Кажется, давно пришла пора отбросить гипотезу о норманнском происхождении русских князей и русской государственности, со издавна были и до сего дня находятся у нас авторы, неспособные расстаться с ней. Один походя напишет, что шведский король Карл XII был «последним вярагом», хотя он никогда никому не служил, однако этот «красивый» эпитет заставляет нас думать, что варяги были все-таки шведами. Другой назовет Ольгу Хельгой, хотя она была русской девушкой из-под Пскова и при крещении наречена Еленой. Третий назовет валдайские волока «варяжскими», хотя русские люди пользовались ими тысячу лет…
На Западе же постоянно появляются псевдоисторические, политически спекулятивные публикации норманистов. Западногерманский журнал «Штерн», например, в полутора десятках номеров за 1980 год поместил пространное «историческое» сочинение некоего Лео Сиверса «Немцы и русские». Талдычит в самом начале:
«С походов норманнских судов на юг начинается русская история». «До этого русская история имела размытые контуры»… «Варяги приплывали на своих быстрых лодках в VIII и IX веках из Швеции»… «Они объединяли разобщенно живущие славянские племена, придавая им свою строгую организацию»… «Дали им имя Rus»… «Рюрик был первым князем в стране». И так далее, в духе давно протухшего норманизма, хотя еще лет двадцать назад один из ведущих западных норманистов, работающий в Швеции, официально заявил, что все их аргументы оказались несостоятельными и… надо создавать ноонорманизм! Но зачем и как его теперь создавать, если установлены совершенно объективные и неоспоримые научные истины:
1. Начальные государственные образования в виде союзов племен и княжеств существовали на Руси задолго до варягов. 2. Среди скандинавского и германского континентального населения никогда не было племени или этнической группы под названием «русь». 3. Скандинавы не могли оказать никакого заметного положительного влияния на жизнь средневековой Руси, потому что отставали от нее в экономическом и общественном развитии; у них почти не было городов, на сто лет позже к ним пришло христианство, письменность, чеканка монеты; первый свод законов также появился на сто лет позже «Русской Правды». 4. Варяги-иноплеменники не оставили на Руси никаких следов в языке, обычаях, верованиях, архитектуре, судостроении, быте, ремеслах. 5. Рюрик не упоминается как соотечественник ни в одном скандинавском или немецком средневековом памятнике. Он был славянином из племени бодричей (рарогов), внуком Гостомысла, сыном его дочери Умилы и бодрического князя Родолюба (Годлава). Добавлю, что еще М. В. Ломоносов считал Рюрика выходцем из западных славян…
Занятие монархического трона иноплеменником было делом довольно обычным для средневековой и новой истории Европы. На английском престоле, начиная с норманнского завоевания, постоянно сиживали не британцы. Литовец Ягайло полвека был королем польским, Филипп V из французских Бурбонов – испанским, наполеоновский маршал Жан Батист Жюль Бернадот основал нынешнюю династию шведских монархов… Рюрик, однако, не был монархом – такого способа правления на Руси в его времена еще не существовало, и декабрист Никита Муравьев после прочтения антиисторической книги одного французского автора возмутился: «Рюрик, Олег, Игорь, Святослав – абсолютные владыки! Невежда!»
Главное, как мы знаем, в другом. Политические спекулянты разных мастей толковали и толкуют факт призвания Рюрика как цивилизаторскую и даже расовую миссию германца в «неполноценных» прарусских и других восточноевропейских племенах, якобы неспособных создать своей государственности; здесь проходил водораздел между норманистами и антинорманистами, о чем достаточно сказано выше. Кроме всего прочего, Рюрик не был, повторимся, скандинавом или северогерманцем; это обстоятельство при всей его исторической второстепенности подрезает, однако, норманистам становую жилу…
– Нет ли каких-нибудь европейских источников, хотя бы косвенно подтверждающих славянское происхождение Рюрика и более объективно освещающих вопрос о призвании варягов?
– Косвенных источников немало, и хотя они довольно поздние, их полезно знать. Австриец Сигизмунд Герберштейн, например, дважды побывавший в XVI веке в России, выпустил свои «Rerum moscoviticarum commentarii» (Вена, 1549), где подробно писал о призвании варягов, заключив: «На основании всего этого, мне кажется, что русы скорее всего призвали себе князей из вагров или варягов, чем передали власть чужестранцам, которые были чужды и их религии, обычаям и языку». А в начале следующего века вышла в Кельне книга об истории всех языков, написанная Клодом Дюре. На нее ссылается знаменитый швед Филипп-Иоанн Страленберг, что был взят в плен под Полтавой, много лет пробыл в Сибири, где составил хорошую ее карту, понравившуюся Петру I, а по возвращении на родину писал немало о России. Вот цитата из него: «Клод Дюре говорит не без основания, что варяги, от которых происходил Рюрик, были вандалами, называемыми другими «вендами».
