Следующая половина тысячелетия была наполнена огромными событиями на всей планете, и соразмерно этому масштабу жила Москва. Нашествия с востока, севера, запада и юга на весь славянский мир породили великий многовековой подвиг потомков венедов и вятичей – москвичи, калужане, рязанцы, туляки, орловцы, тверяки, смоляне, владимирцы, костромичи, нижегородцы, ярославцы, вологодцы образовали этническое ядро великорусской нации, создавшей вокруг Москвы вместе с потомками других восточнославянских племен могучее государство. Они сбросили чужеземный гнет, неудержимо устремились на восток, к Великому океану, вышли к морям изумленной Европы…
Вернемся, однако, к лету 1147 года, когда Святослав Ольгович возвращался через землю вятичей в свою отчину, и вспомним некоторые подробности. Святослав, «перешед Оку, ста», потому что умер его «добрый старец Петр Ильин, иж был муж отца его, уже от старости на коне не може идти, бе бо лет за 90». Не от этого ли Петра Ильина – через отца, мать, старших братьев или такого же доброго старца – перешли к Игорю Святославичу «преданья старины глубокой» и бывальщины о деде его Олеге Святославиче? Зачем было Святославу брать с собою в столь дальний и тяжкий путь человека, родившегося, быть может, еще при Ярославе Мудром, сыне Владимира Крестителя и Рогнеды, умудренного свидетеля стародавних событий и хранителя родовых тайн? Не для того ли, чтоб он пел на свадьбе славу князьям «старым» и новым?
А между Москвой и Окой, как сообщает В. Н. Татищев, Святослав Ольгович прошел через два города вятичей – Любек и Сыренск, во второй редакции «Истории Российской» названный почему-то Серенском…
В. Н. Татищеву можно доверять, но иногда не мешает и проверять его по летописным подлинникам. Любек в Ипатьевской летописи назван Лобыпьском, и такой город историки действительно числят на Протве, а Сыренском и Серенском ошибочно поименован, кажется, летописный Неренск.
– Татьяна Николаевна! – говорю я археологу Никольской, раскопавшей древнее Дешевское городище и несколько средневековых вятичских городов. – Неренск – это не…
– Нет, нет! Этот город пока не найден. И его не стоит искать на Серене, где стоял Серенск, называемый летописцами также Шеренском. Наш город определен еще до революции, село рядом с городищем и сейчас называется этим именем, ну а раскопки окончательно все подтвердили…
«Наш город»… Это сказано, наверное, потому, что мы с Татьяной Николаевной много о нем говорили. Но как археологические раскопки могут подтвердить название города, если не найдено на этот счет записи на камне или бересте? Современной науке известен археологический уникум – Райковецкое городище. Этот пока единственный полностью раскопанный средневековый русский город, погибший от нашествия орды, условно назван учеными, работавшими там с 1929 года, по имени ближайшего села, что в Житомирской области, однако никто не знает, как он на самом дело назывался в XI–XIII веках, – ни летописи, ни былины, ни народная память, ни топонимика не сберегли его подлинного имени…
– А наш город? – спрашиваю я о поселении, до останков которого не смог доехать осенним бездорожьем.
– Он замечательно сохранился, конечно, с точки зрения археолога. Помню, как впервые мы пришли на этот речной мыс. Серена обтекает его, а с напольной стороны – представьте себе – до сего дня глубокий ров и вал…
И я представляю, как археологи, оглядевшись, ставят палатки, заваривают чай, достают лопаты, ножи, пинцеты, щеточки-кисточки, геодезические приборы, фотокамеры, планшеты, миллиметровку, намечают, с какого конца приступать, срезают первый двадцатисантиметровый слой и с волнением начинают перебирать его осторожными и чуткими пальцами. Это нелегкий, кропотливый и очень ответственный труд, потому что культурный слой, переработанный археологами, погибает навсегда и никто в будущем его уже не восстановит, если даже придет сюда с самыми благими намерениями, совершеннейшими методами, орудиями и приборами, неограниченным запасом времени и средств.
