оне по поводу одной из археологических находок на Украине: «Новоруссия есть та земля, через которую все народы, переселявшиеся из Азии в Европу, не только проходили, но и останавливались в ней. Чего еще впереди не выроют из здешних курганов. Но все эти редкости не принадлежат туда, где говорится только о первых столетиях России».
И свою главную задачу Дмитрий Самоквасов видел в том, чтобы доказать или опровергнуть предположения, что в курганах и других захоронениях лежат свидетельства нашей, как он писал, «национальной древности». Каждый летний сезон он бросал службу, нанимал за свой счет рабочих, транспорт, покупал тару, сам копал слежавшуюся за тысячелетие землю, безвозмездно передавая находки в государственные и частные хранилища. В 1873 году, когда его «частные средства были почти истощены», он приступил к главным работам на черниговской Черной Могиле.
Вспоминаю этот огромный искусственный древний холм, вокруг которого не раз я бродил за последние тридцать лет. Не очень представляю, как можно было без экскаваторов и буров, только лопатами и ломами добраться за лето до центрального подножия его, поднимая землю из глубоких стволов в плетеных корзинах с помощью примитивных блоков. За год до этого на Гульбище, приметном деснянском мысу, археолог раскапывал большой курган Болдиных гор между Елецким и Троицким монастырями. Копать приходилось наудачу, не зная, лежит что-нибудь внизу или все это пустая затея. И никакого открытия бы на Гульбище не состоялось, если б Московское археологическое общество и черниговское земство не дали тогда археологу по 300 рублей. Эти деньги, однако, были за сезон истрачены и, как вспоминал позже Дмитрий Самоквасов, «в 1873, в 1874 и в 1875 годах раскопки были ведены мною на собственные средства». Подвиг! Однако ни в старых, ни в новых справочниках, рассказывающих о необыкновенных находках на Гульбище и в Черной Могиле, не воздается должного замечательному русскому археологу Дмитрию Самоквасову, о коем сегодня почти все забыли. Да разве ж только о нем одном? Как «не счесть алмазов в каменных пещерах», так не счесть в тысячелетней толще нашего народа истинных патриотов своей родины, «влюбленных, – по словам М. М. Пришвина, – в ту сторону прошлого, где открыты ворота для будущего», и за это дело готовых «зябнуть, голодать и даже вовсе погибнуть», не думая о признании своих заслуг современниками или потомками.
В звездном для Дмитрия Самоквасова 1872 году он сделал в Московском археологическом обществе доклад о том, что многочисленные городища на нашей земле – это останки городов раннесредневековой Руси. Он ссылался на многочисленные раскопки, собственные и своих единомышленников, на свидетельства летописей. Ведь в V веке князь Кий, согласно «Повести временных лет», закладывал города. И не только на Днепре! «Идущю же ему опять, приде к Дунаеви, възлюби место и сруби градокъ малъ, хотяше сесть съ родомъ своимъ и не даша ему близь живущий, еже и доныне наречать Дунаицы городище Киевець». Археолог со скрытой горечью вспоминал о том ученом заседании: «Из присутствующих на заседаниях ученых только граф Уваров (председатель археологического общества. – В. Ч.) высказался в пользу моего воззрения; гг. Погодин, Срезневский, Бычков, Калачов, Савваитов и Богословский высказались против него…» Да, не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть, правда что, русских людей, плативших дорогую цену за любовь к своему народу!..
Приступая к работам в Чернигове, Дмитрий Самоквасов, наверное, предчувствовал открытие. Еще в начале века близ Черной Могилы был срыт для расширения ремесленного училища первый большой курган города. В нем нашли груды человеческих костей, железные кольца панциря, остатки кольчуги, медный сосуд, серебряные монеты и, главное, «серебряную тщательной чеканки (чистого серебра) отделку большого рога с резьбою и чернью гладкой и тонкой работы; узкий конец его был отделан в виде орлиной головки». А может быть, сокола? Ничего определенного нельзя сказать – попечитель училища сообщил в 1852 году в «Черниговских губернских ведомостях» о том, что у него «взял их в то время барон Сердобин; он умер, не известив меня о судьбе наших находок». В кургане на Гульбище в 1872 году были обнаружены медный щит, железный шлем, кольчуга, меч, копье, стремена, чугунный сосуд, костяные, медные, серебряные и золотые пуговицы, бляшки, пряжки, кольца, бусы, множество других предметов и слитков неизвестных вещей…
И вот – Черная Могила! Чтобы разрыть ее, вспоминал Д. Самоквасов, «потребовалось около трех месяцев времени, причем ежедневно работало от 15 до 20 человек», которым археолог, повторяю, платил из последних своих средств. Первая же находка превзошла все ожидания. На четырехметровой глубине лежали шлемы, кольчуги, железный котел, жертвенные ножи, бронзовый идол, стоящий на коленях, но все это отступало перед двумя другими находками. В земле вспыхнула золотая искорка, и Дмитрий Самоквасов дрожащими пальцами положил на ладонь золотую византийскую монету с двумя портретами и надписями. Тут же была найдена идентичная монета. Ученые установили, что они относились к концу Х века.
