А полтора тысячелетия спустя, в Средние века, русский народ возвел на дальнем северо-западе своей прародины еще одну оборонительную систему, равных которой человечество тоже не знало ни до нее, ни позже.
Первой крепостью этого района была, очевидно, Ладога, основанная на заре Средневековья. Наши предки пришли сюда еще в VI веке и поселились неподалеку от побережья Ладожского озера на речном мысу, омываемом водами Волхова и Ладожки. Традиционный земляной вал и ров перед ним защищали первопоселенцев с напольной стороны. В XII веке сильная каменная Ладожская цитадель надежно охраняла от шведской экспансии Новгород, запирая доступ к волховскому водному прямотоку, а через тысячу лет после ее основания Борис Годунов послал в город-крепость колокол с надписью «Ладоге, оплоту государства моего».
Несколько позже Ладоги возник Изборск, упомянутый летописью как город еще в связи с приключением 862 года; он на долгие века прикрыл собою с немецкой стороны другой важнейший торговый, ремесленный и культурный центр русского Средневековья – Псков.
Новгородско-Псковская земля, избежавшая нашествия орды с востока, в XIII–XV веках героически сражалась на три смыкающихся фронта, защищая возрождавшуюся Московскую Русь.
Псковичи и новгородцы не смогли бы устоять, не сумели бы сохранить последний островок русской национальной независимости, если б не бросили тогда все силы на сооружение эффективной системы первоклассных крепостей!
Любознательный Читатель. И еще у них был такой великий полководец, как Александр Невский.
– Да, поначалу… А через три года после смерти Александра появился у псковичей свой полководец, не уступавший ему по воинскому умению, авторитету в народе и сделавший, пожалуй, не меньше для защиты русских земель от вражеской экспансии.
– Ну, знаете, сравнивать с кем-то Александра Невского!
– Конечно, хотя он никогда не был великим князем, а поначалу всего лишь удельным князьком маленького литовского уезда.
– Не русский?
– Литовец. Великий литовец! Историческая фигура, гордиться которой счел бы за честь любой народ!
В лихую годину русского Средневековья образовалось на западных границах Руси сильное Литовское государство, в связи с чем заварилась кровавая внутренняя и международная каша. Она сопровождалась потрясающими человеческими трагедиями… Постараюсь быть предельно фактографичным, потому что у нас идет другая тема, которую мне не терпится продолжить.
Помните, мы упоминали литовского князя Миндовга, наголову разбившего немецких псов-рыцарей при Шяуляе в 1236 году? Это было доброй подмогой Александру Ярославичу и его отцу Ярославу Всеволодовичу в те времена, когда русский и прибалтийские народы выступили против общего врага. При Миндовге сложилось своеобычное литовско-русское государство, использующее для борьбы с немцами астов, ливов, земгалов, куршей, латгалов, русских воинов из полоцких, турово-пинских и смоленских земель, которые Миндовг не преминул прихватить, когда наш народ сражался на два тяжких фронта. В 1239 году великий князь Ярослав Всеволодович вынужден был потеснить литовцев и турнуть их из Смоленска, а после громкой победы Александра Невского на Чудском озере Миндовг снова подсобил общему делу, предприняв победоносный поход против Ливонского ордена.
Вскоре ливонцы, однако, сделали навстречу Миндовгу тонкие дипломатические шаги, обратили князя-язычника в католика, возложили на его голову царскую корону, присланную самим римским папой Иннокентием V, а в обмен начали получать от Миндовга грамоту за грамотой, отчуждавшие одну за другой в пользу ордена исконно литовские земли. История числит восемь таких отступнических грамот. Литовский и другие народы, входившие в государство Миндовга, отреагировали на это по-своему, как должно, – в 1260 году вспыхнуло всеобщее восстание. Миидовг, подчинившись его силе, возглавил войска и народные ополчения, разбил объединенную армию ливонских и датских крестоносцев на реке Дурба, отрекся от христианства. Вскоре начались переговоры с Александром Невским о новом походе против захватчиков, направляемых на восток ватиканской курией, но тот уехал в Орду, из которой не вернулся, умерев по дороге домой в 1263 году, а с Миндовгом приключилась личная трагическая история, редкая даже для тех трагических времен и множеством нитей связанная с большими историческими событиями XIII века.
В Литве шла борьба князей за власть и влияние, за ту или иную международную и религиозную ориентацию. Наиболее прозорливые считали главной опасностью для народа и веры предков Ливонский орден с его последовательной и почти неудержимой крестоносной экспансией – перед глазами у литовцев стоял пример балтийских славян и родственных пруссов, уничтоженных немцами, а также прусских литовцев, чьи земли Миндовг отдал ордену, гасившему в лесах и болотах последние священные огни его единоверцев-язычников. И вот умирает великая княгиня литовская…
– Не излишние ли подробности? При чем тут Псков и какой-то литовский князек, якобы равновеликий Александру Невскому?
– Минуточку терпения. Драма начинается, но перед нею вспомним слова Белинского о драматизме русской истории. Он писал: «Русская история есть неистощимый источник для романиста и драматика… Какие эпохи, какие лица! Да их стало бы нескольким Шекспирам и Вальтерам Скоттам… А характеры!..»