В своей фундаментальной книге «Земля вятичей», вышедшей в 1981 году, Т. Н. Никольская подвела итоги раскопок земли наших предков, и теперь мы довольно полно представляем образ жизни, экономику, торговые, культурные, в том числе международные связи вятичей, многое можем сказать об их верованиях, ремеслах, обычаях, художественном вкусе, жилищах, замках феодалов, крепостях. На сегодняшний день обнаружено 1183 кургана и 1161 селище и городище вятичей, и почти все они, подчеркну, располагаются вдоль рек. Как бисер, нижутся поселения и захоронения наших предков по берегам Оки, Москвы-реки, Верхнего Дона, Десны, Болвы, Угры, Клязьмы, Вори, Нары, Лопасни, Прони, Протвы, Неручи, Осетра, Серены, Жиздры, Вытебети, Истры, Рузы, Упы, Навли, Зуши и других рек и речек. На крайних восточных пределах расселения славян средневековые вятичи освоили чрезвычайно важный географический район – из него шли удобные речные пути к Волге, Днепру, Дону, к морям…
Нет, вятичи в эпоху Средневековья не были отсталым племенем, что «жили в лесу, молились колесу». Да, они дольше других восточнославянских племенных союзов сохраняли вечевой способ общественного управления и пережитки язычества, но неподкупная археология засвидетельствовала высокий уровень их культурного и хозяйственного развития, оборотистость и мобильность. Спешу поделиться с читателем вполне сенсационным археологическим открытием, говорящим о международных связях вятичей в VIII – Х веках, и особенно с Востоком. Когда ученые нанесли на карту расположение кладов серебряных арабских монет-дирхем, то вдруг выяснилось, что вятичская земля в тот период превосходила по масштабам торговых операций с Востоком все другие районы средневековой Руси, а также все другие славянские земли. «Клады в земле вятичей составляют почти половину всех кладов на славянских землях (!)» (Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982, с. 280). Поразило меня и другое открытие археологов. Ранее я писал о заселении вятичами бассейна реки Вятки предположительно, основываясь лишь на главном гидрониме того района, и вот на карте, опубликованной Б. А. Рыбаковым (с. 279), в ареал наибольшего распространения кладов арабского серебра VIII – Х веков включен и бассейн Вятки, обведенный общим контуром.
Археология возникла одновременно с другими науками – впервые это слово употребил еще Платон в IV веке до нашей эры, обозначив им вообще науку о древностях. Даже очень краткое эссе о мировой или отечественной археологии заняло бы множество страниц, поэтому приостановлюсь лишь на том, что в ней ближе всего мне лично, или, верней сказать, поделюсь с читателем тем, что при моем многолетнем интересе к родной старине связалось в памяти и моих записных книжках-тетрадях с одним археологическим эпизодом, приключившимся больше ста лет назад на древней земле северян в Чернигове.
В России археологическое дело началось в XV веке с собирания старинного оружия, ювелирных и других ценностей в Оружейной палате Кремля; ныне это крупнейшая и ценнейшая в мире систематизированная коллекция. А Петр I, которому мы стольким обязаны за новизну во всех сферах русской жизни, двумя своими указами узаконил археологическое дело и возвел его в ранг государственного. Этот работник на троне в 1718 году распорядился, в частности, собирать «в земле или воде… старые надписи… старое оружие, посуду и все, что зело старо и необыкновенно», а также «всему делать чертежи, как что найдут». А в 1739 году В. Н. Татищев составил и издал специальную археологическую инструкцию, кое в чем до сего дня не устаревшую. Общие сведения об археологии и ее развитии, множество подробностей любознательный читатель найдет в энциклопедиях, специальных и научно-популярных изданиях, я же поделюсь своим юношеским впечатлением о первом в жизни встреченном мною интереснейшем археологическом объекте.
В Чернигов я впервые попал в 1946 году, приехав к старшей сестре Марии, вернувшейся сюда с детьми из сибирской эвакуации. Муж ее погиб в первый год войны, а она жила, работая в военном госпитале медсестрой, в крайней бедности, как все мы тогда. Дети собирали дикий лук за Десной, а я все эти летние каникулы работал на разборке черниговских руин, получая в конце каждого дня талон на право занять очередь за килограммом ячневой муки. И вот в одном из разрушенных районов города, неподалеку от Елецкого монастыря, основанного в XII веке, я увидел огромное земляное возвышение. Оно казалось еще большим оттого, что дома вокруг были снесены злодейской рукой врага – фашисты, отступая из Чернигова, планомерно взрывали квартал за кварталом, и на уцелевших стенах и руинированных останках домов, окружавших земляной холм, значилась белилами надпись: «Мин нет! Инструктор Стрелец»…
Черная Могила. В диаметре она была куда больше ста метров, в высоту показалась мне метров около пятнадцати, но потом я узнал, что она чуть пониже. Местные сказали, что в ней был похоронен в незапамятные времена основатель города князь Черный или Чермный, то есть «красный», «красивый». И не знаю уж, рыжеволосым он был или просто красивым, видным, если он вообще был.
А теперь несколько слов об одном интересном человеке прошлого века, сведений о котором не найти в последних наших энциклопедиях, а в старых ему дана сдержанная, местами даже очернительная характеристика. Варшавский юрист Дмитрий Самоквасов. К тридцатилетнему возрасту только в Черниговской, Курской и южных губерниях Новороссии раскопал более трехсот курганов и других средневековых захоронений! Пятьдесят восемь курганов вскрыл лишь у черниговского Троицкого монастыря и семьдесят три – в районе Белогорской пустыни.
Значение этой огромной работы было чрезвычайно велико. В общественной жизни России шла борьба патриотов и антипатриотов, не затухала ожесточенная полемика между норманистами и их противниками, которые с помощью бесспорных материальных доказательств пытались развеять мертвый дух норманизма. Витал тогда над головами ученых дух незабвенного Шлёцера, который еще в середине XVIII века промямлил в печати на своем немецко-русском научном жарг