А в 30-х годах прошлого века в Северной Германии была записана интереснейшая древняя легенда о Рюрике и его братьях. Узнал я о ней недавно из одной книги, вышедшей в Канаде в 1964 году. Автор ее, рассказывая о начале Руси, приводит сведения, изложенные в предыдущем абзаце, досадует, что не располагает книгой, в которой напечатана эта любопытная легенда, но публикует ее выходные данные – X. Marmier. «Les letters sur le Nord» (Мармье К. Письма о Севере).
Ксавье Мармье, французский путешественник и писатель, побывал в Северной Европе, в Африке, Америке, на Ближнем Востоке, отовсюду писал путевые очерки, потом романы, позже стал членом Французской академии. Посетил он и Россию, где познакомился с Н. Гоголем, П. Чаадаевым, В. Одоевским, П. Вяземским, И. Тургеневым, Л. Толстым и стал первым западноевропейцем, представившим русскую литературу тамошнему читателю – переводил Пушкина, Гоголя, Бестужева-Марлинского, Жуковского и других, а его перевод «Героя нашего времени» Лермонтова до сих пор считается во Франции лучшим. Писал: «Ни одна литература, кроме русской, не проявила такого сильного стремления сохранить свой самобытный тон, свои местные формы, одним словом, свои отличительные черты национальной литературы; подобный факт воспринимается первое время с удивлением; но он становится понятным, если вспомнить, что эта литература была единственным убежищем для чувств национальной независимости и индивидуальной свободы, у которых не было иных способов для своего проявления…»
Но все это было позже, много позже первого путешествия Ксавье Мармье по Северной Германии, бывшей земле бодричей. И нет ли в московских библиотеках его книги?
В Историчке, которой я пользуюсь годами, ценя ее выше других за редкости и редкостную оперативность сотрудников, этой книги Мармье не оказалось, но выручила меня Горьковка МГУ, первая в моей жизни большая библиотека, которой я, как и областной черниговской, стольким обязан – можно сказать, почти что началом жизни…
Позвонил давнему своему знакомому Виктору Васильевичу Сорокину, главному библиографу Горьковки и одному из лучших знатоков старой Москвы, в которой он помнит в лицо чуть ли не каждый приметный дом. Интересней всего с ним общаться, как это вам, дорогой читатель, ни покажется странным, на московских… кладбищах. Виктор Васильевич знает сотни надгробий на Ваганьковском, Введенском, Пятницком кладбищах, наизусть некрополи бывших Донского и Новодевичьего монастырей; это он мне первым показал все московские декабристские могилы; в его неторопливых тихих рассказах будто оживают давно ушедшие москвичи с их страстями, привычками, родственными и дружескими связями, добрыми делами, грехами, преступлениями и подвижениями…
– «Les letters sur le Nord»? – переспросил он. – Marmier? Поищу! Выходные данные?
– Первое издание 1840 года, Париж, второе – 1841-го, Брюссель. Тоже, естественно, на французском.
Назавтра он позвонил мне и огорчил:
– Названных вами изданий и с точно таким названием, к сожалению, нет.
– Жалко! – подосадовал я. – Придется мне обращаться в Национальную библиотеку Франции по международному книгообмену.
– Может, вас устроит парижское издание 1857 года?
– Да мне любое! А что – неужто есть?
– Есть… Я полистал ее – путешествия по Норвегии, Швеции, то есть европейскому Северу.
– А по немецким землям?
– Да заезжайте, сами посмотрите! Книгу я выписал на себя. Лежит, дожидается.
– Можно я сейчас буду, минут через двадцать?
– Пожалуйста.
И вот она передо мной – «Северные письма» К. Мармье. Открыл, и, сразу за титульным листом, первая же глава «Мекленбург», Северная Германия – два герцогства, примыкавшие к Балтийскому морю. Как раз на этой территории обитали в Средневековье славянские племена. В центре земли бодричей стоял город Зверин (позже Шверин), на побережье – Росток, сохранивший свое название до наших дней, а также Рарог, называвшийся уничтожавшими его датчанами Рериком.
К. Мармье был слишком далек от затянувшегося диспута норманистов и антинорманистов, он скорее всего вообще ничего не знал о нем. Просто юный путешественник довольно подробно записал легенду, которую услышал в бывшей земле бодричей, и так как она публикуется на русском языке впервые, то я приведу ее подстрочный дословный перевод, максимально приближенный к подлиннику. Перед этим большим абзацем – переложения древнейших мекленбургских мифов, не имеющих отношения к нашей теме, а далее следует нужный нам текст, перелагающий средневековую легенду, сохранившуюся в памяти далеких потомков балтийских славян до XIX века.
Вот это место, слово в слово:
«Другая традиция Мекленбурга заслуживает упоминания, поскольку она связана с историей великой державы. В VIII веке нашей эры племенем оботритов (в подлиннике Obotrietes, то есть ободритов, бодриче, рарогов. – В. Ч.) управлял король по имени Годлав (Godlav), отец трех юношей, одинаково сильных, смелых и жаждущих славы. Первый звался Рюриком (Rurik-paisible, то есть «тихим», «мирным», «кротким», «смирным», «безмятежным»), второй Сиваром (Siwar-victoriux – «победоносным»), третий Труваром (Truwar-fidele – «верным