смог употчевать их всех, но отметим одну подробность того важного разговора: разных князей-военачальников под своим штандартом Мамай числил более тридцати, «опричь Польских».
И если участие поляков-католиков в битве на Непрядве не подтверждается другими источниками – Мамай мог просто прихвастнуть, то историки, веря летописям, не сомневаются, что какую-то часть разношерстного войска, пришедшего на Куликово поле, составляли армяне-григориане – наемные или мобилизованные воины, вероятно, не из Великой Армении, на которую власть Мамая не распространялась, а потомки тех армян-изгнанников, что бежали на север в XIII веке, спасаясь за Кавказским хребтом от уничтожения ордой. И еще одно несомненное сведение об этническом и религиозном составе орды Мамая. Приплыл морем и прошел сушей на поле Куликово большой полк фряжских рыцарей, нанятый на заемные деньги черноморских и средиземноморских купцов. В наемном полку была та же этническая пестрота, которая характеризовала все это разбойничье-захватническое полчище. В Италии, откуда явилось на Русь закованное в рыцарские латы воинство, их называли кондотьерами — от слова condotta – «наемная плата». Отряды хорошо вооруженных авантюристов, нанимаемые в XIV веке итальянскими феодалами и мелкими тиранами, боровшимися за власть, города и земли, состояли в основном из немцев, но были среди них также английские рыцари, например, свирепый Джон Гаквуд, предводитель отряда наемных англичан, французские и итальянские искатели легкой наживы, служившие оружием тому, кто больше платил.
О религиозной их принадлежности едва ли стоит говорить – быть может, только в детстве они были христианами-католиками. Один из самых беспощадных разорителей итальянской земли немецкий предводитель кондотьеров Вернер фон Урслинген, скажем, наводивший на Италию ужас в 1334–1352 годах, выбил серебром на своем панцире такой «религиозный» девиз: «Враг Бога и милосердия». Быть может, был он тайным тамплиером, членом некогда могущественного духовно-рыцарского ордена храмовников-крестоносцев, основанного в начале XII века. С потерей своих земель и богатств в Иерусалиме и под влиянием мусульман, скорее всего, исмаилитов, орден разложился, разбрелся по Франции, Италии, Португалии и другим странам Европы, ввел кощунственные обряды, идолопоклонничество и в начале XIV века был обвинен в ереси. Во Франции многих тамплиеров, включая магистра ордена, пожгли на кострах, но следы тайного существования этой военизированной секты еще долго прослеживались в Европе – тамплиеры, как и мусульманские исмаилиты, выродились в циничных и подлых религиозно-политических авантюристов. И не исключено, что среди продажных европейских кондотьеров было в войске Мамая некоторое число тамплиеров – участвовать в столь дальнем, тяжелом и авантюристическом походе согласилось, должно быть, за щедрую плату наиболее развращенное разбоем и святотатством человеческое отребье.
Летописец, перечислив очевидную часть, так сказать, наличного состава войск Мамая, добавляет: «и иныа с ним». Не будем долго гадать, кто были эти «иныа», но вполне возможно, что национальную и религиозную пестроту огромной орды, поднявшей до неба пыль по всему каспийско-черноморскому югу летом 1380 года, дополняли, например, иудеи, которых русские летописцы числили среди сборщиков золотоордынской дани и ростовщиков; это могли быть и далекие потомки хазарского клана правителей, и крымские караимы, – обособленная иудаистская секта, поселившаяся в Крыму задолго до событий, и персидские, выметенные народным восстанием торговцы, выступавшие в роли средневековых интендантов и маркитантов. Возможно, что освободительная борьба в Иране, покончившая к тому времени с властью Хулагидов, выбросила на север и часть их бывших прислужников, исповедовавших зороастризм, исконную религию персов, из горных районов теперешнего Азербайджана, подвластных Золотой Орде, были мобилизованы не успевшие «обесермениться» христиане, поклонявшиеся разрушенным храмам древней Албании, с Тамани – готы-тетракситы, а из Крыма, с которым у Мамая было связано столько экономических и политических страстей, вполне могли пойти на дальнюю соблазнительную добычу еще жившие там крымские готы, чью воинственность отмечали средневековые историки; готы были православными христианами, издревле пасомыми Византийской (Константинопольской) метрополией.
Итак, вражеское войско на Куликовом поле не представляло никакого «мусульманского суперэтноса», в полчищах Мамая были не только представители всех мировых религий, но и последователи множества их разнотолков и ответвлений.
За два года повсеместных сборов к такому предприятию примкнули все, кто, служа или подчиняясь власти, наловчился стрелять, колоть, рубить, резать и грабить людей, азиатские и европейские ландскнехты и искатели приключений, степные, лесные и горные разбойники, рыцари наживы, средневековые уголовные преступники и прочее перекати-поле, в том числе и самый низкий человеческий сброд, не верящий ни в бога, ни в черта, какого во все времена хватало на этой земле.