Однако еще более ценные находки были впереди. Вот они – два турьих рога, отделанные изумительной по совершенству серебряной чеканкой, которая до сего дня вызывает пристальный интерес искусствоведов, археологов, мифологов, историков. На очень небольшое изобразительное пространство нанесены поразительно ясные орнаменты из древ, цветов, чудовищ, среди коих в строгом композиционном ритме разместились реалистичные фигуры-силуэты драконов, двух орлов, двух маленьких собак, волка, петуха, и академик Б. А. Рыбаков пришел к твердому выводу, что вся эта чекань-живопись отражает «какие-то местные русские орнаментальные мотивы».
И еще – две человеческие фигурки близ изображения орла. Мне довелось не раз видеть этот турий рог из черниговской Черной Могилы в Государственном Историческом музее, вглядываться в бесподобную его серебряную чеканку – изящную, тонкую, динамичную, – но все же лучше будет, если о последней композиции расскажет специалист.
«Левая фигура изображает человека в какой-то малопонятной одежде, вроде длинной рубахи, босого, без шапки. Его левая рука протянута вперед и как бы что-то ловит; в правой руке – большой лук сложной системы и с ясно обозначенным способом прицепления тетивы. Около охотника, за его спиной, в воздухе две целых стрелы и одна разломленная пополам. Одна стрела ромбовидная, другая – двурогий «срезень», предназначенный для стрельбы по птицам; оба типа стрел хорошо известны по русским древностям Х в. и найдены в той же Черной Могиле.
Правая фигура – в длинных штанах, с колчаном у пояса, держит лук в левой руке; правая рука у него согнута таким образом, как будто охотник только что пустил тетиву. Эта фигура отличается разделкой волос и длинными косами, спускающимися от правого виска к бедру. Можно даже разглядеть нечто вроде двух височных колец в том месте, где прическа переходит в косу.
…Охотники стреляют в хищную птицу, но ни в птице, ни около нее стрел нет; стрелы как бы возвращаются обратно к охотникам и изображены за их спинами летящими в беспорядке, оперением вперед и частично поломанными… Очень близкой фольклорной параллелью является былина об Иване Годиновиче, где действуют мужчина, женщина, птица и заколдованные стрелы. Место действия – Чернигов» (Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М., 1948, с. 286–287).
Дмитрий Самоквасов не удовлетворился находкой и продолжал копать далее, еще на семь метров в глубину. У основания захоронения, в центре его, обнаружились останки двух сожженных трупов воинов и, вероятно, рабов и рабынь, пострадавшие от огня и ржави мечи, кольчуги, сабля, наконечники копий и стрел, топоры, железные серпы, скобели, долота, бляхи от щитов, набор для игры в «бабки», глиняные горшки, замки, ключи, игральные кости, остатки глиняных пряслиц, деревянных ведер…
Ничего подобного по богатству, разнообразию и важности находок не дала пока ни одна археологическая экспедиция! Это славянское захоронение неоспоримо свидетельствовало о состоятельности дружинников или феодалов земли северян, о высоком уровне ремесла тех давних времен, о художественном вкусе и мастерстве безвестных оружейников и ювелиров, о сложной мировоззренческой мифологии наших предков… Дмитрий Самоквасов предметно доказал, что северяне были духовно и материально богатыми людьми, имели международные связи, в частности, с Византией… Слава археологии!
Филологическое путешествие в прошлое можно повторить, археологическое – никогда, но есть в этих науках и кое-что общее, например, почти безграничный объем информации об истории и культуре навсегда ушедших в небытие эпох. В самом деле, если взять, скажем, русский язык XII века, то, кроме сведений, что он нес, это целый мир! И как он различен в летописях, литературных произведениях, церковных книгах, проповедях, переводах, берестяных грамотах, оставаясь совершенно неизвестным в разговорной речи и диалектах! А насколько отличаются по языку великие памятники нашей средневековой словесности – «Слово о полку Игореве», «Поучение» Владимира Мономаха и «Слово» Даниила Заточника! И археологический материал, добытый в различных местах, всякий раз по-новому рассказывает о быте, искусстве, образе жизни, верованиях, орудиях труда, жилищах, военной технике, ремеслах, торговых связях, событиях далеких времен и о многом-многом ином, имеющем, как и в литературе, свои трудные тайны…
– Как глубок серенский ров? – продолжаю я расспрашивать Татьяну Николаевну Никольскую.
– Еще сейчас от заплывшего дна до гребня вала метров десять будет.
Ничего. Хотя козельский был много глубже.
– А о стенах ничего не скажете?
– Стояли. В нескольких местах раскопали фундаменты. И вообще орешек этот был маленьким, но довольно крепким, с ядром.
– Вы имеете в виду детинец?
– Да. С преградьем и селищами. И вообще, там столько неожиданностей!
– Например?
– Даже не знаю, с чего и начать… В слоях – вся история средневекового Серенска. Сняли плотный слежавшийся слой, потом пошел рыхлый, серовато-бурый с включениями сожженной глины, мелких камней, золы, извести; мертвый прах над погибшим городом. А под ним главное – мощный черный сухой слой: уголь, зола, известь, обожженная глина, уголь и снова сплошной уголь. Город сгорел сразу весь и дотла! Ниже были кое-где еще следы пожара, которые можно связать с междоусобной войной 1232 года, отмеченной в Воскресенской летописи. Город, кстати, назван там Сереньском. А вскоре он был уничтожен полностью. Главное открытие при раскопках – тот самый сплошной слой всепожирающего пожара…