– К восходу солнца, – возразил Субудай.
– Нет пленных, мало топоров, – сказал мен-баши, взглянув Субудаю прямо в глаз.
Это был мужественный воин, умевший смотреть в глаза смерти и правде, а его тысяча заслужила хороший отдых – она первой ворвалась в северный хлебный город урусов. Субудай решил оказать милость, начертав на снегу, подсиненном вечерним светом, дорогу к небольшому пустому и нетронутому селению урусов по другую сторону главного входа, справа. Селение нашла и охраняла разведка Субудая.
– Долина от него рядом, – пояснил Субудай. – Она там не так широка, и места этого – не видно с самой высокой башни города…
– Великий воитель, – прошептал мен-баши.
– Раскидайте селение по бревну и тащите на арканах сюда, – будто не услышав привычного титула, продолжал Субудай и ткнул палкой в снег. – Тут тебя будет ждать еще тысяча воинов и сунский строитель мостов.
– Великий воитель! – воскликнул тысячник и бросился к своему коню.
На рассвете Субудаю сказали, что переправа готова, и с первым лучом солнца он подъехал к ней. Она стрелой легла через белую низину к противоположному крутому берегу дочерней реки. Бревна лежали плотно, связанные волосяными арканами, урусской вервью и трофейными тканями, скрученными в жгуты. Стлань пропускала по два всадника в ряд, и Субудай решил как можно скорее перебросить часть запасного табуна и войско на нетронутый соседний водораздел, ведущий к воротам города. Он еще не видел их, но предчувствовал, что не скоро начнет штурм, – создатель этой крепости мог придумать такое, что придумал бы, конечно, сам Субудай, окажись степной полководец на его месте в лесном холодном краю.
Последняя лесная куртинка с южной, напольной стороны города довольно близко подступала и к стене. Сквозь ветви уже были видны четырехскатные верха башен и спуск на берег материнской реки. Худо! Субудай увидел, что пологий спуск к большой реке начинается перед щелью, а не под стеной, на что он так надеялся! Ровная белая долина простиралась за городом глубоко внизу.
Субудай в нетерпении раздвинул кусты, все еще надеясь увидеть городские ворота, но глаз ослепило, и он прикрыл его, выжимая веками мутную слезу. Да, жители этого города сделали с воротами то же самое, что их северные соотечественники! Простое и мудрое оборонное приспособление урусов, которое Субудай так боялся здесь увидеть, враз ослабило его ноги, голову и сердце, он бессильно сел на пружинящие ветви, под которыми дотаивал снег…
– Он увидел лед?
– Конечно!
Если рязанцы, коломенцы и москвичи не успели наморозить на ворота толстого ледяного щита, на откосном скользком основании которого нельзя было установить осадных орудий, то у новоторов и козельцев для этого было достаточно времени. Должно быть, все население Козельска в морозные дни и ночи по цепочке поднимало из речных прорубей воду, намораживая ее на самое уязвимое место крепости. Ледяной панцирь, наглухо прикрывающий ворота, делал их неуязвимыми, и такой способ защиты крепостей применялся на Руси еще с языческих времен в тревожные зимы, когда опасность нападения врагов возрастала.
– Как это предположение можно подтвердить?
– Археологически, конечно, нельзя, но мы спокойно можем предположить изобретение такого фортификационного средства. Думать иначе было бы недопустимым неверием в сметку пращуров, умевших блестяще использовать особенности родной природы и климата. Главное же – под ледяной стеной уходила в толщу земли глубокая щель.
Ясное полуденное солнце било из-за спины Субудая прямо в ледяную стену. Субудай щедро бы наградил уруса, придумавшего ее, если он не из тех гордых князей, которым в степи ломали ребра под коврами, а они не просили пощады. Что за князь в этом городе?
Позвать певца! Он про свою страну знает все и болтлив, как все певцы. Урус появился возле палатки Субудая в сопровождении кипчака-толмача и, прежде чем взглянуть на полководца, приостановился перед большим каменным крестом, вкопанным в землю на опушке лесной куртины. Здесь была самая высокая точка местности, от нее шел пологий, уже протаявший спуск к берегу, к двум рядам толстых бревен, вертикально торчащих из снега. На эти бревна урусы, наверное, кладут летом мостовой настил. Судя по длине рядов, материнская эта река была широкой, сильной и древней, если размыла просторную низину за собой и подточила такую крутую гору под восточной стеной города.
Субудай терпеливо наблюдал, как урус машет перед собой рукой и что-то шепчет, не сводя глаз с креста. Утром Субудай подходил к этому кресту, напоминающему толстого уродливого человека раскинутыми, словно обрубленными, руками, и даже поковырял каменный его живот саблей охранника. Крест не подался нисколько, был вроде бы не каменный, а железный, потому что на острие сабли осталась коричневая ржавь.
– Это, конечно, из области чистой фантазии? Неправдоподобная подробность?
– Козельский крест – драгоценная историческая реликвия – цел до сего дня.
– Невероятно!
– Что означает этот камень? – спросил Субудай певца.
– Это был главный древний бог, которому поклонялись предки здешнего народа, – перевел кипчак. – Великий князь Киваманя именем Ульдемир, тот, что принял южную веру и принес ее сюда, приказал сделать из старого бога этот крест, означающий страдание человека на земле.
– Багатур Или-я служил у этого князя? – перебил Субудай, с гордостью подумав, что память его еще не слабеет.
– Да. А здешнее племя урусов еще долго молилось кресту, как старому богу, и поэтому правнук Ульдемира, тоже великий князь Киваманя и тоже Ульдемир, пришел сюда, победил местного князя и взял город.