Меньше всего в полчище Мамая находилось монголов и татар. Это было разноплеменное и разноязычное скопище разноверцев, обманутое, соблазненное, принужденное или купленное международным авантюристом XIV века, движимым непомерным воинским честолюбием, властолюбием и звериным политическим цинизмом, так что Куликовская битва, широкое празднование любого юбилея которой не может оскорбить ни исторической памяти, ни национального достоинства или религиозного чувства кого бы то ни было из живущих, священна для всего цивилизованного человечества, потому что знаменовала собой особую, исключительную веху в мировой истории.
Перейдем к этой важной теме.
Мамаевы полчища не были, однако, рыхлым или слабым конгломератом разнородных боевых отрядов. Они сорганизовались в тысячеверстном совместном целевом походе, подтянули фланги и тылы, слились, сжались утром 8 сентября 1380 года в единый мощный кулак. Кроме беспрекословного единоначалия их объединяла общая цель – изрубить в крошку, как они предполагали, неповоротливую мужичью рать Дмитрия Московского и ринуться на беззащитные города и села русских с повальным грабежом, огнем и насилием. Однако не только это «Мамай мысляше в уме своем паче же в безумии своем»! В одном из средневековых Синопсисов, «согласно с некоторыми иными списками», как пишет Карамзин, зафиксированы интереснейшие подробности событий, непосредственно предшествовавших Куликовской битве.
Дмитрий Иванович, узнав о приближении огромного войска Мамая, сделал попытку дипломатическим путем предотвратить сражение. Он «отправил к Мамаю хитрого мужа Захария Тютчева, дав ему множество золота, серебра и двух переводчиков».
Встреча боярина Захария Тютчева, далекого предка великого русского поэта-философа Федора Тютчева, с Мамаем – еще одно свидетельство, как на самом деле относились к послам степные завоеватели, если они были уверены в своей силе и безнаказанности. Для начала разговора русский посол, разложив драгоценные дары, именем великого князя справился о здоровье Мамая. Дипломат ничегошеньки не нарушил в посольском ритуале, однако Мамай тут же унизил и оскорбил посла. Он во гневе сбросил башмак с ноги и сказал Тютчеву: «се ти дарую», а своим воинам: «возьмите дары Московские и купите себе плети: злато бо и сребро князя Дмитрия все будет в руку моею».
Приведу еще несколько важных для нашей темы средневековых свидетельств. С весны 1380 года Мамай разослал по всем подвластным ему улусам повеление: «…ни един из вас не пашите хлеба, да будете готовы на русские хлеба». Это было нужно ему не только для того, чтобы оторвать от сельскохозяйственных работ ради своих чисто военных целей мужское земледельческое население обширных территорий, соблазнив его чужим хлебом, он задумал куда более серьезное. Кроме золота, серебра и хлеба нового урожая Мамай, оказывается, вознамерился отнять главную ценность любого оседлого народа – землю. Во время встречи с Захарием Тютчевым он изложил одну из основных целей похода на князя Дмитрия: «землю же его разделю служащим мне, а самого приставлю пасти стада верблюжее».
Однако «чаяние выше меры» состояло и в другом, более опасном для судеб Руси! Мамай знал, конечно, об усилении в степной Синей Орде хана Тохтамыша, законного, по родове, наследника верховной ордынской власти, знал о жестоком и могучем, объявившемся за Каспием, железном Тимуре и понимал, что его узурпаторская власть в Орде недолговечна.
Мамай затеял не просто грабительский поход, каких Русь вынесла без числа. Этакую силу он собрал и не для того также, чтобы восстановить прежний размер дани или увеличить ее. Снова прислушаемся к угрозам Мамая: «Баскакы посажаю по всем (курсив мой. – В. Ч.) градом русским, а князей русских изобью»… Есть и летописное сведение, касающееся планов завоевателя: «Царь Батый пленил всю Русскую землю и всеми странами и всеми ордами владел также и Мамай мысляще во уме своем паче же в безумии своем».
Политический авантюрист задумал одним ударом ликвидировать войско Дмитрия, узурпировать власть не только в Московском княжестве, но и во всей Руси, передать ее землю, как главную ценность, в грабительскую эксплуатацию тем «князьям», что в тот момент служили ему и шли на Русь в его войске. Такой порядок, между прочим, существовал незадолго до событий на Руси в Китае, где вся земля была отобрана у земледельцев. Талантливый китайский историк профессор У. Хань, погибший во время «культурной революции», писал: «Бедняки вносили залоговые деньги и подолгу умоляли о милости, прежде чем им сдавали по нескольку му (му – 0,061 га. – В. Ч.) земли; целый год надо было вставать до света, работать при луне, проливать пот, трудиться без отдыха, чтобы получить хоть какой-нибудь урожай». Более половины этого урожая шло владельцу земли. «После уничтожения империи Сун население было организовано в двадцатидворки (цзя) во главе с монголом, который пользовался абсолютной властью над семьями, включенными в двадцатидворку». Захватчики-вельможи и их китайские прислужники получали обширные земли вместе с людьми «на кормление». «Максимум был у императрицы Борта-хатун в Чжэнь-дине: 80 тыс. дворов». И бесконеч