцы, верований, жившую в Прикавказье и Поволжье, где они полностью позже ассимилировались, хотя еще в XX веке в Поволжье сохранялось несколько деревень далеких потомков буртасов, почти неотличимых от русского населения, которое называло их бурташами. О кавказских буртасах и их соседях аланах (ясах) писал великий азербайджанский поэт Низами:
Плечистые аланы позади,
Буртасы слева рвутся напролом…
Почти неизбежно в бешеный круговорот тотальных военных сборов были втянуты и русские «вольные люди», жившие грабежом летописные бродники, будущие казаки, несомненно, православные христиане; еще при Калке они целовали крест Мстиславу и тут же во главе со своим атаманом Плоскиней предали киевского князя. Позже они платили дань Золотой Орде, о чем сообщал венгерский король Бела IV в письме римскому папе. Шли с Мамаем, очевидно, и мелкие отряды литовцев, с пограничьем и княжеской резиденцией которых так тесно контактировал горе-завоеватель; было бы противоестественно, если б они не влились в левый фланг Мамаева полчища, когда Ягайло вел из метрополии многочисленную сильную армию к тому же полю Куликову. Кем же были по религиозной принадлежности литовцы? Не мусульманами и не католиками, потому что католичество в Литву пришло лишь после 1386 года, когда Ягайло женился на польской королевне Ядвиге, обменяв на ее красоту и польско-литовский престол древние верования своего народа. Сам он был в 1380 году не то язычником, не то крещеным язычником, войско же его делилось на православных и приверженцев дохристианской языческой веры.
Кстати, плечом к плечу с Дмитрием Ивановичем, как известно, встали в полдень 8 сентября 1380 года два отважных и умных литовских князя. Андрей и Дмитрий Ольгердовичи привели с собой на Куликово поле не только псковских, полоцких, черниговских и брянских русских воинов, но и верных им витязей-земляков, сородичей и соплеменников. И еще уточню – митрополит литовский (киевский) Киприан, болгарин по происхождению, в 1380 году стал одновременно и митрополитом московским, так что в день Куликовской битвы противостояли друг другу тысячи единоверцев и единоплеменников, имеющих к тому же одного официального духовного пастыря.
А знаменитый русский историк Н. М. Карамзин когда-то разыскал в Синодальной библиотеке старинную книгу, в которой рассказывается, как 2 июля 1380 года прискакал в Москву один из стражей дальней границы Андрей Семенов. С пятьюдесятью конными удальцами он одиннадцать дней объезжал степями «силу» Мамая, а на двенадцатый его «имали и поставили перед Царем». Мамай спросил: «Ведомо ль моему слуге Мите Московскому, что аз иду к нему в гости?» Далее Мамай перечисляет «Орды, Царства и Князей», идущих с ним на Москву, и под конец просит передать Дмитрию: «может ли слуга мой всех нас употчивать?» Дмитрий, как мы знаем,