– Как звали местного князя? – спросил Субудай.
– Ходота, – сказал кипчак. – Это был великий воин. Он два года сражался с Ульдемиром, который был таким великим воителем, что его именем наши кипчакские матери и сейчас пугают детей.
Субудай взглянул на город, который два года защищал Ходота, и удивился, что почти такое же имя носил Хада, лучший полководец бывшего народа джурдже.
– А сейчас есть князь в этом городе?
– Василий, – сказал урус и добавил: – Вася Козля.
– Басили, – перевел кипчак. – Козел.
– Ба-си-ляо, – пробормотал Субудай, запоминая. – Худого рода?
– Урус говорит, что его так прозвали за нрав, а рода он высокого, от великих древних князей Урусов. Его дед – князь Мстислав, которого победил в степи Субудай-багатур пятнадцать лет назад.
– Мстисляб, что убежал тогда от меня в свой западный город? – спросил Субудай, гордясь собой. Нет, память его не гаснет с годами! – Или тот Мстисляб, что после боя умер под моим задом?
– Нет, это был третий Мстисляб.
– На прямом пути в степь есть еще города, кроме этого?
– Смотря как идти.
Субудай – воин, он взял столько больших городов, сколько ему лет, и последний перед степью город он возьмет, чего бы это ни стоило, – вся земля урусов должна узнать, что города, которого не смог взять Субудай, нет и не может быть во вселенной.
– Когда уйдет в Итиль большая вода? – спросил он.
– Бог знает, – ответил урус. – Наметало много снега… Ден пятьдесят половодью срок.
Пять раз по десять! Субудай этого не ожидал. Он с детства знал, что снега сходят быстро, но здесь нет гор, и снег дальше от солнца, и реки урусов медлительны, как они сами…
– Ока тоже течет впереди?
– Поперек.
– Далеко до нее?
– Два перехода лесом.
В самом начале набега Субудай по свежему льду перешел широкую реку, текущую в Итиль, и его тогда поразило, что называется она точно так, как называется большая бурливая река, что бежит с родных его гор на север. Только эта Ока спокойней.
Субудай махнул рукой, отпуская уруса, но тут же окликнул кипчака, приказав спросить, что за нрав у местного князя.
– Озорной, – сказал певец. – Не приведи господь!.. Безотцовщина.
Сбросить в обрыв надо бы сначала Бурундая; он, наверно, наговорил внуку Темучина сыну Джучи что-то лишнее, от себя, – ничем другим нельзя было объяснить срочный вызов, что привез не ханский гонец и даже не воин охраны, а главный табунщик, старый монгол с воспаленными, часто мигающими веками, из-под которых все время текли мутные слезы. Он, как и Субудай, уже давно не мог натянуть тетиву сильного лука, его держали в войске и делились с ним добычей за прежние заслуги. Монгол этот прошел с Субудаем сквозь все войны, был предан ему, как собака или конь, и полководец не случайно назначил старого ветерана командовать на водоразделе табунщиками-кипчаками – только они, два человека в войске, знали, сколько всего коней остается в запасных табунах, разрозненных расстояниями.
Сбросить бы к шептальщикам еще и всех чингизидов – они не стали ни о чем спрашивать Субудая, все решили без него.
– В степь! – сказал внук Темучина сын Джучи.
– В степь, – подтвердил старший Орда, не имевший, как всегда, своего мнения.
– В степь! – в один голос сказали Шайбан и Тангут, младшие братья Бату.
– В степь, – поддакнул Бурундай. – К стенам лестниц не поставить, таранов не утвердить. Ледяная стена. Нет рабов, нет корма.
– Нет стрел, – в тон ему добавил Субудай. – Надоело тощее мясо полусдохших меринов, а у нас нет ни одного барана. Чингизиды засмеялись, а Бурундай, делая вид, что не понял намека, пробормотал сквозь зубы:
– Мудрый Субудай знает, что в степи нас ждут окруженный овечьими стадами Монке и Бучек со своими туменами.
– А если вначале нас ждет князь Михаил со своими туменами? – спросил Субудай.
– Это надо наверное узнать, – встрепенулся внук Темучина, сын Джучи, и все чингизиды заговорили между собой о том, что полководцы не должны забывать главного – разведку во все концы направить, и, главное, туда, куда пойдет войско. Субудай в душе смеялся над ними, но сохранял непроницаемое лицо. Они забыли, что он великий воин. Своих лучших разведчиков Субудай сразу же определил к последнему стогу сена, который стоял на косогоре, вдали от города, и приказал наказывать смертью всякого, кто попытается украсть хотя бы клок драгоценного корма. Это они узнали о нетронутом, полном зерна, городе в стороне. Субудай пока никому не сказал о нем. Взяв город, он снабдит зерном лучших разведчиков и пошлет их кружным и опасным западным путем в степь. Они оторвутся от главных сил, и любое их сообщение через несколько дней станет неверным. Но пусть хоть один из них обойдет древесные завалы и с надежным кипчаком, знающим те места, тихо прокрадется меж южных селений урусов, разыщет в степи Монке. А Субудай не может рисковать остатками войска и добычей! На слабых конях возвращаться назад, огибая вершины всех этих бесчисленных рек, по лесному хламу, снова петлять водоразделами? Нет! Урусы успеют собрать силу, чтоб встретить его на границе степи вблизи своих городов. Идти только лесом, напрямую, навстречу Монке! Но до этого надо переждать большую воду, любой ценой выковырнуть урусов, как улитку, из их деревянной раковины.