И литовская история тех далеких времен тоже представляет собою неисчерпаемый источник трагедий. Дело будущих Шекспиров и Скоттов развязать или разрубить политические и психологические узлы, завязавшиеся вокруг первого великого князя литовского Миндовга к концу его княжения. Мы же берем только факты, предоставляя читателю право оживить их собственными эмоциями…
Миндовг, лишившись жены, обратил свой взор на ее младшую сестру, которая была замужем за молодым князем его Нельщанского уезда неким Довмонтом. Миндовг приехал к ней и, как повествует наша старая помощница Ипатьевская летопись, «нача ей молвити: «сестра твоя, умираючи, велела мь тя пояти за ся»… Короче, Миндовг отобрал у Довмонта жену и вскоре собрался в большой поход, нет, не на Ливонский орден, а на восток, на русские смоленские и черниговские земли, нацеливаясь аж на Брянск, где княжил в те годы Роман, сын Михаила черниговского, казненного в Орде, правнук великого князя киевского Святослава Всеволодовича, одного из героев «Слова о полку Игореве»…
После нашествия орды и смерти отца Роман Михайлович оставил сожженный дотла и разоренный Чернигов, обосновался в верховьях Десны, на брянских кручах, укрепил город, до которого орда не добралась в 1238–1240 гг., укрылся за лесами. Его крепнущее, ни от кого не зависящее княжество являлось тогда ближайшим исконно русским тылом псковско-новгородских и галицких земель, главных западных форпостов Руси. Снова обратимся к Ииатьевской летописи: «Лета 6771 (1263 год). Послалъ бяшетъ Миндовгъ всю свою силу за Днепр, на Романа на Брянского князя. Довмонт же бяшетъ с ними же пошелъ на воиноу и оусмотри время подобьно собе и воротися назад, тако река, кобь ми не дасть с вами пойти, воротивъ же ся назад и почна вборзе, изогна Миндовга, тоу же оуби его оба сына его с нимъ оуби Роукля же Ронекия». Третий сын Миндовга Войшелк бежал в Пинск, а в Литве продолжалась борьба двух партий – русской, которую возглавил обрусевший князь Товтивил Полоцкий, и литовской во главе со Стройнатом Жмудским. Вскоре Товтивил был убит, Войшелк же свалил Стройната и «нача княжити во всей земли Литовсьскои и поча вороги свое избивати, изби их бещисленое множество, а дроузии разбегошася камо кто видя». Была казнена и великая княгиня, бывшая жена Довмонта, который ушел на Русь, в Псков. Войшелк же продолжил прервавшееся дело отца – пошел на Брянск, на Романа, связавшегося к тому времени с Данилом Галицким и закрепившего союз с ним династическим браком. «Бысть свадьба оу Романа князя у Бряньского и нача отдавати милоую дочерь именемъ Олгу за Володимера князя сына Василкова внука великого князя Романа Галичкаго, и в то время рать приде Литовьская на Романа. Он же бися с ними и победи я, сам же ранен бысть, и не мало бо показа моужьство свое, и приеха в Брянск с победою и честью великою и не мня раненъ на телеси своемь за радость…»
– Опять отклонились…
– Сейчас «мы же на преднее возвратишася», как пишется в Ипатьевской летописи… Литовский князь Довмонт пришел на Русь, навсегда попрощавшись с родиной, с землей предков, и обрел в Пскове вторую родину, которой он беззаветно отдал последующие тридцать три года своей бурной жизни, поставившей его в ряд крупнейших исторических личностей европейского Средневековья.
– Не слишком ли?
– Нет! И вот я ищу в летописях и старинных справочных изданиях сведения о Довмонте. Этот человек, безусловно, заслуживает особого нашего внимания! В Пскове Довмонт принял православие, получил русское имя Тимофея и был избран псковичами своим князем. В том же 1266 году Довмонт во главе псковитян предпринял поход против литовских феодалов, разбил их войска на берегу Двины. На следующий год он снова возглавил большое новгородско-псковское войско, и этот победоносный поход надолго отдадил литовских князей от дальнейших посягательств на северо-западные русские земли. Однако еще спустя год двинулась на Новгород старая вражина – ливонская крестоносная армия, и новгородцы попросили помощи у Довмонта, который вместе с дружинами великого князя Ярослава Ярославича и сына Александра Невского Дмитрия сражался при Везенберге… Позвольте далее просто привести справку из знаменитого дореволюционного словаря Брокгауза и Ефрона, уже малодоступного широкому читателю. И пусть простят меня коллеги, учтут, что многие места «Памяти» носят суховатый справочно-информационный характер – я тороплюсь сообщить читателю как можно больше фактических сведений из родной истории, чтоб пробудить в нем самостоятельный интерес, натолкнуть на раздумья.
Итак, продолжение справки о Довмонте-Тимофее, князе псковском; она лучше иного рыхлого жизнеописания расскажет любознательному читателю об этом человеке, которому наши предки стольким обязаны, а воображение поможет современнику самостоятельно воссоздать облик его и оценить деяния. «В 1269 г. великий магистр ордена, набрав значительные силы, осадил Псков. Д. храбро отстоял город; на помощь подоспели новгородцы, и вел. магистр, раненный самим Д., должен был заключить мир. В 1270 г. Ярослав, не любивший Д., посадил на его место в Пскове какого-то Айгуста, но псковитяне снова возвели в князья Д. В 1282 г. Д., женившийся между тем на Марии, дочери Вел. кн. Димитрия Александровича, помогал своему тестю, прогнанному с великокняжеского престола младшим братом Андреем; с горстью воинов вторгнулся Д. в Ладогу, вывез оттуда казну Димитрия и вернулся к нему в Копорье, но, осажденный новгородцами, должен был оставить крепость. После этого летописи целых 17 лет не упоминают о Д. В 1299 г. ливонские рыцари неожиданно вторглись в Псковскую область и, опустошив ее, осадили город, но были разбиты Д